Предисловие

В один прекрасный летний день я, тогда ещё подвижный и озорной мальчик, лазил по чердаку старого деревенского дома, который стоял уже не первую сотню лет, почти не перестраиваясь, и периодически осматривал найденные там пыльные старые, а иногда и не очень старые, вещи. Этот день мне запомнился тем, что на улице делать было нечего, так как все мои друзья (а их у меня было не много) отсутствовали… Так вот, лазил я, лазил и в одном из сундуков на самом дне обнаружил большую пачку пожелтевших потрёпанных листов, которые были скручены бечёвкой. Развернув найденный рулон, я обнаружил, что листы плотно исписаны, но все надписи сделаны на непонятном языке (в тот момент я закончил первый класс). Полистав их немного и не найдя ничего интересного, я вновь скрутил их бечёвкой и убрал в сундук.

Это происшествие вскоре забылось, так как у меня появилось много неотложных дел, какие обычно бывают в том возрасте, в котором я пребывал. Однако в один из дождливых дней, когда я изнывал от безделья, я вспомнил о найденных ранее бумагах и спросил о них у своей бабушки. Услышав о том, что я без разрешения лазил на чердак, она отругала меня, так как, по её словам, это было опасно для моей жизни, потому что дом был старый и пол наверху во многих местах прогнил, но потом рассказала интересную историю, которая, как оказалось, была связана с моим прадедом.

Так вот, история эта произошла в далекую Первую мировую войну. Мой прадед в то время был уже не молод, но как многие крестьяне был призван на фронт. Повоевав около года, он попал в австрийский плен, где и познакомился с одним пожилым англичанином, который был сильно измождён, но, тем не менее, держался храбро. Что-то определенное о нём прадед не рассказывал, лишь упомянул, что австрийцы постоянно его допрашивали и через три дня после их встречи он исчез, передав за день до этого тот самый свёрток, который и хранился у нас на чердаке. Это очень заинтересовало меня, я вновь слазил на чердак и вытащил пару листов из пачки с таинственной рукописью. В конце лета я вернулся из деревни домой, привёз эти два листа и показал их родителям, которые подтвердили, что текст написан на английском языке.

Еще через несколько лет, когда наступила пора изучать иностранный язык, я без колебания предпочёл английский немецкому и попытался прочитать те два листа, что привёз из деревни. С грехом пополам, помучившись значительное время, понял, что речь идет о приключениях Шерлока Холмса, описанных доктором Уотсоном (в русской транскрипции Ватсоном)! Эти имена мне были известны, как, впрочем, и большинству. Я отравился в библиотеку и за короткое время прочёл все изданные у нас произведения об этом замечательном сыщике. А прочитав, понял, что владею описанием совершенно не известных никому приключений о нём!

Я стал усиленно изучать английский язык, и за год достиг неплохих для пятиклассника результатов. На каникулы я отправился с твердым намерением прочесть всю рукопись, но хватило меня, к сожалению, не на много – почерк автора был очень мелким, да и словарного запаса не хватало, но, тем не менее, дело продвигалось и весьма неплохо. Я был как первооткрыватель, я узнавал то, о чём не догадывался весь остальной мир! Работа неизвестного автора, хотя я и не сомневался, что им являлся доктор Уотсон, была большой, и я, не успев перевести и десятой доли, отвёз её домой. А дома ещё усерднее стал заниматься английским языком и уже через год смог с большим наслаждением прочитать в оригинале всю рукопись. Некоторые из рассказов перевёл практически дословно, а с некоторыми только ознакомился. Методы шифрования, указанные в них, я разобрал досконально и иногда использовал выжимки из них. И я понял, почему тот пленённый англичанин не хотел, чтобы его рукопись попала к австрийцам…

Но, к сожалению, случилось большое несчастье. Моя семья получила новую квартиру, и во время переезда рукопись была утеряна. Я очень сильно переживал по этому поводу, но ничего не поделаешь, и, пока было ещё не забыто прочитанное, сел и стал записывать то, что ещё помнил. Получалось не очень хорошо, так как записи мои представляли собой скорее конспект, нежели литературное произведение, но, по крайней мере, информация была почти полностью сохранена, за исключением некоторых названий, имен, юмористических происшествий. Перенеся на бумагу всё, что помнил, я отложил эти записи до лучших времен, и впоследствии, увидев, что интерес к великому сыщику не угасает, решил их опубликовать в своей переработке. В тот сборник, что вы держите в руках, вошло лишь семь рассказов о Шерлоке Холмсе, наиболее понравившихся мне после первого их прочтения. Так как они опубликованы на русском языке, все загадки также адаптированы к нему. Надеюсь, что вам понравится. Если этот опыт удастся, то в будущем попытаюсь опубликовать и другие рассказы из найденных мной в детстве.

