Глава 1 Нужен новый план

«Воспоминания возвращались медленно, кусками и полностью игнорируя хронологию. Сразу после осознания, кто Я такой, мне вновь пришлось окунуться вглубь веков и пережить картину своей казни. Это самое яркое воспоминание всей моей жизни, и оно всплывает в памяти первым в каждом новом перевоплощении. Всегда: и до, и после этого случая Я планировал свою смерть. Но в тот раз все пошло не так. Вернее, не совсем так.

Все началось, когда в окрестностях Иерусалима появился этот блаженный Иисус. Сначала его появление не вызвало у меня никаких опасений. Как и всякий блаженный он высказывал бредовые мысли о противлении злу смирением, о бескорыстии дающего, равенстве людей перед богом и много, о чем еще в этом же духе. Любой беспристрастный анализ его речей выдавал в нем сумасшедшего. Но кто будет вникать в смысл публичной речи человека, признаваемого всеми чуть ли не пророком? Люди слышат лишь то, что хотят услышать. Поэтому, куда бы не приходил Иисус, народ вылезал из всех щелей и толпой окружал его, едва заслышав его спокойный, умиротворяющий голос.

У него появились почитатели. Они стали называть себя его учениками и таскались за ним от селения к селению. Когда Иисуса заносило совсем уж вглубь своего сознания, и люди в толпе начинали недоуменно переглядываться, ученики мгновенно растолковывали собранию гениальную мысль своего учителя.

Чем больше почитателей становилось у Иисуса, тем меньше было желающих принять крещение от моей руки в реке Иордан. Когда поток моей паствы сократился вдвое, пришлось признать: у меня появился конкурент. Он становился серьезной помехой моему плану. Плану, который Я вынашивал с момента, когда мне удалось собрать все компоненты «эликсира жизни». Это не был пока «эликсир богов», но все же он давал полтора века безболезненного существования. Именно столько времени мне должно было хватить, чтобы создать новую религию и стать ее живым богом.

Реализация плана текла медленно. За полгода Я сумел подготовить лишь двух учеников-проповедников, способных отправиться в странствия, дабы нести людям веру в пришествие на Землю самого всевышнего. А этот сумасшедший за две недели увел половину моей паствы и заимел дюжину фанатичных учеников.

Нет, конкурировать с таким бесполезно. Гораздо выгоднее привлечь его на свою сторону. Сказано – сделано. Я отправил к Иисусу своих учеников, и они уговорили его принять от меня обряд крещения.

В назначенный час на берегу Иордана собралась огромная толпа. Это постарались мои помощники. Они прошлись по окрестным селам и анонсировали явление нового мессии.

Когда на берегу появился Иисус, Я воскликнул: «Вот тот, кто идет вслед за мной».

Под ликующие возгласы толпы Я с торжественным выражением лица (торжественным ровно настолько, чтобы не рассмеяться от комизма ситуации) окрестил блаженного. Теперь на правах крестного отца я мог исполнять роль его наставника. Во время «таинства» Я убедил его, что он мессия, сын божий и способен творить чудеса. Надо сказать, это было несложно. Он и сам верил в свою избранность, в предначертаность своей судьбы. Мне оставалось лишь чуть-чуть подсказать, в чем заключается его миссия.

Иисус мне поверил. Да и как бы он не поверил, если у него на самом деле начали получаться чудеса? Не хочу вдаваться в подробности и раскрывать секреты, как мне удавались его чудеса, но люди начинали верить, что он действительно сын божий. И это было главное условие моего нового плана. Я буду живым богом, но не в образе Иоанна, а в образе Иисуса.

Трюк смены образа Я проделывал десятки раз. Это несложно. Надо только чтобы в момент смерти Иоанна рядом находился блаженный Иисус. Именно его «блаженность» является гарантией, что его мозг не отторгнет сознание, покинувшее тело Иоанна. Мое сознание, если кто не понял.

Однако, на деле оказалось не все так просто. Сложность возникла, казалось бы, на пустом месте. Камнем преткновения стал вопрос: как должен умереть Иоанн? Себя он убить не мог, так как сам проповедовал, что жизнь человека принадлежит богу. Только бог дает и отнимает жизнь. Самоубийство подорвало бы веру в меня и мое учение. Единственно верным решением сначала показалось быть убитым наемным убийцей во время очередной проповеди Иисуса. Но, поразмыслив, Я отмел и этот способ. Люди могли сказать: что за пророк этот Иисус, если не сумел предотвратить убийство своего крестного отца и наставника?

