Дизайнер обложки Ольга Решетникова

Фотограф Ольга Решетникова

Иллюстратор Ольга Решетникова

© Сергей Ленин, 2017

© Ольга Решетникова, дизайн обложки, 2017

© Ольга Решетникова, фотографии, 2017

© Ольга Решетникова, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-9079-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Бабр. Картина Алексея Яшкина

***

1. Случайная встреча в Иркутске на
Центральном рынке

Сижу в своей машине возле иркутского Центрального рынка. Жду встречи в обозначенное время. Смотрю по сторонам. Приехал заблаговременно, вот и коротаю время за созерцанием местных достопримечательностей. Мой взгляд поймал мужчина не очень опрятного вида. Он зацепился за него, за взгляд, и подтянулся ко мне.

– Слышь, мужик, давай поговорим, – обращается он ко мне.

– Ну давай, если не шутишь, – отвечаю ему я.

– Понимаешь, братан, я только что откинулся. Пять лет у хозяина отбатрачил. Вона справка об освобождении, – и он протягивает мне свеженькую бумажку с синей печатью.

– А на хрена ты мне её кажешь? Я же не мент. Я и так тебе верю, – отодвигаю документ я.

– Я работу потерял, жрать было нечего. Вот я здесь на рынке кусок мяса слямзил. А мне ласты завернули – и на нары. Туберкулёз там подхватил, – сказал он и зашёлся в сухом кашле.

– А тут чё делаешь? Опять за мясом пришёл?

– Не, я взял бухнуть и к шмаре своей подамся. Она обещала ждать меня, а сама с хмырём живёт. Я ей маклак отшибу, суке. Чтобы за базар отвечала.

Я набираю слово «маклак» на смартфоне. Интернет мне поясняет: это головка бедренной кости, мосол.

– Ты чё-то крутой сильно. Баб-то бить – это козлячье дело, по-моему, – упрекаю его я.

– А чё делать-то? Обидно мне, значит, – оправдывается мой собеседник. – К себе в Хомутово ехать, что ли? Там у меня от мамки осталось два гектара земли.

– Ну вот и поезжай. Картошку посадишь. Выкопаешь урожай. Самому пожрать будет чего. Самогонный аппарат купишь. Всю зиму помаленьку попивать можно. И баба у тебя, у буржуина, появится, – начал строить прогнозы я. – А иначе опять на нары, по стрёмной статье.

Мужик разулыбался и расчувствовался. В глазах навернулись слезинки. Он достал из полиэтиленового пакета своё самое дорогое имущество – четыре бутылки тройного одеколона.

– Слышь, мужик, со мной ещё никто так не разговаривал и никто так обо мне не заботился. Давай с тобой выпьем. Я неделю пустые бутылки из-под пива собирал, потом их сдал, и вот теперь попировать можно. Он протянул мне один фунфырик с заветной огненной водой.

– Бля буду, я бы выпил с тобой без всякого базара. Но за рулём я, понимаешь. Да и свою цистерну уже давно опустошил. Не обижайся на меня, мужик, – твёрдо и уважительно отвергаю я предложение, исходящее от всей души этого простого и незамысловатого человека. – А как зовут-то тебя, дружище?

– Вася я, мне двадцать шесть лет.

Я с тоской посмотрел на этого парня. Внешне он выглядел не менее чем на сорок пять лет. И я подумал: «А чем же этот русский мужик отличается от Анатолия Сердюкова, при котором спёрли у государства миллиарды рублей?»

Мне стало грустно. Настало время плановой встречи, и в мой серебристый джип подсел деловой партнёр. А Вася понуро пошагал в свою полную разочарований и печали жизнь.

Где ты теперь, мой случайный знакомый Василий?

2. Разная старость

– Съездил бы, Сергей, мусор вытащил из подъезда. А то Восьмое марта на носу. А в квартире бабы Нади (это моя уже ушедшая мама) ремонт и мешки с разными строительными отходами заполнили лестничную клетку. Перед людьми стыдно. Давай, давай, хоть польза от тебя какая-нибудь будет. А то сидишь и на ноутбуке клацаешь клавишами, бездельник ты мой, – строго говорит мне жена Лена.

И вправду, пользы от меня мало. Сажусь в свой джип. Он для перевозки мусора не очень подходит. Но строители всё аккуратно упаковали в мешки. Володя, который занимался ремонтом и вывозом отходов, был на отдыхе. Поэтому нужно было перехватить инициативу и не доставлять неудобства соседям. Когда моя мама была жива, она не разрешала делать ремонт. Она мудро говорила:

– Когда я уйду, тогда и делайте что хотите. А меня всё устраивает. Эта старая обстановка мне привычна. Почти вся жизнь моя прошла здесь.

