Мэр быстро снял пиджак, ослабил галстук и взгромоздился на диванчик у телефона. Его ступни в зеленых шелковых носках утомленно раздвинулись. Руки были сложены на животе. Глаза прикрыты.
Охранники начали действовать. Один звонил врачу. Другой командовал:
– Освободите помещение! Я говорю – освободите помещение! Да побыстрее! Начинайте митинг!.. Еще раз повторяю – начинайте митинг!..
– Могу я чем-то помочь? – вмешался начальник станции.
– Убирайся, старый пидор! – раздалось в ответ.
Первый охранник добавил:
– На столах все оставить как есть! Не исключена провокация! Надеюсь, фамилии присутствовавших известны?
Начальник станции угодливо кивнул:
– Я списочек представлю…
Мы вышли из помещения. Я нес портфель в дрожащей руке. Среди колонн толпились работяги. Ломоносов, слава богу, висел на прежнем месте.
Митинг не отменили. Именитые гости, лишившиеся своего предводителя, замедлили шаги возле трибуны. Им скомандовали – подняться. Гости расположились под мраморной глыбой.
– Пошли отсюда, – сказал Лихачев, – чего мы здесь не видели? Я знаю пивную на улице Чкалова.
– Хорошо бы, – говорю, – удостовериться, что монумент не рухнул.
– Если рухнет, – сказал Лихачев, – то мы и в пивной услышим.
Цыпин добавил:
– Хохоту будет…
Мы выбрались на поверхность. День был морозный, но солнечный. Город был украшен праздничными флагами.
А нашего Ломоносова через два месяца сняли. Ленинградские ученые написали письмо в газету. Жаловались, что наша скульптура принижает великий образ. Претензии, естественно, относились к Чудновскому. Так что деньги нам полностью заплатили. Лихачев сказал:
– Это главное…