Дело о двойном завещании

Спустя несколько дней после счастливого воскрешения, а также неудачной попытки полковника Морана покончить с моим другом, Холмс и я сидели в гостиной и занимались обычными для дождливой погоды делами: я читал «Таймс», а Холмс периодически поглядывал на стоящую на камине шкатулку. Из этого следовало, что ему было скучно.

– Иногда думаешь, а стоит ли, раскрывая преступления, наказывать их совершивших? – задумчиво произнёс Холмс.

– Но это же благо для честных людей! – возразил я. – Ваша работа была и всегда будет нужна.

– Сомневаюсь.

– Почему?

– Уничтожив Мориарти, я потерял достойного противника, а вместе с тем и интерес к жизни. Преступность уже не та. Её почти нет. Та организация, которой управлял Мориарти, находится за решёткой, а в качестве преступников теперь выступают ревнивые мужья и жены, пьяницы и мелкие воришки. Нет тех интересных дел, которыми меня всегда прельщала моя профессия. Мне нечем заниматься, Уотсон. Наверное, пора на покой в деревню.

Произнёся это, он встал и направился к заветной шкатулке. Я стал лихорадочно соображать, чем бы его отвлечь от такого опасного занятия, как употребление наркотиков. Слова Холмса не убедят, необходимы более серьёзные аргументы, каковыми могли бы явиться интересные, загадочные дела.

И тут меня осенило.

– Холмс, – радостно произнёс я. – А ведь для вас письмо.

– Письмо? – удивился он, с сомнением посмотрев на меня.

– Да. Оно пришло спустя некоторое время после «вашей смерти». Я его хотел выкинуть, подумав, что это чья-то злая шутка, но, помня о вашем интересе к такого рода делам, решил сохранить его, хотя и знал, что вас нет на свете.

Я подошёл к столу и достал из него обычный, ничем не примечательный конверт, который был вскрыт мной в день получения.

– Вот он. Текст очень загадочен.

Холмс взял конверт с некоторым недоверием и, прежде чем заглянуть в него, внимательно осмотрел его снаружи.

– Письмо из Швейцарии, – сказал он.

По мере того как Холмс приближался к концу письма, в его глазах начал появляться знакомый мне блеск азарта. Я понял, что депрессия миновала, но в то же время возникла и тревога. Я вспомнил содержание письма…

Закончив чтение, Холмс заявил, что письмо написано образованным англичанином, лет 20–25.

– Кроме того, он лондонец. Писалось оно без спешки, за письменным столом, о чём свидетельствуют почерк и стиль изложения. Послано было в день моей «смерти» из гостиницы «Англия», в которой мы с вами, дорогой Уотсон, останавливались, и, как вы помните, её тогда содержал Петер Штайлер-старший. Но, Уотсон, – воскликнул он. – Значит, кроме полковника Морана был, по крайней мере, ещё один свидетель нашей с Мориарти схватки, который видел, что я остался жив!

– Невероятно…

– Не будем забывать, Уотсон, что свидетели есть почти у каждого преступления. Здесь говорится о том, что если у меня появится время и желание заниматься этим делом, я должен буду дать в «Таймс» объявление следующего содержания: «Согласен с условиями. Жду продолжения».

– И вы это сделаете, Холмс?

– Вне всяких сомнений, Уотсон! Я чувствую, что дело обещает быть интересным.

– Но это очень опасно. Мы не знаем, кто стоит за всем этим.

Холмс не обратил на мои слова никакого внимания. Он уже был поглощён обдумыванием нового дела.

– Я вернусь поздно, – бросил он мне через некоторое время. – Обедайте без меня.

Возвратился он, однако, раньше, чем обещал, и поэтому за обедом, на который миссис Хадсон подала черепаший суп, нам удалось поговорить.

