– Приветствую тебя, Новгород. Когда я стоял здесь в прошлый раз, я просил вас сделать меня своим посадником. Я обещал, что, если стану посадником, то дам вам защиту от врагов, и сделаю Новгород сильным. Вы же меня не послушали, и вот результат. Теперь иноземец, не знающий даже нашего языка, от лица киевского князя учит нас, как нужно правильно верить, хулит нашу веру, поит народ вином, говоря, что это кровь Бога, будто бы народ – это упырь, который должен пить кровь.

 И народ зароптал, и пошло в толпе волнение.

– Не гоже! – кричали торговцы.

– Долой чужаков! – голосили даже некоторые смельчаки.

– Князь Владимир покорился ромейскому владыке, – продолжал Богомил, – его держат в плену и заставили подписать грамоту с приказом весь Киев и Новгород обратить в новую христианскую веру. Сначала они крестят нас в свою веру, а затем заберут нашу землю, а всех нас сделают рабами. Великий град Новгород, где испокон века жил свободный люд, покорят иноземцы. Скажите, дадим мы им это сделать?

– Нет, не дадим!

– Долой басурман!

И большая толпа горожан вслед за Богомилом двинулась прямо на Преображенскую церковь. Христиане закрыли врата храма и огромные ставни, в результате чего оказались запертыми внутри. Отцу Иоанну объяснили, чего требует народ, а архиепископ заговорил на ломанном русском:

– Мы же здесь по велению князя. Как смеют они бунтовать против воли своего василевса? Они же чернь. У нас даже знатные люди не могут перечить кесарю.

– На Руси народ вольный, святой отец, – заговорил вдруг Костя Новоторжанин, – не привык подчиняться одному богу и одному василевсу. Но мы можем их усмирить, если пойдём на союз с волхвами.

– С кем?

Архиепископу на его родном языке объяснили, кто такие волхвы, и он на своём же языке отвечал.

– Христиане не идут на союз с язычниками, – переводил толмач, – христианская вера несёт людям душевное спасение, но если не хотят они спасение, то пусть горят в аду.

– Но, батюшка, – не сдавался Костя, – волхвы враждуют с колдунами, они помогут нам и помогут крестить много людей. Без них нам не одолеть колдунов.

– Хватит! – отвечал архиепископ, – я устал от этой земли, устал от этого беспорядка. Я целый месяц нёс этим дикарям слово божье. Видимо, дьявол завладел их умами. Я возвращаюсь в Киев.

– Сначала нужно выбраться за эти стены, – съязвил Костя.

– Сжечь их, – послышались голоса с улицы.

– Да, сожжём храм! – вторил ему другой голос.

– Плохи наши дела, – говорил Новоторжанин, – если не выйдем сейчас, нас тут зажарят заживо.

– Так выходим же. С нами Бог, неужели мы испугаемся каких-то варваров?

И отец Иоанн пошёл вперёд всех. Ворота открылись, и священник пошёл навстречу толпе.

– Именем Божьим, заклинаю вас, – начал он.

– Бей попа, – прокричал кто-то из толпы, и не успел архиепископ договорить, как разъярённые горожане набросились на него. В последний момент Костя вытянул его на себя за рясу и закрыл собой. Завязалась драка. В храм язычники войти не могли, там не было больше места, дрались прямо в проходе. Вытаскивали кого-нибудь из храма и избивали уже на улице. Выбитые из строя бойцы уползали на паперть, а оттуда куда подальше. Послышались дикие женские крики, на весь двор раздался звонкий детский плач. Ольга издали пыталась разглядеть мужа, но Кости нигде не было видно. То ли он был в самой гуще схватки, то ли уже лежал где-то с пробитой головой, а, может, вовсе затоптали в толкучке. Узнать это не было никакой возможности. В храме было хорошее эхо, шум драки поднимался под самые купола и облетел весь Новгород. Василий Буслаев услыхал этот шум за версту. В один миг собрал он людей и бегом направился в Неревский конец. Уже по дороге узнали, кто, кого и за что бьёт и помчались к храму.

– Кого бить-то будем, Вася? – спрашивал Потамий Хромой.

– Ещё спрашиваешь? Костя – мой названный брат. Раз он христианин, значит, бьём тех, кто бьёт христиан.

– Ой, что ж это делается-то! – послышался рядом отчаянный женский крик. Какая-то христианка стояла на коленях прямо на земле, с разбитым в кровь лицом, и неистово молилась и сыпала проклятия на язычников.

– Господи, помоги! Господи, защити!

И тут же откуда-то появилась группа отчаянных молодцов, уже одним своим видом наводящих на всех ужас. Некоторые были разодеты как шуты, в красные рубахи с длинными рукавами, в которых, однако была специальная прорезь для кулаков. У некоторых, включая огромного как скала вождя шествия, на голове был чёрный шутовской колпак. Этот здоровяк слово таран решительной поступью ворвался в толпу, пробивая себе дорогу к храму. Под его кулаками враги разлетались в разные стороны, как трава под косой, и, если оставались в сознании, хватались за голову и уползали в сторону.

