1.

– Курсант Быков к зачётному полёту готов! Параметры прыжка настроены!

Андрей повернул голову слегка вправо, ожидая приказа инструктора. Он видел Клинового в профиль. Нос картофелиной под крутым лбом выдавался из-за чуть отвисшей, но ещё не обрюзгшей щеки; от носа до круглого крепкого подбородка свисал седой ус (почему такие усы называются запорожскими, Быкову рассказал знакомый студент-историк); лысая голова-шар крепко сидела на сильной шее, которая, казалось, была вбита как свая между массивными плечами. Всё тело инструктора, затянутое синим с золотыми зигзагами комбинезоном, было такое же внушительное и сильное, уже начинающее грузнеть, как это бывает у атлетов на склоне лет. Клиновой участвовал в трёх экспедициях на Каболус – колдовскую планету, и один из первых начал водить корабли через надпространство. Он не хотел уходить в отставку по возрасту, зная, что его ожидает раннее одряхление от скуки на какой-нибудь даче, и, чувствуя себя ещё в силе, добился назначения инструктором в училище космопилотов в Воронеже. Словом, это был, как сказал один любитель каламбуров: «Космический волк, травленый радиацией и ломаный гравитацией».

Клиновой проработал в школе несколько лет, проходя впритирку все медкомиссии, но последняя из них сказала решительное нет. Не то, чтобы он был болен – он просто был стар. По просьбе начальника училища комиссия разрешила этот последний полёт, чтобы не срывать напряжённый график тренировок курсантов.

Для курсанта Быкова этот полёт тоже был своего рода последним – последним в качестве курсанта.

Инструктор медлил отдавать приказ. Он как будто в забытьи смотрел на шкалы приборов. Было как-то тревожно на сердце. Старик знал, что отдав приказ к старту, он приблизит конец этого последнего для него полёта и, как-то подсознательно оттягивал начало.

«Никогда не думал, что могу быть сентиментальным, – подумал он, – пора стартовать, а то курсант подумает, что старик действительно не может летать».

– Инструктор, – прозвучал снова молодой голос, – курсант Быков к полёту готов!

В этом бодром докладе Клиновой уловил интонацию нетерпения и вопроса: «Чего ты медлишь?». Его покоробила несдержанность молодого человека. В последнее время он стал замечать за собой, что его раздражают молодые парни своей порывистостью и горячностью. Этот белобрысый развинченный курсант с улыбкой до ушей, которая показывала крупные белые здоровые зубы всегда вызывал в Клиновом некоторое раздражение и … чуть-чуть зависть. Хотя придираться то было не к чему – Быков занимался почти на отлично, но в поведении и разговоре был нагловат и … развинчен, взгляд больших сине-зелёных глаз – всегда с вызовом.

«Ну чего это я. Просто завидую его молодости. Ведь ты сам был таким. Прекрати сантименты! Наверное, действительно, пора в отставку, – подумал про себя».

– Подтвердите готовность служб базы, – ответил Клиновой.

– Готовность служб базы подтверждаю!

– Стартуйте, курсант!

Быков надавил зелёную клавишу со словом «Старт» и откинулся в кресле. Выдвинулись из подлокотников и спинки захваты, которые мягко, но надёжно обхватили его грудь, ноги, голову. Руки при этом оставались свободны; он мог дотянуться ими до любой точки пульта управления.

Корабль завибрировал в шахте катапульты. Затем слабым взрывом та толкнула его в пространство.

– Удаление от базы десять тысяч метров, – доложил Быков, – запускаю двигатель.

Почувствовалась небольшая перегрузка.

– Приступаю к ориентации корабля.

Автоматика могла бы сориентировать корабль точнее человека, но ручное управление кораблём входило в программу обучения пилотов. Клиновой не вмешивался в действия курсанта. Он следил за показаниями приборов, чувствуя удовлетворение от уверенных и чётких действий своего ученика.

– Корабль сориентирован, угловое отклонение от курса – двадцать пять десятитысячных секунды. Линейное отклонение плюс-минус двести сорок метров. Даю двадцать процентов мощности, – доложил Быков и медленно потянул на себя ползунок на пульте.

«Не плохая точность ориентации даже для опытного пилота, – отметил про себя Клиновой, – но надо было бы начать с пятнадцати процентов. Он не понимает, что мне не двадцать два, а девяносто лет».

Но не мог он так сказать курсанту. Ученик всегда должен быть уверен в силах своего учителя.

«Ведь я сам был таким же нетерпеливым, – оправдал для себя Клиновой своего ученика. – Я часто стал думать о себе в прошедшем времени», – вдруг спохватился он.

И, как будто разозлясь на свою старость и уже наступающую телесную немощь, твёрдо отдал приказ:

– Дать мощность двадцать пять процентов!

– Но, … Николай Антонович, – возразил Быков, – для вас это слишком резкая перегрузка.

– Обращайтесь по уставу, курсант! – веско сказал Клиновой.

«Старик не хочет признаваться в своей старости даже самому себе», – понял Быков.

– Есть дать мощность двадцать пять