Неожиданная книга: не об «Улиссе», а как бы «вокруг». Безусловно, гулять в «литературных лесах» Джойса в компании Хоружего крайне интересно и познавательно, я даже сказала бы, что если подобные прогулки и имеют смысл, то только в сопровождении Сергея Сергеевича. Но выбор маршрута мне показался странным… Слишком туристическим?
Сначала автор бегло пересказывает биографию Джойса: родился-учился-женился, - следуя принципу, что внешняя жизнь Джойса интересна лишь в той части, в какой она значима для его творчества. Затем, более подробно, Хоружий рассказывает о первых литературных опытах писателя, возникновении замысла «Улисса» и - скачок во времени - «магическом мире» «Поминок по Финнегану». И только потом речь заходит собственно о поэтике «Улисса», в том смысле, что «Улисс» - и есть поэтика. Эта часть книги мне показалась наиболее содержательной (здесь подробно описаны обе «сверхзадачи» «Улисса»: следование гомеровскому мифу и проведение «одиссеи формы»; приведены и критически разобраны знаменитые схемы романа; проанализированы ирония и комизм как главные стихии романа, и так далее), но очень знакомой, поскольку во многом повторяет Комментарий. А вот следующий, 16-ый эпизод «Зеркала…» - полностью оригинальный. Джойс в русской культуре – это сравнительный анализ творчества Джойса и Белого / Хлебникова / Эйзенштейна, а также история изучения, перевода и критического анализа «Улисса» в России. Заключительный эпизод – Джойс и Хоружий – самый художественный в книге и самый сомнительный, на мой взгляд. Именно этот эпизод побудил меня задуматься над одной из глобальных проблем современности – как отличить подлинное от мнимого (фейка).
Проблема актуальна не только в сфере общественных отношений или журналистике, но и в науке. Научное сообщество для объективной оценки деятельности учёных и полученных ими результатов использует индекс Хирша. Однако даже такой наукометрический и объективный показатель в ряде случаев оказывается недостоверным. Кроме того, знание, как оценивается твоя деятельность, влияет на твоё поведение (эффект «накрутки» показателя). Альтернативный метод оценки – консенсус экспертов. Однако здесь неразрешимой проблемой является выбор критериев для формирования пула экспертов. С искусством ситуация ещё более сложная. Что считать или не считать произведением искусства? Как можно сравнить (дать оценку) романам, написанным в XX веке?
Сергей Хоружий пишет, что «существует авторитетное мнение, что это («Улисс») главный роман всей прозы XX столетия». Но чьё это мнение, и в каком смысле «главный»? В «Зеркале…» перечислены несколько известных писателей, не принявших и не понявших «Улисса». Допустим, авторитетным является мнение Набокова: «Улисс» - божественное творение искусства, он будет жить вечно». Но как тогда относиться к творчеству Достоевского и Фолкнера, которых Набоков оценивал невысоко?
Почему «Улисс» - «главный роман»? Потому что повлиял на многих (возможно, на всех) писателей и потому что определил путь развития искусства прозы на десятилетия вперед. Но что если этот путь ведёт в тупик, что если он - ошибочный? Описание «техники работы» Джойса наталкивает на мысль, что Джойс – писатель-маньяк, серийный убийца слов и смыслов. Получается, что «главный роман» означает роман «окончательный», «последний». Когда-то Жан-Люк Годар высказал идею, что «единственный фильм, который можно было бы назвать окончательным, идеальным, должен был бы показывать человеческое лицо с момента рождения до смерти, взяв за принцип «каждый день – один кадр», чтобы получилось двадцатиминутное зрелище лица, раскрывающегося и постепенно увядающего, как цветок». К счастью, технические возможности кинематографа ограничивают фантазию режиссёров. Писатели чувствуют себя гораздо свободнее.
Отправляясь от просто и ясно написанных заготовок, он (Джойс) тщательно, кропотливо подвергает текст огромному запутыванию, усложнению, затемнению. Чтобы быть иной, альтернативной реальностью, текст должен быть сложным и запутанным до предела: абсолютно темным.
Получается, что единственная альтернативная реальность – небытие? Но стоит ли создавать ничто? И восхищаться ничем?
Хоружий рассматривает чтение Джойса в позитивном ключе, как духовную практику. «Улисс» - своего рода молитва, «текст-общение», читая который, читатель может выявить нечто в себе самом. Суть и ценность Джойса «именно в его не-читаемости и не-понимаемости – в том, что текст его заведомо нельзя охватить никакою одной конструкцией, теорией, интерпретацией, что он от всех ускользает и деконструирует всё, обнаруживая в этой деконструирующей потенции бесконечную продуктивность». По всей видимости, предполагается, что каждый читатель может (и должен) сотворить из джойсовского небытия свой собственный мир. Читатель становится писателем, художником.
Одновременно в «Зеркале…» отмечается, что единственная тема и задача творчества Джойса – «дать портрет художника». Заметьте: не автопортрет, а именно портрет, и не какого-то отдельного художника, а Художника вообще. Следовательно, изображено на портрете должно быть то, что делает художника художником. В этом смысле «Улисс» является не романом, а перформансом (или как там называется подобный вид искусства): Джойс, вероятно первый в истории, сместил акцент с литературы как продукта, на литературу как действие. Но верны ли два этих равенства: человек = художнику; портрет художника = портрету деятельности художника? У Хоружего читаем: «что делает художник? Художник «претворяет человеческий материал, материал личности, формы личности… в искусство, предмет художественный». Именно здесь я никак не могу согласиться с автором: почему человеческий материал, почему не бытие?