Решение пришло неожиданно, когда я увидел, как на площади в Иерусалиме отрубают руку какому-то вору. Казнь – вот что мне нужно! И тогда Я в своих проповедях начал хулить Ирода, тогдашнего царя Иудеи. Это было самое страшное преступление в этой стране. Но время шло, а стража царя никак не реагировала на мои преступные деяния. Тогда я стал обвинять Ирода во всех грехах, в том числе и в прелюбодеянии со своей падчерицей Соломеей. Или это, или все в совокупности привело к нужному результату: меня арестовали. Перед арестом Я приказал своим ученикам привести к месту казни Иисуса.

До этого момента все шло по плану. Но дальше все покатилось кувырком. Как потом выяснилось, ученики Иисуса не отпустили его с моими помощниками. А когда те попытались увести блаженного силой, они забили их палками чуть не до смерти.

А теперь самое страшное. Когда меня подвели к плахе, Я окинул взглядом толпу зевак и не увидел в ней ни Иисуса, ни своих учеников. Сейчас мне снесут топором голову, и на этом моя земная жизнь оборвется. Никогда ни до, ни после этого Я не испытывал такого страха. Не будь этого страха, я мог бы усыпить палача, отвести глаза стражникам и сбежать. Но страх сковал все мои мысли. Я без сопротивления дал палачу уложить себя на плаху. Я не видел взмаха топора, но услышал, как он с шумом рассекает воздух. Резкая боль на шее потушила мое зрение. Я оказался в полной тьме и тишине. Мне казалось это длится целую вечность и Я, наконец, успокоился.

Сразу, как только пришел покой, появились и звуки. Сначала неясные, похожие на монотонный гул с едва различимыми всплесками. Потом всплески превратились в отдельные голоса, и Я понял, что слышу гул толпы. Вскоре и тьма начала рассеиваться. Свет постепенно заполнял собой окружающее пространство и внезапно прямо передо мной высветил мою голову. Вернее, голову Иоанна. Она лежала на брусчатке в луже крови, устремив на меня безжизненный взор.

Странным показалось то, что голова находилась совсем близко от меня, как будто Я стою на четвереньках. Я попытался поднять свои руки, и оказалось, что это руки ребенка. Так вот почему мое сознание не покинуло этот мир! Оно зацепилось за мозг ребенка, вытеснив его неокрепшее сознание. Но откуда здесь взяться ребенку? Неужели ученики Иоанна успели его привести!?

Я обернулся и увидел этих двоих бедолаг. Они приближались, опираясь на сучковатые палки и хромая на разные ноги. Лица их были покрыты ссадинами и синяками. Они подошли и уставили взгляды на отрубленную голову своего учителя.

«Заберите тело и похороните его, – сказал Я им и заметил, как они одновременно вздрогнули». Им показалось, что маленький ребенок отдает приказание голосом Иоанна. Один из них тут же поковылял к палачу, чтобы выкупить тело своего учителя, а второй подошел к голове, бережно взял ее в руки и провел ладонью по лицу, прикрыв веками мертвые глаза.

После похорон Я посвятил своих помощников в планы мести Иисусу и его ученикам. А как иначе? Они перечеркнули мои надежды явиться воплощением бога на Земле. Можно сказать, они вычеркнули сто пятьдесят лет моей жизни и за это должны ответить. Все до одного. И в первую очередь Иисус, хотя он и виноват в меньшей степени.

В этот же вечер мы приступили к выполнению своего плана. Я продиктовал ученикам два письма. Первое было адресовано Иисусу и в нем выражалась последняя воля Иоанна. Заключалась она в том, что Иисус должен был изгнать торговцев и менял из Храма в предпасхальную неделю.

Второе письмо должно было попасть в Синедрион. Причем, прочесть его глава Синедриона первосвященник Каиафа должен был незадолго до того, как Иисус исполнит предсмертную волю Иоанна. В письме аргументированно доказывалось, что Иисус является самым опасным врагом не только иудейской веры, но и всего уклада жизни еврейского народа.

Все получилось так, как Я задумал.

