Глава 3
Арканум

Лава могла бы крутить головой на окраине безлюдной, заснеженной и заледенелой площади до следующего утра, но накатившая досада не только выдавила из глаз слезы, она стиснула ее виски болью. Девчонка выкрикнула что-то поганое, заскулила, как скулит брошенная хозяином во дворе в мороз собака, выхватила меч и, рассекая леденящий ветер и заметаемый им снег, уже через несколько секунд рыдала и хлюпала носом, пока не почувствовала мертвую хватку незнакомца.

Он скрутил Лаву мгновенно. Никто из молодых да и из бывалых ардуусских воинов не мог обезоружить отчаянную девчонку, даже тогда, когда азарт заставлял их забыть о ее вельможном происхождении, а тут в долю секунды она поняла, что лишилась сразу всех ножей и меча и не может пошевельнуть ни рукой, ни ногой. К тому же она не могла понять, как он сумел подкрасться к ней вплотную? Зарычав от бессилия, Лава пыталась ударить незнакомца затылком, но и это не принесло ей успеха. Ни на долю секунды она не смогла оторвать свой затылок от подбородка противника.

– Не спеши получить помутнение головы, – прозвучал за спиной чужой голос. – Я тебя калечить не намерен. Убивать пока тоже. Скрутил, чтобы ты не наделала глупостей.

– А если я закричу? – прошипела Лава.

– Не закричишь, – усмехнулся незнакомец и, удерживая ее одной рукой, неожиданно коснулся мокрого лица платком, вытирая и слезы, и сопли. – Гордая. И сильная, кстати. Я удивлен.

Странным образом его слова почти успокоили Лаву. Она обмякла, но бдительность соперника не притупилась. Он хватку не ослабил.

– Глупостей не будет, – процедила сквозь зубы Лава.

– Сначала скажи, чего хочешь от меня, а я решу, – ответил незнакомец.

– Ты знаешь, кто я? – спросила Лава.

– Да уж невелика загадка, – усмехнулся незнакомец. – Лава Арундо. Племянница сиятельного короля великого Ардууса. Любопытная девчонка, которая преследует незнакомцев, рискуя собственной жизнью.

– Я владею мечом! – прошипела Лава.

– Сейчас он у меня, – заметил незнакомец. – Так что твое умение может остаться неоцененным. Что тебе нужно?

– Дакит, – поморщилась Лава. – Дом на Рыбной улице. Я видела тебя там. Это дом Йора. Дакит Йор нужен мне. Я уже несколько лет ищу встречи с ним!

– Зачем? – странно изменился голос незнакомца.

– Нужен! – едва не закричала Лава. Метель усиливалась, тьма сгущалась, и, как назло, никого не было на обычно многолюдной площади. Нет, пока ее обнимал этот крепкий умелец, холода почти не чувствовалось, но досада была сильнее холода.

– Зачем? – повторил незнакомец.

– Он учил мою сестру Фламму, – наконец проговорила Лава. – Моего брата Лауруса. И я рассчитывала на его уроки. В Ардуусе нет больше воинов, кто мог бы меня чему-то научить!

– В Ардуусе достаточно воинов, с которыми было бы непросто справиться даже Йору, правда, хорошему они не научат, – пробормотал незнакомец и отпустил Лаву.

Она отскочила на шаг, провела руками по поясу, но он уже сам протягивал ей ножи и меч. Лава подхватила клинок, едва не приморозила пальцы, но после короткой заминки сунула меч в ножны. Незнакомец стоял там, где секунды назад держал в руках пленницу. В сгустившейся тьме Лава уже с трудом угадывала его силуэт, фонарь на площади еле светил, да и раскачивался он под порывами ветра в полусотне шагов, скорее сгущая метельный мрак. Но незнакомец, лица которого она разглядеть не могла, казался ей отчего-то знакомым и очень усталым. И вместе с тем Лава понимала, что будь у нее в руке даже обнаженный меч, у нее нет против этого человека ни единого шанса.

– Голова болит? – спросил он и в ответ на ее кивок добавил: – Еще бы она не болела. Когда погода за день меняется несколько раз, и молодых прихватывает. Неумелых и незнающих. Скоро мороз усилится, но облака разбегутся, и станет светло. Полнолуние.

– Кто ты? – только и смогла вымолвить она.

– Зови меня Арканумом, – проговорил он после паузы. – Только не пытайся колдовать на ночное зрение, я наложил отворот.

– Я не слишком сильна в колдовстве, – призналась Лава, чувствуя, что губы и щеки ее немеют. – Если в Ардуусе трудно найти учителя мастера мечей, готового делиться мастерством с девчонкой из дворца, то учителя-колдуна еще труднее. Даже если здесь достаточно колдунов, равных королевскому магу Софусу. Они все таятся. Инквизиция колдунам и вздохнуть не дает. Даже магические башни пусты, ушли маги обратно в Самсум. Почему ты скрылся от меня на днях? Я напугала тебя?

– Не ты, – произнес Арканум. – Те, кто следил за тобой. Мне они показались опасными. Сейчас их нет. Наверное, ты сумела оторваться от слежки.

