Книга 2. Отречемся от старого мира

Глава 1. Просвещенные

В комнате, которую освещал лишь свет от тлеющих в камине углей да свеча на столе, за столом сидели трое. Один из них – человек, выглядящий лет на сорок, горбоносый, с большими светлыми глазами и выдающимся вперед подбородком с ямочкой – зачитывал список имен, шевеля пухлыми губами. Сидящий напротив него молодой человек, водил гусиным пером по листку бумаги. Третий – внимательно слушал.

Все трое одновременно вздрогнули, когда раздался громкий и настойчивый стук в дверь.

– Иди открой, Катон, – приказал Горбоносый молодому человеку.

– Почему я, Спартак? Я же пишу! – возмутился «писарь».

Тот, кого назвали Спартак, молча уперся взглядом в сидящего напротив, и молодой человек, отложив перо, направился к двери. Не успел он отодвинуть щеколду, как двери распахнулись, и в комнату ворвался крупный мужчина. Он, размахивая свернутой газетой, заговорил:

– Так ты говоришь, Адам, что волю «неведомых высших» получаешь от Сен-Жермена? – звуки его голоса кому угодно могли показаться зловещими, но не Горбоносому:

– Опять нарушаешь, Филон. Сколько раз нужно повторять, чтобы ты прекратил, наконец, обращаться по именам? Мы зачем взяли себе псевдонимы? – спокойно произнес он, глядя прямо перед собой.

– Ты не ответил на вопрос!

– Сядь, Филон, и успокойся. С чего, вдруг, ты этим заинтересовался?

– Ты не увиливай, Адам…

– Не Адам, а Спартак!

– Будь по-твоему, Спартак, – уже спокойным голосом заговорил Филон, усаживаясь на единственный свободный стул, – я жду ответа. Думаю, мы все ждем ответа.

– Ты не услышишь в моем ответе ничего нового: да, волю «неведомых высших» мне передает граф Сен-Жермен.

– Тогда что ты скажешь на это, Спартак? – Филон постарался сосредоточить всю иронию на слове «Спартак» и развернул на столе принесенную с собой газету.

– Что здесь?

– Вот, почитай, – Филон ткнул пальцем в заметку, которая гласила: «27 февраля 1784 года в замке Готторп умер граф Сен-Жермен. Его тело захоронено неподалеку у старой часовни».

– Где ты взял эту газету?

– Какая разница, где я ее взял?! – вновь начал заводиться Филон, – допустим, мне ее подбросили, что это меняет? Сен-Жермен умер больше полгода назад, а ты все это время являл нам волю «неведомых высших». Что ты на это скажешь?

– Скажу, что какая разница, кто доводит до меня волю «неведомых высших»? Главное, что она до нас доходит.

– Ты нам лжешь!!! – почти выкрикнул Филон.

– О чем спор, господа? – раздался мягкий голос в сумраке комнаты.

Все четверо резко обернулись на этот голос, а молодой человек, которого назвали Катоном, даже вскочил со стула, чуть его не опрокинув. У двери стоял невысокого роста человек, закутанный в черный плащ. Он прошел к столу, уселся на освободившийся стул со словами, обращенными к молодому человеку: «Вы позволите, Ксавьер?». Эта реплика вызвала еще больший шок присутствующих. Откуда незнакомец знает их имена?

– Кто вы? – первым пришел в себя Филон.

– Это граф Сен-Жермен, – ответил за гостя Спартак.

– Да, это я. Рад, что вы меня узнали, Адам. Хочу вас похвалить: вы неплохо справлялись.

– Но как же …? – Филон указал пальцем на газету.

– У меня нет времени рассказывать. Если вам интересно, расспросите вашего друга Адама. А сейчас я сам явлю вам волю «неведомых высших», – Сен-Жермен сделал паузу и обвел всех взглядом, – вы должны созвать новый масонский конвент, теперь в Париже. На него вы соберете только тех, кто примкнул к вам на прошлом конвенте в Вильгельмсбаде и кого вы успели переманить после него. Срок вам даю до апреля следующего года. У кого есть вопросы?

Нависла тишина. Никто из присутствующих не решился ее нарушить, хотя вопросы были у всех четверых.

– Тогда берите по листку бумаги и пишите клятву, – продолжил свою речь Сен-Жермен.

– Что писать? – заговорил молчавший до сих пор участник встречи.

– Пишите: «я, Йохан Боде, клянусь во веки веков ни одним словом не упоминать о встрече, состоявшейся 31 октября 1784 года в доме Адама Вейсгаупта». В конце поставьте свою подпись. Все пишите от своего настоящего имени.

Сен-Жермен встал из-за стола, уступив место самому молодому из присутствующих, Ксавьеру фон Цваку. Пока «просвещенные» старательно выводили текст клятвы, граф сделал шаг от стола и внимательно за ними наблюдал. Среди панического калейдоскопа мыслей, исходивших от членов ареопага ордена иллюминатов, он уловил одну, совершенно четкую: «только через него я смогу возвыситься». И эта мысль созрела в голове Йохана Боде. Сен-Жермен отметил для себя эту особенность его характера: редко кому удается сохранять хладнокровие в подобной ситуации.

Граф поочередно собрал передаваемые ему листки, обращая внимание на подписи: Адам Вейсгаупт, Ксавьер фон Цвак, Йохан Боде, барон Адольф фон Книгге.

– Ну, что ж, до встречи в Париже, господа, – Сен-Жермен скатал листки в трубку и покинул дом.

Иллюминаты долго сидели в полном молчании, пока его не нарушил хозяин дома:

– Ты закрыл двери за бароном на засов, Ксавьер?