– Берегись, шуты здесь! – прокричал кто-то. Горожане тут же прекратили своё нападение на христиан и все вышли из храма навстречу новому страшному врагу. Братчина Василия меж тем уже поломала строй новгородских горожан и многих побила или обратила в бегство. Из храма понемногу стали выбираться и христиане. Показался и Костя, он стоял возле самого архиепископа, защищая его от нападок врагов. Богомил со стороны, сидя верхом на коне, наблюдал за происходящим. Вскоре здесь появился и Стоян Воробей со своей свитой.

– Эх, Богомил, что же ты наделал, – вымолвил он.

– Ты же сам этого хотел, только боялся. Ничего, если что, вали всё на меня.

– Садко, – вдруг подозвал Стоян, и один из всадников вплотную подъехал к нему.

– Слушаю, владыка.

Но Стоян вдруг отвернулся от него в другую сторону и скривил лицо.

– Ты чего, чеснока что ли объелся?

– Да, – улыбнулся в ответ Садко, – говорят, убивает всякую заразу во рту.

– Дурак. Я видел у тебя лук, ты стрелять-то умеешь?

– Обижаешь, владыка, бегущему зайцу в глаз попадаю.

– Хорошо, вот и покажи мне своё мастерство. Видишь того крепкого молодца. Запамятовал, как его…

– Это Василий Буслаев, владыка. Сын боярина Буслая, твоего старинного друга. Тот самый, который на вече….

– Понял, понял. Давай-ка, пристрели его.

– Как же так, владыка?

– Ты не понял приказа, дьяк?

– Но он же в толпе, – возражал лучник, – я ненароком могу задеть кого-нибудь из горожан.

– Ничего, он широкий, ты не промахнёшься. Стреляй.

Садко взял стрелу, вложил её в лук и натянул тетиву. Спина Василия воистину была огромной и сейчас была совершенно открыта. Сразу несколько врагов пытались его свалить, но их удары его даже не пошатнули. Крепка была шея витязя, крепко он стоял на земле.

– Стреляй же! – кричал Стоян на прицеливавшегося дьяка.

– Нет, там дети, если задену….

– Не дури мне голову. Стреляй, сукин сын!

Ещё немного, и стрела готовы была уже вырваться из натянутой до предела тетивы. Но вместо этого стрелок опустил лук.

– Нет!

Богомил Соловей злорадно улыбнулся.

– Вот, значит, как? – гневался Стоян, – Ты хочешь у меня служить или нет? Тогда стреляй. Это твой путь в мою личную дружину, а, может, и в младшую дружину Новгорода. Не перечь своему посаднику.

– Нет, владыка, что хочешь со мной делай. Я не буду стрелять в друга.

– Ну, тогда, пошёл вон с глаз долой, – обозлился Стоян, и Садко поспешил убраться отсюда прочь. Оставалось только гадать, какое наказание приготовит для него Воробей, но добра от этого искать точно не стоило. А ведь если бы не Садко, да не Василий Буслаев, Стоян ни за что не стал бы посадником. А меж тем Воробью самому пришлось исправлять положение, и его младшая дружина, не слезая с коней, заехала прямо в толпу и многих передавила, другие же бросились в рассыпную. Один дружинник хотел задавить и Василия, но тот лишь пригнулся, взял обеими руками коня за живот и опрокинул его на землю вместе с всадником. Вместе со своим братством Василий Буслаев отступил к храму и скрылся внутри. Здесь он встретил и Костю с рассечённой бровью, который всё это время держался возле отца Иоанна и защищал его. Священник, однако, тоже не отделался одним испугом и сейчас прикрывал рукой подбитый глаз. Посадник Воробей слез с коня и один направился в храм.

– Прощения прошу за беспорядки, – проговорил он, обращаясь к отцу Иоанну. – Видимо, ваша вера слишком противна нашему народу.

– Ты пошёл против воли князя, – бросил ему архиепископ.

– Да нет, батюшка, если бы не я, вас бы всех тут перебили. Я спас вас. Народ не хочет вас принимать, не я.

– Я вернусь в Киев и всё доложу митрополиту.

– Ну, воля твоя.