Мы и не беспокоили маму, только пластиковые окна поставили, да освежающий ремонт Лёха Зубарев, наш друг – строитель, сделал. Время безжалостно, и вот моей мамочки не стало.

Моя жена Лена по случаю пригласила бригаду ремонтников. Замечательные люди они, религиозные. К святой вере пришли через разные жизненные трудности и горести. Вера у них отличается от православной, они баптисты. Это протестантское движение зародилось ещё в XVI веке при расколе церкви. Разным догматам привержены разные церковные учения. Но доброта и порядочность – их общая и очень важная черта. Вот эти ребята: Володя, Андрей, Николай, Анастасия, Алёна – братья и сёстры, так они общаются между собой. Они-то и были ремонтниками квартиры, оставленной нам моей любимой мамой. Примечательно, что алкоголь, курение и другие вредные привычки они оставили в прошлом. А ещё был у нас в квартире плиточник Виктор, знакомый нам ранее по своей искусной работе.

Подъезжаю в лоно «железнодорожного двора» – двора моего детства, к дому №71, что по улице 5-й Армии. Мне дорогу перегораживает бабушка, совсем как моя мама. Она жестикулирует тросточкой и что-то оживлённо говорит. Я припарковался и, выйдя из машины, спрашиваю эту пожилую женщину:

– Какие у вас проблемы, бабушка? Чего вы, как гаишник, регулируете движение во дворе?

Бабушка мне сердито улыбнулась и говорит:

– Это вы ко мне по вызову приехали? Я уже устала ждать. Сколько можно тянуть резину?

– Не, я не таксист, я приехал строительный мусор вывезти.

– А я старая железнодорожница – Соколова Людмила Николаевна, я помощником машиниста почти всю жизнь проработала. Муж мой тоже железнодорожником был. Вот у меня даже правительственная медаль есть – «Ветеран труда». – И бабушка полезла в свою сумку.

– Спасибо, не надо, не показывайте, я верю вам. У моей мамы такая же медаль была. Давайте я вас свожу. Щас, только мусор закинем в багажник.

Андрей вытащил, а я погрузил мешки. Бабушка кое-как взгромоздилась на переднее сидение. Мы отчалили. По дороге я остановился у мусорки. Её жерло схавало мешки. И мы поехали в сберкассу.

– А дети-то у тебя, Людмила Николаевна, есть?

– Да, три дочки. Старшая только умерла, месяц назад. А две другие вот вчера ко мне приезжали, еду привозили.

– Ну, тебе, бабушка, повезло. Дочки у тебя заботливые.

– Ну, не скажи. В коттедж, который мы с мужем строили, меня не пускают. Вообще, дурой меня считают. На хрен мне эта трёхкомнатная квартира? Лучше бы однокомнатную. У меня голубь жил. Я его на улице подобрала. Лапка у него перебитая была. Так мы жили с ним и не тужили. Я кормила его. А голубь летал по квартире из комнаты в комнату. Мне хорошо от этого было. А дочки, пока меня дома не было, выпустили его на улицу. Я им, мандовошкам своим, сказала, что всё равно его, голубя, найду, и мы снова будем жить вместе. А она пусть со своим кобелём живёт. Представляете, он сидит дома, нигде не работает. Срам божий, как такое может быть? Фу…

– Ты, бабуля, рамсы попутала. Дочка-то взрослая у тебя. Какого хрена ты в её личную жизнь лезешь? Она сама её устраивает с кем хочет, – одёргиваю бабку я.

Людмила Николаевна сверкнула на меня глазами:

– А ты, мил человек, на хрен не лезь, не защищай её. Ишь, защитник выискался.

Я помолчал, потом решил проверить бабушку на предмет болезни Альцгеймера. На все мои вопросы она отвечала чётко. Память для её возраста, 81 год, была отменной и ясной. Значит, это – не заскок, а её жизненная позиция такая. Ничего не поделаешь, дочкам надо смириться и терпеть.

Я невольно вспомнил недавнее событие из жизни моей мамы.

– Серёжа, – говорит мне мама, – давай съездим к моей подруге детства Тамаре. Она лежит пластом. Детей у нее нет. Племянник, которому она завещала свою квартиру, о ней заботится. Но он больной и сам еле-еле ноги передвигает. Давай её попроведаем. Я какие-нибудь лакомства возьму и денежек ей маленько дам. Боюсь, что не успею и не свидимся уже. У меня уже все подружки поуходили.

