ПРОЛОГ

Операцию следовало завершать быстрее, потому что начинало смеркаться, а в темноте оставшиеся боевики, знающие местность лучше спецназовцев, только накануне выброшенных в район с вертолетов, могли уйти. Правда, и осталось их совсем немного, всего-то несколько человек, но каждый из бойцов федеральных сил знал, сколько бед могут натворить эти несколько человек, если оставить их в живых и на свободе. Эту ситуацию прекрасно чувствовало не только командование, уже надоевшее часто повторяемыми приказами максимально ускорить действия, но и сами спецназовцы, которым не очень-то хотелось мотаться всю ночь без сна и отдыха в холодном лесу, а может быть и следующий день. А за ночь бандиты эмира Людоеда могут уйти далеко.

А если удастся поспать то и ночевка в лесу обещала мало приятного. Согласно календарю зима только закончилась. Но на Северном Кавказе лишь днем про зиму не вспоминаешь, радуешься солнцу и ясному небу, и только ночью ощущаешь, что до лета еще далеко. Впрочем, в горах и летом по ночам жарко не бывает.

Разгром основных сил банды Исрапила Людоеда произошел быстро и закончился без потерь. Бандиты сконцентрировались для проведения крупной акции. Силы собрали немалые, больше пятидесяти человек, в основном из молодых безработных, у которых руки тянулись к оружию. Как предполагалось, они намеревались захватить целый поселок, и объявить себя там властью хотя бы на несколько дней. Они ждали нелетной погоды, в которую войска не смогут перебросить вертолетами. А дороги они намеревались блокировать искусственно созданными завалами. Боевики сидели в лесу, готовые к выступлению. Бандитов окружили почти полностью и придавили мощным минометным огнем. Потом вертолеты «поливали» ущелье и склоны гор НУРСами. И только после этого федералы пошли вперед. И опять при явном преимуществе. Там, где воюет строй против строя, боевики со спецназовцами тягаться не могут. Но вот в лесу, куда они сумели все же прорваться, потеряв четыре пятых состава, воевать было сложнее, и ждать выстрела приходилось из-за каждого куста, и часто в спину.

Спецназовцы двух ведомств, занятые в операции, торопились. По склону горы и сверху напирали «краповые», – бойцы отдельного отряда спецназа внутренних войск, а вдоль долины и снизу цепью прочесывали местность силами трех взводов бойцы спецназа ГРУ, ведомые своим комбатом подполковником Студенковым.

Стычки вспыхивали только первое время, когда бандитов еще можно было встретить группами по два, по три человека. И эти группы сразу уничтожались. А когда остатки банды почти полностью рассеялись, уже и звуки автоматных очередей практически не раздавались. Только время от времени из рядов спецназа ГРУ поочередно стреляли два ручных пулемета. Спецназовцы часто применяли такую тактику: если попадались кусты, в которых мог кто-то спрятаться, по этим кустам вначале вели огонь из пулеметов, и только потом вперед шли бойцы, проверяя. И пусть никого не находили в тех кустах. Но лучше перестраховаться, чем самому попасть под автоматную очередь...

* * *

– Андрюша, возьми трех человек, посмотри вон там, – подполковник показал пальцем, где именно следует посмотреть. – Там за кустами, судя по профилю, должна быть какая-нибудь низинка, в которой можно отлежаться. Видишь, ручей стекает по склону, а потом пропадает. Значит, есть проход в другую сторону. И обязательно кусты у ручья будут. Где ручей, там даже на камнях кусты растут. И осторожно – сначала стреляйте, потом смотрите.

Комбат послал вперед не просто младшего сержанта, – своего племянника, единственного сына своей старшей сестры. Он всегда посылал его первым, чтобы не думали, будто Алексей Владимирович пригрел его у себя в батальоне. Если взял контрактника-родственника, с него спрос должен быть особый. Его можно назвать Андрюшей, это поймут. Не поймут, если беречь его будешь больше, чем чужих сыновей. Так комбат понимал службу.