– От слежки? – Она оглянулась, поежилась, хотя и странно было ежиться от тревоги, застывая на ветру. – Я чувствовала, но так ни разу и не поймала их.

– Не пытайся их поймать, – посоветовал незнакомец из тьмы. – Не знаю, кто они, но я не советовал бы тебе скрещивать с ними меч. Впрочем, они не мечники. Они опаснее. Таких воинов не нанимают для слежки. Их нанимают, чтобы убивать. Пожалуйся отцу. Хотя… Впрочем, это не мое дело. С Йором я тебе тоже не помогу. С ним случилась беда. Уже давно, правда. Йор убит.

– Убит? – растерялась Лава.

– Да. – Арканум кивнул. – Погиб в схватке. Но дом, за которым ты приглядывала и на ворота которого лепила на смолу липовые листы, никогда не принадлежал Йору. Можешь справиться в ратуше. Он записан на друга Йора, Сина. Налог за этот дом выплачен за десять лет вперед, у меня есть ярлык от Сина. Я не нарушаю законов Ардууса.

– Я не писец и не мытарь, – с досадой проговорила Лава. – Мне все равно, нарушаешь ты их или нет. И никакого Сина я не знаю и знать не хочу!

– Это ты зря… – Он тихо рассмеялся. – Многие мечтают о знакомстве с Сином. А те, кто его знает, улыбаются, даже только произнося это имя. Прямо как я сейчас. Хотя у меня с ним связан самой черный день в моей жизни.

Незнакомец замолчал и как будто зашатался под порывами ветра.

– Ты в порядке? – Она шагнула к нему, но все равно не смогла разглядеть его лицо.

– Нет. – Он словно очнулся, покачал головой. – Я никогда уже не буду в порядке. Но какое тебе дело до меня? Тебе сейчас следует бежать домой и все рассказать отцу. Не обо мне. А о тех, кто следит за тобой. Твоя беда – это и беда твоих родителей. Так всегда.

Лава уже хотела и в самом деле помчаться к дому, но замялась.

– Знаешь, мне кажется, что я тебя видела раньше.

– У дома Сина пару дней назад, – кивнул он.

– Нет. – Она была почти уверена. – Много раньше.

– Если вспомнишь, – он усмехнулся, – приходи к дому Йора. Я буду рад продолжить знакомство, если оно и в самом деле обнаружится и если прошлое очнется и узнает себя через много лет. Только не долби беспорядочно и долго. Ударь два раза. И все. Я открою. А пока иди домой. Ты замерзла. И будь осторожна. Тебе и в самом деле угрожает опасность.

Сказал, попятился к стене дома, шагнул в непроницаемый мрак, царивший над узкой Свечной улицей, и растворился, растаял, исчез. Лава еще постояла несколько секунд на ветру, не веря своим глазам, затем списала невозможное на темноту и усталость, а потом побежала, поспешила к дому, мечтая лишь о ведре с теплой водой и кубке горячего питья. И одна мысль стучала у нее в голове до самого дома; а ведь и в самом деле, те секунды, в которые она была стиснута, свернута в кокон сильными руками незнакомца, именно в эти секунды она и чувствовала себя в безопасности и тепле. Впервые за последние несколько лет.

Она была полна тревогой, но не ощущала беды до самого последнего мгновения. Наверное, слишком хотела согреться и не разбудить мать. Ночные скандалы и разговоры – это последнее, на что она готова была согласиться. Или, наоборот, надеялась разбудить ее, броситься к ней на шею и попросить прощения, не произнося ни слова, только хлюпая носом и тычась им в ее мягкую грудь. Метель и в самом деле как будто начинала стихать, но небо оставалось темным, и торопящихся к домашнему теплу горожан Лава так и не встретила. Едва ли не на ощупь вдоль стены амфитеатра она пересекла Вирскую площадь, утопая по колена в снегу, добрела по Мясной улице до Гороховой и потянула на себя дверь черного хода. Так и есть, старик привратник не закрыл ее. Наверное, ждал, что взбалмошная девчонка вернется через минуту, да задремал.

Лава вошла в каморку привратника и почти на ощупь прокралась к следующей двери, раздражаясь, что сапоги липнут к полу. Конечно, старик любил побаловаться с плошкой меда и травяным отваром, мог и расплескать одно или другое, но откладывать мытье полов до утра было не в его правилах. Впрочем, если она сама не хочет ночных скандалов, стоит ли их предлагать слугам?

