Я больше не творю чудеса.
Я никогда не смогу изменить мир.
Но я могу отстоять свое последнее право, единственное, которое есть у человека, – право быть собой. Право возделывать свой сад.
– И мне дороже боль и тлен, – сказал я, вспоминая Землю-шестнадцать, где мне уже никогда не побывать. Теперь у меня только одна Земля. – И редкий, горький миг блаженства, чем бесконечный рабский плен дарованного совершенства!
Когда я вернулся домой, то у порога меня ждала огромная лужа и смущенный, но уверенный в своей правоте Кешью. Что ж, каждый протестует как может.
Я не стал его ругать.