© Маныч С., 2014

"Вот бесхвостая ящерица, пробегающая через жизнь…"

 
Вот бесхвостая ящерица, пробегающая через жизнь.
Призма голубого кристалла – это сверху.
А снизу – несколько причудливо пересекающихся линий,
заметаемых временем.
Ящерица бежит…
 
 
Я вижу её перед самым сезоном дождей.
Она измучена самумом.
Она чувствует дождь…
Она поднимает свою змеиную голову
и смотрит вверх.
В глазах – ожидание новой, но такой же дикой
и быстрой любви.
Это уже было.
И будет еще.
 
 
Бесхвостая ящерица – это я.
Я бегу…
 

РАЗГОВОРЫ

 
Если ты идешь, ступая
По своим следам,
Значит, вывезла кривая,
Значит, снова будешь там,
 
 
Где остался твой двойник,
Где так светел сад,
Где любовь… – Так что ж, старик,
Повернём назад?
 
 
– Знай, когда вернёшься, странник,
Будет сад твой пуст…
И вода вином не станет,
И не вспыхнет куст…
 
 
Примешься молить о чуде,
Слёз глотая соль,
И твоя свобода будет
Худшей из неволь.
 
 
Память не направить вспять;
Твой уход – изгнанье.
И реальностью не стать
Воспоминаньям…
 

"Что стоит оборвать струну…"

 
Что стоит оборвать струну
Иль промолчать в ответ?..
Я буду слушать тишину,
Я нарисую свет.
 
 
Я буду биться о стекло,
О силуэт в окне,
И, может быть, его тепло
Убьёт меня во мне.
 
 
Ничто не стоит объяснить
Свеченье этих звёзд —
Так успокойся и усни,
Не принимай всерьёз,
 
 
Что краски – смешаны в одну,
Что звуков – больше нет…
Но я играю тишину
И рву я в клочья свет!
 

ИЮЛЬСКОЕ

 
Закат был просто ал
На гранях ржавых кровель!
Он жёгся и желал
Причастности ли, крови ль…
 
 
Щемило сердце, плыл
Ноктюрн дрожащих линий.
И город жадно пил
Благоуханье ливней
 
 
Лишь изредка, пока
Жеманный шёпот ночи
Невинно так, слегка
Нам головы морочил.
 

"Знак тишины и светлого покоя…"

 
Знак тишины и светлого покоя —
Стук падающих вниз на землю
Яблок. В нём нечто есть такое…
И сад – как Бог…
                    Стою и внемлю
Глухому звуку падающих яблок.
И сердцу не попасть никак
В такт чудной музыке, и я бы
Задохнулся, исчез со свету…
Когда б не знал, что это
Только знак…
                    То только знак…
 

"Вздыхает небо, в осень уходя…"

 
Вздыхает небо, в осень уходя,
И недоумевает: что так скоро?
А листья, словно кисти дирижёра,
Парят над какофонией дождя,
Со звуками кружась и улетая;
И кажется, что вечер этот вечен,
Но красной медью горизонт рассвечен…
То знак, что шлёт вещунья золотая!
 

"Шёл себе…"

Шёл себе. Осенние облака плавно обгоняли меня, скользили по лицу лёгкими тенями. Весь город походил на небрежный эскиз: такая же мешанина пятен и бликов, всё крупными мазками, всё размыто и смазано. Город возбужденно дышал и шевелился, будто провожая меня взглядом, не в силах двинуться вслед.

Повернул за угол и тут же сощурился от внезапного света. Деревья широкими взмахами пытались стряхнуть с себя охряный налёт. И тогда ветер нагнал меня и чуть толкнул в спину. Невольно зашагал быстрей. Наверное, ветру понравилась эта игра, – он побежал дальше по бушующим кронам разгонять облака!.. И всё – просто так, наверное, для того, чтобы в конец околдовать меня. Сквозь паволоку солнечных пятен вдруг вижу – чудо. Бабочка? Бедная! Откуда ты здесь? Вся рвёшься и трепещешь так беспомощно. Чистая белая точка на листе песочно-жёлтой пастели.

Набежала тень. Очертились фрагменты и проявились тона… Милая женская головка. О! Но это против правил! Бабочка-бант у неё в волосах. А дальше… Ну как так можно?! И бант – бабочкой, и пальтишко – такое, что вот чуть-чуть и… И ножки – точеный промельк, неудержимое изящество! Отчего ж ты не летишь, милая?! И снова свет – и вновь трепещут бабочкины крылья. И опять тень – и парит над землёй пальтишко, и мелькают под ним эти матовые ножки…

Влюбился! Уже влюбился и даже не видел лица! А всего-то: бабочка-бант, пальтишко – так, чуть-чуть – мимолётная одурь, да лёгкий обморок созерцания… Женские ножки на фоне осеннего дня.

ТЫ ПРОСНЁШЬСЯ…

 
Ты проснёшься – и будет зима.
Ты проснёшься… А что в том такого?
Просто будет в молчанье закован
Твой северный город, сходящий с ума…
 
 
Ты озябнешь и станешь смотреть,
Как безудержно падают белые клочья
Той мечты, что привиделась ночью,
И исчезла к утру, и не явится впредь.
 
 
Ты захочешь тоски и тепла,
Долго греть у плиты будешь белые пальцы.
Равнодушие с ликом страдальца
Снова в дом твой проникло, пока ты спала.
 
 
Ты же любишь… Но знаешь сама,
Как играешь – мой Бог! – эту роль бестолково!
Ты не любишь! Так что в том такого?
Ты проснёшься, и будет зима.
 

РОМАНС

Памяти А.Вертинского

 
Птицей серою, птицей раненой
Из груди моей рвётся грусть:
Вновь влюблён я в стихи Северянина,
Вновь котом Вам об ноги трусь.
 
 
Вы нежны, – лишь грозите мне пальчиком,
Раздражаясь моею тоской,
Очарованы ветреным мальчиком,
Что трепещет под Вашей рукой.
 
 
Вы боитесь как я одиночества,
Тоже плачете ночью, тайком
Вспоминая былые пророчества,
Запивая тоску коньяком.
 
 
Но твердите, что всё образуется
И кривите улыбкою рот.
Ах, какая Вы всё-таки умница!
А страданье Вам даже идёт…
 
 
Ведь Вы знаете, милая, знаете —
Очень скоро в предсказанный час
Вы меня навсегда потеряете…
Я уйду… Я уйду от Вас.
 
 
Птицей серою, птицей раненой
Из груди моей рвётся грусть:
Вновь влюблён я в стихи Северянина,
Вновь котом Вам об ноги трусь…
 

ПРЕДЧУВСТВИЕ

 
Ещё на неисписанном листе
Лишь отсвет ореола,
А на земле так холодно и голо —
С любовью вспоминаю о Христе.
 
 
Теперь январь, но нежности полны
Все эти дни, покуда
Крещенских холодов, как будто чуда,
Мы скромно ждём и не удивлены,
 
 
Что вот зима, и что слова
Опять слагаются в эклогу…
И что и на любви твоей – ей богу! —
Есть лёгкий отпечаток Рождества.
 
 
И с жизни сон свой делаю опять
Я наподобие слепка.
И снится, как меня ты будешь крепко
В обветренные губы целовать.
 
 
Всё смазалось. В ознобе ожидания
Из дома выйду я.
И воздуха морозная струя
Напомнит, что есть радость и страдание.