И архиепископ, гордо перешагивая через тех, кто уже валялись без чувств, отправился к себе домой. Вскоре он действительно отбыл в Киев, массового крещения Новгорода не состоялось. Совсем иначе дело обстояло в стольном Киеве.  Здесь христианство приняли многие, в том числе и знатные люди. Колдунов там уже не было, и некому было воспрепятствовать этому. Митрополит Михаил фактически стал уж главной города и распоряжался всюду, словно князь. Он же стал собирать войско, призывая на помощь всех христиан, когда узнал, что язычники из Чернигова идут войском на Киев. Теперь чародейские богатыри избрали себе нового воеводу – Дубыню – вождя клана Вепря, вместе с которым был и черниговский князь Всеоволод Додон. На призыв митрополита в свою очередь откликнулись монахи из соседней Болгарии и прислали своё христианское войско, которое тут же в народе окрестили потыками, то есть птицами за лебединые крылья, которые они прикрепляли к своим доспехам со спины. Но именно болгарские потыки стали первыми христианскими богатырями, которые должны были дать отпор языческим богатырям. Князь Владимир в свою очередь никак не отреагировал на происходящее, поскольку был занят важным делом на ромейской земле. Долгое время он ждал, когда приплывёт его невеста, пока не понял, что император Василий просто решил его обмануть и не выполнять данное слово. Тогда русский князь развернул свои войска в сторону моря, где на Крымском полуострове стоял богатый ромейский городок – Херсонес. Из мести императору Владимир взял город в осаду. Горожане храбро отбивались и имели массу припасов, что говорило о том, что осада города будет долгой. Для Киева это означало, что подмоги от великого князя ждать не стоит, отбиваться и держать осаду в случае чего придётся своими силами. Для Новгорода это на некоторое время означало свободу и независимость. Казалось бы, мечты Василия начали сбываться. На радостях он даже отправился к старшине Чуриле и говорил ему такие слова:

– Не хочу быть твоим врагом, старшина. Хочу, как и ты, служить посаднику Стояну. Ведь мы делаем одно дело.

 Чурила лишь недобро улыбнулся, впрочем, его изуродованное шрамом лицо иначе и не умело улыбаться.

– Думаешь, в дружину обратно вернуться, мальчик? Думаю, в думскую избу ты теперь попадёшь только как шут.

И в ответ на это все люди Чурилы дружно расхохотались.

– Напрасно ты меня обижаешь, старшина. Потеряешь хорошего друга и помощника.

– Думаешь, мне нужна помощь такого, как ты? Кто ты такой? Выскочка, молокосос. Не пройдёт и двух лет, как тебя пустят на нож. Видел я таких немало. Быстро начинали, вверх взлетали, но быстро и заканчивали. Ты сначала доживи до моих лет, проживи с моё, а потом и делай мне такие предложения. Всё, ступай, мальчик, не о чем нам с тобой больше говорить.

И Василий, стиснув зубы, вынужден был уйти. Нет, никто не знал здесь чести и уважения. И всё же слова Чурилы запали молодому старшине в душу. Он ни раз уже задавался вопросом, почему его друг – Потамий Хромой не борется с ним – своим старшиной за лидерство и преспокойно остаётся в тени? Были до Василия молодые старшины, но все они погибали молодыми. Были те, которые очень быстро и стремительно достигали больших высот, были и такие, которые всех других старшин подчиняли себе и становились единоличными правителями Людина конца. Такого называли уже не старшиной, а головой. И власть таких голов тоже длилась не долго. Одного разрубили на кусочки прямо во время собрания старшин, нечего было даже хоронить. К другому собственная дочь провела ночью в дом убийц. Только одно было для Василия спасение: если бы его снова взяли в дружину. Умерить свои амбиции он не мог, не мог переделать себя, забыть обо всём, чему его учили с раннего детства. Но последние надежды попасть в дружину рассеялись, когда к Василию снова пришёл старый друг Садко, уже пьяный в шутовском наряде.

– Вася, а я тебе невесту нашёл, – вымолвил дьяк и привёл закутанную с ног до головы девицу.

– Да невеста твоя – горбатая! – засмеялся кто-то из братчины, и другие подхватили его смех.

Василий сдёрнул покрывало с её головы и увидел бородатое лицо Хомы Горбатого. На мгновение все замерли, ожидая реакции своего старшины, который, как известно, после встречи с Чурилой был не в духе. Василий вдруг обнял Хому могучей рукой, а другой зачерпнул ковш вина и влил ему в рот. Горбун выпил всё до дна, а затем вырвался и поцеловал Василия прямо в губы. Тут уж все расхохотались, даже сам Василий. И началась великая попойка. Здесь-то Садко и поведал другу о страшном приказе своего посадника. И о том, что если бы на месте Садка был бы какой-нибудь другой лучник, то сына Буслая, наверняка, уже не было бы в живых. К тому же, известное было дело, что Угоняй не забыл своего украденного коня и теперь лютой ненавистью ненавидел Василия, только ожидая случая, чтобы отомстить. Садка, однако, за неподчинение не выгнали со службы, а только выгнали из дьяков, чему он был даже рад. Теперь он снова отправлялся в плавание, начальником на судне Стояна.