– Как ваши успехи? – поинтересовался я у моего друга.

– Великолепно, – ответил Холмс. Он пребывал в прекрасном расположении духа. – Завтра, возможно, у нас будет новый клиент.

– Вы дали объявление? Но почему вы решили, что эта встреча произойдёт так скоро, да и вообще произойдёт?

– Это элементарно, Уотсон. Человек, который просит дать объявление в «Таймс» и хочет со мной встретиться, не может не жить в Лондоне, в крайнем случае, в его пригороде. Правда, – он усмехнулся, – прошло много времени и человек мог переехать либо умереть. Но будем надеяться, что игра продолжится.

После обеда Холмс занялся редактированием своей рукописи, об определении пола, характера и других примет человека по почерку, а я взялся за штудирование книги, посвящённой новым способам лечения подагры.

Завтрак на следующий день прошёл почти в полной тишине, так как Холмс не был настроен на беседу, ожидая загадочного посетителя. Но не прошло и десяти минут, как звонок известил о госте, и вошедшая миссис Хадсон сообщила, что мистера Холмса хочет видеть один джентльмен.

– Пусть он войдёт, – распорядился Холмс.

Спустя минуту перед нами предстал молодой человек лет 25–30, высокий, хорошо одетый, с большим лбом и глубоко посаженными глазами. Одет он был по последней моде, кроме того, чувствовалось, что он прекрасно образован и является представителем высшего общества.

– Мистер Холмс, – безошибочно обратился он к Холмсу. – Вы доверяете своему другу?

– Да, – ответил Холмс. – И хотел бы, чтобы он присутствовал при нашем разговоре, если, конечно, вы не против.

– Хорошо. Но тот вопрос, с которым я к вам обращаюсь, относится к разряду конфиденциальных, и я не хотел бы, чтобы доктор Уотсон опубликовал что-либо по этому делу.

Сказав это, молодой человек посмотрел на меня таким взглядом, что мне ничего другого не оставалось кроме как согласиться:

– Как вам будет угодно. Я человек слова, и если этого вам достаточно, то…

– Хорошо, – прервал меня наш посетитель, – я вам верю. Как вы думаете, – обратился он к моему другу, – кто я?

Холмс затянулся, а затем, выпустив струю дыма, быстро произнёс:

– Вы Джордж Уилбри. Вам 28 лет. Вы окончили Кембриджский университет и так же, как и ваш отец, увлечены математикой, в частности, теорией вероятности. Ваш род по линии матери идёт от времени правления Ричарда Львиное Сердце. Ваша мать умерла спустя шесть лет после вашего рождения от туберкулеза, и, таким образом, вы являетесь последним из вашей фамильной ветви. Ваш отец умер, но перед смертью предложил вам задачу, которую вы не смогли решить самостоятельно, и поэтому вы обратились ко мне за помощью. Единственный вопрос: почему у вас фамилия вашей матери, а не отца?

Мистер Уилбри был несколько ошеломлён, но все же довольно быстро оправился и с восхищением произнёс:

– Вы действительно гениальный сыщик. Вы правы во всём! Я ношу фамилию моей матери по той простой причине, что мой отец её очень любил и хотел, чтобы я остался продолжателем её рода, к сожалению, как вы правильно заметили, последним. Он так и не смог оправиться после её смерти, и итогом явилась его разрушенная карьера… Но это дела прошлые. А теперь назовите имя моего отца, а то ваш друг, доктор Уотсон, судя по всему, находится в полном неведении.

– Профессор Мориарти, – невозмутимо ответил Холмс.

– Вы сын Мориарти?! – вскричал я. – Но как вы догадались, Холмс?

– Об этом потом, Уотсон. А сейчас расскажите нам о задаче вашего отца.

– А разве вы её не знаете? – усмехнулся мистер Уилбри.

Холмс не ответил, а лишь выпустил ещё одну струю дыма.

– Вы правы во всём, что сказали относительно меня, – произнёс мистер Уилбри. – Мой отец действительно профессор Мориарти, и я его сын. Прав был отец, говоря, что вы один из самых сообразительных людей нашего времени.