Войдя в Иерусалим вместе со своими учениками, Иисус сразу же направился к Храму. Как и говорилось в письме, портик Храма, его ступени и Храмовая гора были заставлены столами с жертвенными животными, и меняльными ящиками. Шла бойкая предпасхальная распродажа. Иисус со словами «Храм – не место для торговли» начал переворачивать и скидывать со ступенек столы торговцев и менял.

Никто такого не ожидал. Поначалу опешили даже римские стражники, находившиеся неподалеку. Когда они пришли в себя и кинулись искать нарушителя спокойствия, его уже и след простыл. Ученики силой увели его с Храмовой горы, и все вместе укрылись в доме одного из почитателей Иисуса.

В это самое время о происшествии доложили первосвященнику Каиафе. Он только что прочел письмо с обвинениями в адрес Иисуса, и в его голове все сложилось: в письме изложена чистая правда. А раз так, то Иисус должен умереть, причем умереть до празднования Пасхи. Это будет символичная жертва. Она необходима, чтобы еврейский народ продолжал жить в своей вере и не растворился среди других народов, утратив самобытность.

Каиафа послал слуг оповестить членов Синедриона о внеочередном заседании, а сам отправился к римскому наместнику в Иудее Понтию Пилату. Вообще-то, правила предписывали по вопросам поимки преступников против иудейских законов обращаться в канцелярию царя. Но с Иродом Каиафа постоянно находился в состоянии почти открытой вражды. Поэтому ему предстояло убедить римского наместника, что преступник Иисус замышляет не только против Иудеи, но и против Рима.

Долго убеждать Понтия Пилата не пришлось. Он уже слышал о происшествии на Храмовой горе и сразу согласился отправить римских стражников на поиски опасного преступника.

Но они бы долго искали, а могли и не найти, если бы Я им не помог. Мои помощники знали, где живет один из учеников Иисуса по имени Иуда. Они появились в его доме ночью и стали убеждать выдать римской страже место, где скрывается Иисус. Поначалу Иуда не соглашался, но мои помощники привели весомые аргументы за то, что его учителю лучше быть подвергнутому аресту, чем всю жизнь скрываться. Ведь наказание за такой мелкий проступок не может быть слишком суровым. Ну всыпят десяток плетей и отпустят на свободу. Он еще и для своей паствы предстанет, как страдалец за веру.

Хорошенько поразмыслив, Иуда согласился с их доводами. На следующее утро он отправился в резиденцию римского наместника и рассказал начальнику стражи, где скрывается Иисус.

Иисуса арестовали.

Каиафа созвал Малый Синедрион в Храме. Его члены уже знали, почему первосвященник так поступил. В Храме их собирали по особым случаям. Например, только в Храме, и нигде более, мог быть вынесен смертный приговор. А именно о такой участи для Иисуса они договорились два дня назад в доме Каиафы. Осталось соблюсти лишь формальности: найти весомую причину для вынесения столь сурового приговора.

Иисуса привели на допрос, и оказалось, что обвинить его не в чем. Его поступок на Храмовой горе никак не тянул на смертный приговор. В своих проповедях он не противоречил заповедям божьим и не призывал к смертным грехам. То, что все люди равны перед богом – это, конечно, ересь. Евреи – избранный народ. Но как такое обвинение представить римскому наместнику?

Два часа изнурительного допроса не привели к формулировке сколь-нибудь серьезного обвинения. Наконец Каиафа задал вопрос, на который не надеялся получить положительный ответ. В доносе на Иисуса говорилось, что он считает себя сыном божьим. Ну кто в здравом уме признается в такой ереси?

– Это правда, что ты считаешь себя сыном божьим? – глядя прямо в глаза Иисуса спросил Каиафа.

– Я и есть сын божий, – ответил Иисус, ничуть не смутившись.

По залу прокатился глухой рокот. Старейшины Синедриона в недоумении переглядывались между собой. Как можно вслух произнести столь кощунственные слова? Как может смертный человек, раб божий, поставить себя на одну ступеньку с самим всевышним? Это смертный грех.

Опасного преступника увели. Судьи начали оглашать свое мнение о мере его наказания. Лишь трое из двадцати трех членов Синедриона высказались против смертного приговора.

С подписанным приговором Каиафа отправился к Понтию Пилату. Без его утверждения смертный приговор не имел силы. Римский наместник попросил прочесть приговор вслух.