Младший сержант Андрей Красников отношение к себе дяди Леши, – так звал комбата не только он, но и все в батальоне, за глаза, конечно, – понимал плохо. Не так был воспитан. И считал, что он вправе пользоваться родственными связями. Он слегка обижался из-за того, что вместо поблажек дядя был с ним излишне строг и давал ему лишнюю нагрузку, но хорошо понимал и другое. – Если дан приказ, его следует выполнять. Тем более в боевой обстановке. Службу младший сержант, что называется, знал. Он сразу показал пальцем поочередно трем солдатам, словно сосчитал их:

– За мной!

Пригорок, за которым должна быть по логике, как казалось подполковнику, низинка, находился метрах в сорока с небольшим от места, где стояли командир батальона и начальник штаба. Начальник штаба беседовал с кем-то по переговорному устройству, потом махнул рукой, показывая командиру, что он спешит куда-то по срочному делу, и не пошел, а чуть ли не побежал. Майор Листвичный всегда так бегал, чуть суетливо, внешне бестолково, подпрыгивая, но все же старался везде успеть, и почти всегда успевал. И это его поведение было свойственно не только в боевой обстановке, но и обычной штабной жизни, и заставляло офицеров штаба порой суетиться так же, как начальник, что, разумеется, не слишком нравилось комбату, человеку вдумчивому и сдержанному. Однако не в его власти было выбирать себе начальника штаба. Кого поставили, с тем и приходилось иметь дело. Майор Листвичный, впрочем, был человеком сговорчивым, и не склонным к ссорам. И потому трений среди руководства батальона не было. Как не было, к сожалению, и полного понимания.

Оставшись в окружении двух неполных отделений, подполковник жестом показал направление:

– Двигаться через эти заросли рассеянной цепью. Смотрите, кто-нибудь может калачом под кустом свернуться, не пропустите. Я два года назад не заметил бы одного, да на руку ему нечаянно наступил. Он очень возмутился. Оказалось, музыкантом был и руки свои берег. Не уберег вот голову: убежать надумал, и часовому пришлось его пристрелить.

Солдаты во главе с сержантом, выполняя приказ, быстро рассыпались цепью и двинулись в указанном направлении, а подполковник, перебросив автомат в другую руку, почесал мушкой себя за ухом, осмотрелся и неторопливо пошел вслед за четырьмя бойцами, отправленными искать и проверять низинку, в которую сбегал ручей. Как бы ни показывал Алексей Владимирович свое строго отношение к племяннику, а беспокоился за него и всегда старался присмотреть. Так было и в этот раз.

Подполковник прошел уже половину пути, когда все началось. Действие разворачивалось у него на глазах. Солдаты взошли на пригорок и сразу дали по очереди в кусты. И тут же еще по две очереди каждый. А это уже значило, что они обнаружили там подозрительное место.

Студенков стремительно прибавил шаг и хотел было сменить рожок у автомата, по весу определив, что в установленном рожке патроны на исходе, но услышал спокойный голос племянника, и посчитал, что ему самому стрелять уже не придется.

– А ну, вылезай! – громко скомандовал Андрей. – Вижу, что живой, вижу. Быстро, козлина...

Над пригорком показалась голова со светло-зеленой повязкой поперек лба. Повязку украшала традиционная надпись из Корана, выполненная арабской вязью. Лицо бандита показалось Студенкову черным, как у негра, хотя черты лица были явно не негроидными. От страха, что ли, почернел?

– Лапки за голову и не суетись, – продолжал командовать Андрей. – Башку одним выстрелом вместе с повязкой снесу. Поднимайся выше.

Андрей в самом деле, как знал подполковник, умел хорошо стрелять из автомата прямо от пояса, когда и очереди не ждешь. И стрелял он точно. Автомат в этом случае фиксировался локтем, и потому ствол не бросало. Кучность попадания получается высокой.

