Цитаты из книги «Прорыв начать на рассвете»

Разведка доносила, что за спиной у ударной группировки 33-й армии, прорвавшейся к Вязьме, осталось много немецких войск. Командарм опасался за то, что восточная группировка армии, оставленная в районе Износок для прикрытия флангов и охраны коммуникаций, может не

В деревню входил карательный отряд. Впереди продвигались две приданные карателям танкетки и бронетранспортёр. В «гробе» рядом с пулемётчиком стоял высокий человек в куртке цвета «древесной лягушки». На его карте деревня была помечена крестиком, что означало — уничтожение. Уничтожать предписывалось всё. И строения. И людей.

Госпиталь с самой весны голодал. Не хватал медикаментов, перевязочных материалов. Рана загноилась. В жару не уследил, завелись черви. Закопошились, так что даже зашевелилась повязка. Десантник, лежавший рядом, сказал: — Ничего. Этих червей не бойся. Эти тебя не съедят. Но рану почистят. У тебя все эти дни сукровица гнойная вытекала. Теперь её нет. Но Воронцов всё же продолжал отгонять от своей больной ноги надоедливых мух. Хлестал их черёмуховой веткой. А в ране копошилось, щекотно передвигалось, и иногда, казалось, он слышал, как они там шурудят в его теле, эти жуткие чистильщики.

Их район каждый день сжимали. Карательные отряды появлялись то здесь, то там. Уже нельзя было полагаться на то, что деревни, где ещё вчера они спокойно жили на постое, свободны от немцев, полицаев или казаков. Каратели входили то в одну деревню, то в другую, жгли дворы, расстреливали и вешали местных жителей, помогавших партизанам. Поэтому из деревень люди перебирались в лес. Но и здесь их настигали конные отряды казаков или специальные отряды полицейских и других формирований, которые были стянуты сюда, в район Всходы — Дорогобуж — Угра, для уничтожения партизанских баз.

А что ж, — ответил Иван Степанович, — без колхоза и в лесу хорошо. Живём. Дети не голодают. Всего хватает с избытком. — В колхозах так не жили, — осторожно заметил Радовский. — Не жили. — Так чего же вам желать, чтобы немца назад погнали? Пока немец здесь, комиссарам не до вас. — И это верно. — Ну так чего ж тогда? — Чужой. Немец, говорю, чужой. А от чужого человека в своём дому, каков бы он ни был, николи добра не бывало. Вот и получил он ответ на один из самых сложных вопросов.

Георгий — это означает победитель змия, сокрушитель гадины. А что нынче есть гадина для Русской земли и нашего народа? Вчера тебе казалось, что большевики. И позавчера ты пришёл сюда с этой уверенной жаждой. А сегодня ты так уже не думаешь.

Там, за рекой, другой стан другого войска. И там он — враг. И не просто враг. Таких, как он, вешают за ноги.

подлостью меня не соблазняй. Извини, если обидел... Я такой же солдат, как и все. — Командарм вздохнул, покачал головой. — Чтобы стать человеком, нужна целая жизнь. Годы и годы. Работы, напряжения, безупречной службы. А чтобы стать подлюгой — один миг.

Так растолкуйте же мне, наконец, в чём причина такого фанатизма русских? Неужели это всего лишь примитивный результат того слепого повиновения, в котором их всякими способами удерживают комиссары и командиры-большевики? — Вы спрашиваете меня о том, во что сами уже не верите. — Не верю. Но хочу понять внутренний механизм всего этого сложного организма под названием «русский характер», а значит, и «русский солдат». Ведь дело не только в большевизме. — Да, — мотнул головой Радовский, — будь он проклят! Не в нём одном.

Тебе, сестра, мерой большой отмерено. О собственных детях не тоскуй. Не судьба. Во внуках расцветёшь. Улиту береги. Ибо она — ветвь твоя от родительского корня. Увидишь, как дерево зазеленеет. Всем, спасённым тобой, ты станешь матерью. Это и есть твоя радость. Всё другое — тлен и наваждение. Ступай с Богом.