– Я не совсем понял, за что вы вынесли этому человеку такой суровый приговор? – удивленно поднял глаза наместник на первосвященника, когда тот закончил чтение.

– Этот человек считает себя сыном бога, а это ставит его…

– Да пусть считает, кем хочет! – резко перебил Понтий Пилат попытавшегося заговорить Каиафу, – он же просто сумасшедший.

– Он вовсе не сумасшедший. Он в полном рассудке ставит себя на одну ступень с богом. А, значит он считает себя выше царей и даже выше самого римского императора.

Понтий Пилат задумался. «Обвинения, предъявляемые несчастному Иисусу, безусловно, абсурдны. Но если сейчас не утвердить приговор, этот ушлый еврей напишет донос императору, что римский наместник не борется с врагами Рима. Да и что мне за дело до их еврейских разборок?».

– Хорошо, я утвержу приговор, но только, что это за варварская казнь: забить камнями? Зачем так жестоко? Не лучше ли просто распять на кресте, как это принято в цивилизованных странах?

– Я сегодня же принесу исправленный приговор, – обрадованно закивал головой Каиафа, пятясь задом к двери…

Я не успел сказать Иисусу, что это Я погубил его. Когда в ночь после казни я подошел к кресту, Иисус был уже мертв. Сердобольный римский стражник заколол его копьем, чтобы прекратить его земные страдания. Зато всех его учеников ждала страшная кара. В тот момент Я еще не решил, какие муки и страдания испытают ученики Иисуса перед смертью, но то, что эти страдания будут сильнее страха, который Я испытал перед своей казнью, Я знал наверняка. Сжалился Я только над Иудой. Его Я просто повесил на видном месте. Его мучения длились недолго».

– Эдгар! Иди кушать, – прервала воспоминания мама трехлетнего Эдгара Пике.

***

Соломон Ротшильд возвращался во Франкфурт из Вены. Он не любовался сельским пейзажем, мелькавшим за окном его шикарной кареты. Он, закрыв глаза, вспоминал приятные моменты, которыми было заполнено его пребывание в кулуарах Венского конгресса.

Он в сотый раз мысленно аплодировал своему старшему брату Амшелю за то, что тот уговорил остальных братьев вернуть курфюрсту Вильгельму все его вложения с набежавшими процентами. Вильгельм явно рассчитывал на меньшее. На радостях он не стал изымать из бизнеса Ротшильдов свой капитал и даже согласился на невысокую фиксированную доходность в три процента годовых. Но и это еще не все. Восхищенный порядочностью Ротшильдов, Вильгельм на все лады расхваливал их за кулисами Венского конгресса. Благодаря этому, с Соломоном пожелали познакомиться все сильные мира сего. Ему жали руку и победитель Наполеона герцог Веллингтон, и французский министр Талейран, и австрийский канцлер Меттерних, и русский представитель Нессельроде. А мелкие германский князьки даже заискивали перед ним.

Наверное, впервые в жизни Соломон ощутил могущество денег. Он помнил, как еще каких-то тридцать лет назад его отец вздрагивал при каждом стуке в дверь их маленького домика, опасаясь внезапного прихода финансового инспектора. Было время, когда их семья выживала за счет утаенных от налогов доходов. И вот, всего через тридцать лет ему жмут руку те, кто решает сегодня судьбу мира. Они это делают не потому, что считают его ровней, а потому, что все они нуждаются или будут нуждаться в его деньгах.

Кстати, еще о деньгах. Поговаривают, что на этот раз страны победители потребуют-таки с Франции контрибуцию и, вроде как, сумма будет больше 500 миллионов франков. «Вот бы эти деньги прошли через банк Ротшильдов! – размечтался Соломон, – а почему нет? Джеймс в Париже на короткой ноге с самим королем, Натан в Лондоне регулярно встречается с премьер-министром, я нашел общий язык с канцлером Австрии Меттернихом. Осталось найти подходы к русским и пруссакам. Вряд ли это будет сложно, если принять во внимание те рекомендации, который дал курфюрст Гессенский нашему банку. В конце концов даже один процент комиссионных от пятисот миллионов – это деньги ради которых стоит потратить и силы, и время».

Соломон улыбался, представляя, как он предложит эту бизнес-идею братьям. Наконец и он покажет им, что он не простой исполнитель, а полноправный партнер и не даром получает равный со всеми доход.