Бандит в испачканном светло-коричневой грязью камуфлированном костюме послушно поднял руки, и сцепил их за затылком в замок. Но бросил при этом взгляд в сторону, куда-то за спину младшему сержанту и солдатам. Они сами этот взгляд не заметили. Или заметили, но просто внимания не обратили. Не хватило опыта, свойственного офицерам. Но Студенков, уже близко подошедший, среагировал правильно и проследил за направлением взгляда.

Другой бандит, в «камуфляже», испачканном точно такой же грязью, как и у первого, вышел из-за камня, окруженного кустами. Этот держал себя свободно, страха не показывал и двигался мягко и неслышно. Подполковник еще только начал поднимать автомат, когда граната, брошенная вторым бандитом, уже полетела за спину солдатам, а сам бандит снова скользнул за камень, прячась от осколков мощной «Ф-1». Подполковник Студенков выстрелил в бандита, но опоздал на какую-то долю секунды, и камни зазвенели под пулями, а с ближайшего куста упало несколько срезанных безлистных по времени года веток.

– Ложись! – крикнул Алексей Владимирович крикнул и сам бросился на землю.

Но у солдат и реакция оказалась не такой быстрой, как у офицера. Всем четверым для чего-то потребовалось еще обернуться, хотя характерный щелчок прижимного рычага они должны были услышать, и все на занятиях многократно реагировали на такой щелчок, дающий три-четыре секунды на раздумья и действия. Опытный человек успевает упасть и спастись. Успел даже бандит, что держал руки за головой – он прыгнул в сторону, хотя, кажется, тоже с небольшим опозданием. А солдаты опоздали. Для них сам момент поимки бандита сослужил плохую службу, расслабив их и дав почувствовать себя победителями. Оказалось, расслабились слишком рано. Граната взорвалась в трех метрах за их спинами и свалила всех четверых.

Бандит, бросивший гранату, снова высунулся из-за большого камня. Подполковник Студенков дал еще одну очередь, снова в камень, но израсходовал последние патроны. Сухой щелчок автомата показал, что пора менять рожок. Но этот же звук услышал и бандит, он выскочил из-за своего укрытия и в несколько быстрых ловких скачков сократил дистанцию. Автомат в его руках был поднят и наведен на комбата.

– Что? Это все? – спросил бандит, довольно улыбаясь одними глазами.

В глазах этих не было злости, было только любопытство и уверенность в собственной победе. А победа эта была не простая. Даже по возрасту офицера, не видя его погон, скрытых бронежилетом и «разгрузкой», он уже мог понять, что это не юный командир взвода.

Подполковнику Студенкову было унизительно лежать и ждать смерти. И он поднялся в полный рост, и расправил плечи. Но смотрел при этом не на бандита, а на своих солдат. Двое из них не подавали признаков жизни. Двое были только ранены, но ранения, несомненно, были тяжелыми, и помощи от них ждать не приходилось. Едва ли они были в состоянии даже оружие поднять. Но Алексея Владимировича волновало, где Андрей Красников, его племянник. Взрыв отбросил солдат так, что подполковнику не видно было верхней половины тела, но видны истерзанные осколками гранаты ноги. А чьи это ноги, убит племянник, за которого он взял на себя ответственность перед сестрой, или только ранен, определить было невозможно.

– Я задал тебе вопрос, – сказал бандит, любуясь собой.

– Пошел ты...

– Это правильно заметил, мне пора идти... – бандит поднял автомат.

Он ждал реакции подполковника, в глаза ему заглядывал, стремясь увидеть в них страх, но видел только, что офицер всматривается в сраженных осколками солдат, и совершенно не обращает внимания на противника, и абсолютно не думает о своей судьбе.

– Эмир! – раздался голос. – Исрапил...

Это звал тот бандит, что недавно стоял с поднятыми руками. Он, видимо, был тоже ранен и просил помощи.

– Исрапил, – вновь раздался зов.

Алексей Владимирович понял, что встретился лицом к лицу с главарем бандитов Исрапилом Азнауровым, которого обычно звали Исрапилом Людоедом. Это была уже не первая операция против Людоеда, но всегда счастье было на его стороне, и матерый бандит умудрялся выпутаться даже тогда, когда надежды, кажется, никакой не было.