В нижнем зале пламя подрагивало в четырех светильниках. Стража, охраняющая дом воеводы, должна была стоять у главной двери, в конце коридора, а здесь могла оказаться только служанка. Так и есть, на дальнем диване, что стоял у отсвечивающего углями камина, из-под войлочного одеяла торчали ее ноги. Все как всегда. Как же это хорошо – приходить домой, когда все спят! Лава улыбнулась и медленно двинулась вверх по лестнице. Неладное она почувствовала, почти поднявшись наверх. Подошвы продолжали приставать к ступеням. Сколько же меда надо было разлить, чтобы…

Лава оглянулась и замерла. Даже в полумраке ее следы темнели на белом камне. Она зажмурилась и поднесла пальцы к вискам. Тут же лопнула и поплыла легкая пленка едва приметной магии. Мгновенно запахло смертью. Лава пошатнулась, оперлась о перила, почувствовала, что и рука ее тоже липнет, наклонилась и вдруг поняла, что кровь всюду! В ней отражались угли камина у дивана, на котором лежала служанка. Она тянулась следами из привратницкой и коридора. Она покрывала пятнами перила, как будто кто-то хватался за них, истекая кровью. Она стекала по ступеням вниз…

Медленно, словно оттягивая неизбежное, Лава поднялась еще на одну ступень, потом еще на одну, и еще… И увидела отца. Кастор Арундо лежал перед дверью в комнату дочери. Глаза его были открыты, и в них как будто застыло удивление. Конечно, если Лава не ошибалась, светильник наверху был один, и на лице отца было больше теней, чем ясности, но удивление… Она наклонилась и поняла, что горло отца перерезано едва ли не до позвоночника. И, уже чувствуя, что холод пронизывает ее всю, не тот холод, что донимал на улицах Ардууса, а тот, от которого не избавит даже жарко натопленная печь, она отшатнулась и наступила на меч, зажатый в мертвой руке отца. Вздрогнула от звяканья и посмотрела вниз.

Их было двое. Двое широкоплечих мужчин в черном, с коротко остриженными волосами и неразличимыми, стертыми лицами. Они стояли у начала коридора и, поймав ее взгляд, двинулись к лестнице. Они никуда не спешили и ни о чем не собирались ее спрашивать, они шли убивать. Лава очнулась, когда они уже были у лестницы. Подхватила меч отца, бросилась в свою комнату, захлопнула двери, сунула в бронзовые рукояти меч, споткнулась о тело матери, лежавшей ничком, снова вступила в кровь и, уже давясь рыданиями и слезами, подхватила с постели расстеленный пелиссон, сунула руки в рукава, сбросила тонкие сапоги и натянула теплые, накинула на шею шарф, сорвала крышку с сундука, выхватила валскую ушанку из лисьего меха, наморщила лоб, вытряхнула из бронзовой вазы кошель серебра и, уже наклонившись к матери и повторяя про себя: «Ударь два раза. И все. Ударь два раза. И все», вдруг поняла. Их прислал Болус. Или даже его отец. И ее прошлая жизнь кончена. Будет ли другая – неизвестно, но этой жизни не будет точно. Вот так же, наверное, было с Фламмой и Камой. Разве только ее подруги не ждали, когда в их комнату начнут ломать двери.

Лава выпрямилась. Они не ломали дверь. Они ждали. Или ждал один, а другой пошел запирать прочие выходы. Или же вышел… Она наклонилась, коснулась рукой затылка матери, почувствовала липкость, проглотила непроизнесенное «мама» и заспешила. Вскочила на ноги, вышибла ударом ноги дверь на внешнюю галерею, выскочила в набившийся на нее вал снега, успела удивиться тишине, полной луне, висевшей на черном звездном небе, звенящему в воздухе морозу, перевалилась через мраморное ограждение и свалилась с высоты полутора десятков локтей в наметенный поперек Гороховой улицы сугроб.

– Хоть кто-то на улице, хоть кто-то, – прошептала Лава стекленеющими от холода губами, выбралась из сугроба, метнулась к Мясной улице и встала. Один из черных шел к ней навстречу. Один по совершенно пустой улице. Как смерть. Что это с ней? Еще вчера она с отчаянием бросилась бы вперед с обнаженным мечом, а теперь…

«Вот и все, – мелькнуло в голове, – второй должен появиться с той стороны. Кричать – бесполезно. Никто не выйдет ночью. Стража была только в доме отца, все остальные – торговцы. Да и как кричать? Ведь она гордая? Как он сказал? Ударь два раза. И все. Ударь два раза».

Второй и в самом деле появился у нее за спиной. Лава еще его не видела, только слышала, как он перебирается через сугроб, как ломает ледяные корки, которые она пробила при падении, не почувствовав удара. Наверное, если останется жива, еще подосадует на кровоподтеки. А если не останется, тогда плевать.

Лава сбросила с плеч теплый, слишком теплый пелиссон и потянула из ножен меч. Шесть лет изнуряющих ежедневных упражнений. Неужели все зря? Или она знала об этом дне? Готовилась к нему?

– Не стоит, – тихо произнес один из черных. – Все будет не так. Не волнуйся. Это почти не больно.

Он распахнул плащ, и она увидела зажатый в его руке самострел. Обернулась ко второму и поняла, что такое же оружие есть и у него.

– Ведь ты не позаботилась о доспехах? – спросил второй. – Не хотелось бы портить стрелами такое лицо. Подумай, как ты будешь выглядеть на погребальном костре. К тому же…

Он не договорил. Стрела вошла ему в горло. Убийца захрипел и повалился в снег. Лава в смятении обернулась к первому и увидела Арканума. Тот рассматривал самострел лежавшего в снегу черного. Затем сунул самострел в суму на боку, вытер о труп нож и стал разрезать на нем одежду.