«Овердрайв» Сергея Иннера — это одна из книг, которую ты сначала ненавидишь всем сердцем, но затем понимаешь, что несмотря ни на что, она тебя не отпускает.
Ненавидишь по двум причинам: либо то, что там описывается, на тебя не похоже, либо похоже слишком, и оттого ты отторгаешь книгу ещё больше. Эта история постоянно вводит читателя в заблуждение. Ты не всегда понимаешь: то ли автор в очередной валяет дурака, показывая, как прожигает жизнь некий Серёжа — юный рок-музыкант, переехавший в Санкт-Петербург из Таганрога, то ли он играет с твоим разумом, говорит хитро: «Ну что вы, голубчик, опять попали впросак? Вы глазки-то раскройте, всё тут — метафора».
Последних тут действительно немереное количество. Метафорой является даже сама структура текста, которая, по словам Сергея Иннера, построена по принципу гитарного перебора: «нулевые» главы-отступления — это бас, затем несколько высоких нот и снова бас. В низкочастотном фундаменте «нулевых» глав спрятаны подсказки, которые могут помочь уловить и понять замысел книги, а главы о жизни Серёжи — это, по всей видимости, гитарное соло. К тому же, «Овердрайв» изобилует незакавыченными цитатами из песен «АукцЫона», «Сплина», «Гражданской обороны» и других российских и зарубежных рок-команд. Когда узнаёшь их, то начинаешь видеть (а вернее, слышать) всю эту постмодернистскую композицию по-новому.
С самого начала читатель попадает в российскую музыкальную среду, ещё зелёный, но крепнущий андеграунд 10-х годов. Всё как завещано: секс, наркотики, рок-н-ролл, иногда в другом порядке.
"Мне нужно отдельное жильё, где я буду курить гашиш и слушать Pink Floyd", — говорит Серёжа.
Время будто тянется бесконечно между поисками барабанщика, приёмом веществ и попытками выжить и найти в большом городе хоть малую толику любви. Порой возникает ощущение, будто герой никак не влияет на реальность, а всё происходит исключительно наоборот.
Текст пестрит именами музыкантов (Эми Уайнхаус, Гэри Мур, Ронни Джеймс Дио). Местами автор, кажется, символически сопоставляет смерти известных личностей с поворотными моментами в жизни главного героя. А иногда в основное повествование врезаются целые тексты песен (например, «Речечка» Высоцкого).
Чтобы понять (и простить) «Овердрайв», нужно набраться сил. Для кого-то эта история может оказаться набором вполне прозаических событий: да, интересно понаблюдать, как изгаляется над собой и другими рокер и менеджер по продажам Серёжа в культурной столице, но не более того. Однако если вникнуть, то можно увидеть, как главный герой тщится понять себя, город, женщин и законы мироздания, то, что он называет «Великое Но».
По городу витает дух Dire Straits, колесят Автобусы Милосердия, прогрессирует берлинский синдром. Кто-то говорит: «Станем же делать вид, что сдерживаем смех» Кто-то моргает громче всех в мире. И почти у цели мы, но вот беда — очередные правки от заказчика. Мама прокурор, папа адвокат. Все роскошь и перхоть бытия. Острый нож времени режет всё пополам, и этот нож ты. Ну же! Ну же! Ну же! Великое Но тебя вечно манит, ласкает, щекочет. Перед самым твоим лицом, а не схватишь
Когда главный герой уходит в себя, то его реальность трансформируется то в мир Древней Греции, то в стадионный концерт бога рока, то в космическую одиссею со звездолётами, разбивающимися об Солнце (привет, Дуглас Адамс).
Книга держит цепко, уж очень быстро и неожиданно раз за разом меняется Серёжина петербургская бытность. На каждом участке пути ему встречаются герои, у каждого из которых есть, на первый взгляд, незаметная роль в замысле антиромана. Какие-то из них возвращаются снова и снова, другие, появившись единожды, исчезают навсегда — разве, может быть, вспоминаются каким-нибудь затерявшимся обертоном под самый конец истории. Практически у всех из них говорящие имена, похожие зачастую на клички рокеров или кого-то из их окружения: Животное, Герда, Жан-Поль, Линда и т. д.
Женщины — основные спутницы героя на протяжении антиромана. Они все с очень разными характерами, но будто бы сделаны из одного теста: не сказать, чтобы они порочные, но в каждой встречается знакомый надрыв, бездонная пропасть, укрытая тонкой шалью. Геллу Хмельницкую, например, Серёжа называет "канатной плясуньей над бездной", Христину Сибирь — "белокожей королевой тьмы", а Линда Вихрь — из тех, кто "считает зря прожитым день, в который ты ни разу не прошёл по краю".
Когда эти женщины уходят в закат, хочется пожелать им сил в поисках счастья. Им это нужно, ведь для многих из них картина мира так сложна, а изменения в сознании столь необратимы, что возможно ли для них будущее вообще — это очень спорный вопрос. Для Серёжи они представляются то нечистью, то группи, то богинями древнего мира, и каждая одаривает его тем, что олицетворяет, или же наоборот — забирает у главного героя то, что ему не принадлежит.
И вот, наконец, мы подходим к концу в ожидании ответов для истерзанной души, но — ответов нет, вместо этого исчезают один за одним сами вопросы. Вспоминаются слова Сергея Иннера об антиромане: "Я люблю эту книгу и боюсь её".
Остаётся только вспомнить самое начало истории и поразиться тому, насколько сильно и вместе с тем совершенно незаметно в мире книги изменилось абсолютно всё — причём, кажется, уже далеко не один раз. Эта рок-философия многогранна и неоднозначна, как песня, звучащая по-разному, когда слушаешь её в том или ином возрасте. Было ли это всё злой шуткой или дословным пересказом реальности? Было это исповедью или проповедью, криком младенца или лебединой песней? Как знать, может, это было всем сразу. И может быть, для кого-то из будущих читателей эта книга станет началом совершенно нового Пути.