– Ты кто? – спросил Людоед. – Ты здесь командуешь?

– Да, я. Мой батальон уничтожил твою банду. Жалко, тебя сразу не достали.

– Уже не достанете, комбат.

– Стреляй, сегодня твой праздник.

Исрапил отступил на три шага, чтобы не дать возможности подполковнику атаковать его, и оглянулся. Студенков все же попытался шагнуть вперед, проверяя реакцию Людоеда, и тут же прозвучал выстрел. Людоед стрелял, но прицельно в колено подполковнику, и добился своего – свалил комбата.

– Исрапил, – снова позвали из-за пригорка. Звали, надеясь на помощь.

Людоед крикнул что-то на родном языке, шагнул к лежащему Студенкову, забрал его автомат и забросил далеко в кусты. Потом, подумав, нашел взглядом кобуру, подошел ближе, прижал ствол своего автомата к горлу и вытащил пистолет из кобуры, полностью обезоружив противника.

– Живи пока, – сказал Людоед. – Я разрешаю, в честь моего праздника.

Он сам себе, кажется, очень нравился в этот момент. Но пора было идти, и Людоед пошел, не оборачиваясь на побежденного спецназовца. С раненым бандитом разговор велся на родном языке, которого подполковник не знал. Потом, не глядя на раненых солдат, эмир спустился за пригорок. И больше Алексей Владимирович его не видел. Да ему и смотреть было некогда. Исрапил не догадался вытащить из нагрудного кармана разгрузки переговорное устройство. Но сам Алексей Владимирович про него не забыл. Быстро включил и проговорил:

– Всем! Я ранен. Есть еще минимум двое раненых. Возможно, двое «двухсотых». Санитаров ко мне. Исрапил Людоед с раненым бандитом уходят по склону в южную сторону. Перекрыть пути отхода... Листвичный! Принимай командование на себя. Осуществляй преследование.

* * *

Несмотря на всю суетливую беготню, что устроил в ущелье майор Листвичный, обнаружить и задержать эмира Исрапила Людоеда не удалось. Он словно под землю провалился. Или ушел в пещеры, о которых говорили уже неоднократно, но которых никто из спецназовцев не видел. Местные пещеры не были даже отмечены на картах, хотя слухи об их существовании гуляли регулярно.

Спецназ ГРУ вылетал на операцию по тревоге и врача с собой не взял. Были только санинструкторы, которые перевязали комбату ногу, пытались поставить укол промедола, от которого Алексей Владимирович отказался, и на большее способны не были. Тяжелые ранения получили и двое солдат, в том числе и племянник комбата. Этим промедол все же вкололи, поскольку раны у того и у другого были тяжелыми и множественными. Санинструкторы и врач «краповых», с которыми армейцы соединились на склоне, благополучно не постреляв друг в друга, оставались рядом с ранеными до прилета вертолета, но ничем помочь на месте не могли. Но носилки к вертолету все же несли, и даже врач, обладающий узкими, как обратил внимание подполковник Студенков, ладонями, в которых рукояти носилок едва-едва помещались, от такой работы не отлынивал.

В аэропорту уже ждали три медицинские машины. В две загрузили раненых, в одну – «груз 200» и быстро отвезли в госпиталь, где сразу развезли подполковника и раненых солдат по разным операционным.

Только в момент, когда Алексея Владимировича начал брать операционный наркоз, у него в голове мелькнула мысль, что с таким ранением, как у него, есть риск остаться хромым на всю оставшуюся жизнь. По крайней мере, в спецназе ему, скорее всего, больше не служить. Еще мелькнула мысль, что комбатом станет, скорее всего, майор Листвичный, который своей суетой загоняет и загубит батальон. Потом подумалось про племянника, потерявшего сознание при погрузке в вертолет и больше в него не приходившего. Еще мелькнул перед мысленным взором образ старшей сестры, матери Андрея... И все... Больше комбат ничего не помнил.

Наркоз свое свое дело сделал.