– Отец оставил мне наследство, – продолжил он, – но чтобы его получить, необходимо решить задачу, придуманную им. Зная о своей возможной гибели, отец намекнул мне об этой задаче и его предстоящей схватке с вами, мистер Холмс. Поэтому я последовал за всеми вами в Швейцарию и наблюдал вашу победу и поражение моего отца у Рейхенбахского водопада. Вы мне были нужны, поэтому я не стал сообщать полковнику Морану о том, что вы остались живы. Отец предупредил меня, что после его смерти я получу письмо с загадкой, решив которую, я смогу получить наследство. Поэтому я и написал вам письмо с просьбой о встрече, так как предполагал, что задача может оказаться мне не по зубам. Впрочем, так оно и вышло. На другой день после схватки мне передали письмо от отца. И впоследствии я понял, что не зря обратился к вам за помощью. Задача оказалась для меня неразрешимой… – Он замолчал.

Молчали и мы.

– Вы – виновник смерти моего отца, который был самым гениальным человеком нашей эпохи, – продолжил он спустя некоторое время. – Но я не держу на вас зла. В схватке всегда побеждает сильнейший, так говорил мне отец. Вот это письмо.

С этими словами он протянул Холмсу конверт с письмом, который сразу же был им внимательно изучен.

– Прочтите его, Уотсон, вслух, – обратился ко мне Холмс, передавая листок письма.

Я взял его и прочёл следующее:

«Джордж!

Если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет на этом свете. Мы с тобой говорили об этом, поэтому такой поворот не должен стать для тебя неожиданностью, и ты, как всегда, трезво сможешь оценить сложившуюся ситуацию.

Я хочу, чтобы ты в дальнейшей своей жизни не нуждался в средствах и не умер в нищете и забвении, что происходит довольно часто в нашем непростом мире. Поэтому я оставляю тебе одно прибыльное дело. Но чтобы получить его, тебе необходимо проявить свою сообразительность, что, я думаю, только доставит тебе удовольствие.

Послание к тебе я зашифровал, но это не должно стать препятствием. Текст его находится у самой близкой тебе женщины. Найди его и прочти. И помни о повторяющейся простоте в каждой строке и неизменности каждой ячейки.

Успехов тебе, мой сын.

Твой отец.

32 января 1891 года».

– Несколько пространное письмо, – заметил я после его прочтения. – И дата несуществующая.

– Вы правы, Уотсон. И каковы были ваши дальнейшие действия? – обратился Холмс к мистеру Уилбри.

– Прочитав письмо, я понял, что не зря решил обратиться к вам за помощью, так как было уже ясно, что загадка не из простых, хоть в ней и говорилось о простоте… Кроме того, вам уже приходилось иметь дело с шифрами моего отца. Не так ли? – усмехнулся он.

Холмс кивнул, а мистер Уилбри продолжил.

– Я стал думать о женщине, о которой говорилось в письме, но среди моих знакомых таковой не было. И тогда я понял, что он писал о моей матери. Я отправился на её могилу и тщательно обследовал её, пытаясь найти признаки, по которым можно было бы определить, что к ней кто-либо прикасался. Они должны были броситься в глаза, так как наш разговор с отцом состоялся незадолго до того, как вы, мистер Холмс, вместе с доктором Уотсоном покинули Англию. Но могила была явно не тронута настолько, чтобы содержать тайник. Послание не могло быть в ней, хоть мой отец и был гением, но он вряд ли мог предвидеть подобное при жизни моей матери. И тогда, стоя рядом с могилой моей матери, я понял, где надо искать. Я бросился в наше поместье, где в гостиной висел её единственный портрет. И точно, за ним оказалось письмо, и, как говорил отец, оно было зашифровано.

С этими словами он протянул Холмсу лист, который я также смог рассмотреть спустя некоторое время и то благодаря мощной лупе (что и вам, дорогой читатель, советую сделать, прежде чем ознакомиться с писаниной вслед за мной):

– Судя по шрифту, письмо напечатано на машинке фирмы «Ремингтон» восьмой модели, – пробормотал Холмс, внимательно рассмотрев листок. – Что же вы сделали дальше? – вновь обратился он к мистеру Уилбри. – Как я понял, у вас есть мысли по поводу расшифровки этого послания.

Он был почему-то уверен, что рассказ мистера Уилбри ещё не окончен. Я же, после того, как увидел шифрованный текст письма, уже терялся в догадках.