Маме был 91 год.

Немудрено, природа так устроена, уходят старики. Уходят молча, и попрощаться у их сверстников не получается порой. То здоровье не позволяет, то транспортные проблемы и много чего ещё другого.

Приехали. У бабушки чистенько. Социальные службы предоставляют помощниц, плюс бабушка из пенсии доплачивает за уборку и другие домашние дела. Сама уже ходить не может. По нужде ходит под себя.

Как же ей тяжело, подумал я. Как непросто доживать свой век этой женщине, отдавшей свою молодость и здоровье Родине. Трудившейся без остатка до самых последних сил и в годы Великой Отечественной войны, и в героические будни пятилеток на строительстве коммунизма.

Как же она была счастлива повидать свою подругу детства – Надюшу, мою маму, с которой не виделась много-много лет. А я для неё был чем-то вроде божества, доставившего ей вселенское счастье общения. В её мир одиночества вместе с нами ворвался свежий ветерок воспоминаний. Воспоминаний о тех далёких временах, когда они были красивыми и озорными девчонками, кружившими головы своим одноклассникам. Как получали похоронки и оплакивали своих безусых пацанов, ушедших добровольцами на фронт. Как боролись за перевыполнение производственных планов родной и любимой партии (КПСС), как взрослели, а потом старели… Помирать бабушка явно не собиралась. Несмотря на свою немощь, она строила планы по побелке потолков, каком-то ремонте. Но через неделю её телефон уже не отвечал.

Мама говорила: «Хорошо, что успели навестить Тамару при жизни. На душе как-то спокойнее и легче».

А сама она, когда я собирал вещи для отправки на скорой помощи в больницу, напоминала мне: «Серёжа, сынок, не забудь положить косметичку и щипчики. Да, и халат этот красивый, в цветочек, который мне Лена невестка подарила, тоже положи в сумку».

Умирать она не хотела. Хоть и глаза у неё в этот раз были грустными и печальными. Как будто бы она прощалась с квартирой и с прожитой в ней жизнью… Было это в апреле 2016 года.

В сберкассе я помог Людмиле Николаевне доковылять до «амбразуры», где выдают деньги. Она ничего не боялась. Она доверилась мне. С незнакомым человеком, получив двести тысяч рублей, бабушка села в машину.

– А на хрен тебе, бабушка, столько бабок? – спрашиваю я. – Ведь твои дочки тебе привозят жратву. Тебе и тратиться не на что.

– Много ты в жизни понимаешь. Найду куда потратить. Может, я их пропью или прогуляю, – игриво так пошутила бабуля.

– Дело твоё, конечно, но инстинкт самосохранения-то у тебя должен работать. Ты же могла напороться на придурка. Он дал бы тебе по башке и выкинул бы в кювет. А денежки забрал бы себе.

– Ага, щас, разбежался. Я бы их, денежки, в трусы бы спрятала. Чай, не полез бы, окаянный.

«Да, логика железная. Если бы не знал, вряд ли бы в трусы полез», – улыбаясь, подумал я.

Вот мы снова в «железнодорожном дворе», уже возле её дома.

– Бабуся, ты на дочерей-то своих баллон не кати. Хорошие они у тебя. Не хами им понапрасну. Доживайте в дружбе.

– Да пошёл ты. Учитель хренов. Лучше возьми денег за помощь мне.

– Ты чё, бабуля, с дуба рухнула? Кто за помощь пожилому человеку деньги берёт? Не обижай меня, пожалуйста.

– Как не берут-то. Ещё как берут. На прошлой неделе ко мне приезжал таксист. Я ему пять тыщ дала, чтобы он меня несколько раз свозил в больницу там, туда-сюда. Он до больницы-то довёз и слинял, хвостом махнул. И сотовый телефон его недоступен стал.

– Ну, всякие люди-то бывают. Не мне тебе это рассказывать. Ты целую жизнь прожила, насмотрелась на разное, однако, – грустно говорю ей я. – Я по уважительному отношению к тебе, выходит, хороший. А два дня назад иду по тёмной улице ночью, три молодых мужика закурить просят. Я не курю. А они, мол, взрослый такой и не куришь. Дай тогда нам денег на курево да на водяру. Я, понятно дело, дал по полной программе. Теперь для них я плохой. Сломанные челюсти и рёбра лечат.