– Ты же сам говорил: не упоминать имен, Спартак.

– К черту! Закрыл?!

– Закрыл, кажется…

– Послушай, Адам, какая разница: закрыл, не закрыл? Лучше расскажи, что здесь происходит. Ты ведь не ожидал его увидеть?

– Не сейчас. Давайте на сегодня закончим. Я устал.

Все поднялись со своих мест и двинулись к двери. Вейсгаупт встал их проводить и приблизившись к барону фон Книгге шепнул: «возвращайся».

Адольф вернулся через четверть часа, вошел в незапертую дверь, уселся на стул и молча уставился на хозяина дома.

– Что ты так смотришь, Адольф? – заговорил Вейсгаупт, – да, я вас обманывал. Вернее, я думал, что обманываю. Но я думал, что обманываю с благой целью. А теперь получается, что я на самом деле выполнял волю «неведомых высших» …

– Погоди, Адам, я ничего не понял. Давай все по-порядку. Ты встречался раньше с Сен-Жерменом?

– Один раз, семь лет назад. Я просил его освятить наш орден и направить на путь истинный. Но он отказал. Сказал, что у него нет времени. Тогда я первый раз соврал ареопагу. Тебя тогда еще не было. Я сказал, что получил задание привлекать в орден знатных особ и влиятельных членов общества. У нас мало, что получалось. Единственная наша удача – это ты. Зато, когда ты пришел, от представителей знати не стало отбоя.

– Это я знаю. Дальше.

– Потом мне пришла в голову мысль, что нам нужно расширяться за счет масонов…

– Получается, ты сам все это придумывал?!

– Нет же, Адольф! Это я тебе и пытаюсь объяснить. Не я сам придумывал, а он посылал мне мысли. Ты же слышал: он сказал, что я неплохо справлялся.

– Бред! Как это может быть?

– Никакой не бред, если понять, кто он такой.

– Ну, и кто он, по-твоему?

– Сначала я думал, что он посланник Люцифера, а теперь уверен: он сам Люцифер!

– Бред, бред, бред. Мы, что, служим Дьяволу?

– Не дьяволу, а Люциферу.

– Да какая разница?! И с чего ты решил, что это так?

– Сам посуди: он прошел сквозь закрытые двери, он первый раз нас видел, а всех знает по именам, он может мысленно давать задания и, наконец, он может обращать время вспять.

– Если подумать, то все это можно объяснить логически. Я только не понял про «время вспять».

– Семь лет назад, при нашей первой встрече, он выглядел лет на шестьдесят, семьдесят, а сегодня… ты сам видел: не больше сорока пяти.

– Может ты виделся с другим человеком?

– А как тогда он все узнал о нашей встрече?

Барон задумался. Не нравилось ему все это. Сам он, ревностный католик, стал иллюминатом исключительно ради просвещения народа. Открыть людям истину – вот в чем видел он свою задачу. А в чем истина? Да в Слове Божьем! Только так и не иначе. А теперь, выходит, он служит Дьяволу, если Адам прав. Еще хуже, если его друг неправ. Тогда Адам сумасшедший, который радуется, что служит Дьяволу. А он, барон Адольф фон Книгге, служит сумасшедшему.

– Вот что, Адам. Я не намерен служить никакому Люциферу. Я ухожу.

– Но это предательство, Адольф!

– Называй, как хочешь. Мне все равно. Я ни минуты не останусь в этом дьявольском гнезде. Прощай.

Барон фон Книгге покинул дом, негромко хлопнув дверью, а Адам Вейсгаупт еще долго стоял в растерянности. Сегодня он потерял самого деятельного члена ордена и просто друга.

***

Конвент «любящих истину» открылся 16 апреля 1785 года в парижском отеле Сен-Жермена. Иллюминатам удалось собрать под крышей одного из самых роскошных отелей Парижа около трехсот престольных мастеров масонских лож Франции и Германии. Были делегаты и из других стран, даже из России.

В письмах, полученных мастерами за подписью Спартака, не было упоминания ни о масонах, ни об иллюминатах. Досточтимые филалеты – любящие истину – созывались на конвент для «нахождения истинного знания».

Две недели делегаты «искали истину», обсуждая изменения в уставе, ритуалах и тайных знаках. Новшества были нужны, чтобы филалеты могли отличить своих собратьев от других масонов. Но все ожидали события, которое было анонсировано еще на первом общем собрании делегатов: выступления на конвенте посланца «неведомых высших».

Сен-Жермен все это время находился рядом, в своих апартаментах. Он через аббата Жозефа Сийеса и Йохана Боде, возглавлявшего делегацию иллюминатов, следил за всеми перипетиями «поиска истины».

Бенджамин Франклин, престольный магистр ложи «Девяти сестер», так же, как и остальные делегаты, сгорал от нетерпения в ожидании встречи с посланцем «неведомых высших», и он был заинтригован, кто же теперь, после смерти графа де Сен-Жермен, будет этим посланцем.

В один из дней к Франклину подошел аббат Сийес и сообщил, что кое-кто хотел бы с ним встретиться. Шаркая вслед за аббатом по мраморному полу отеля отяжелевшими к старости ногами, американец безуспешно перебирал в голове всех, кому он мог понадобиться в это время и в этом месте. Войдя в открытую Сийесом дверь апартаментов, Франклин услышал знакомый голос:

– Входите, мистер Франклин. Рад вас видеть.

В кресле сидел ничуть не изменившийся за семь лет с момента их последней встречи граф Сен-Жермен.

– Но как, мессир?! – обрадованно воскликнул Франклин, – в газетах писали…

– Не верьте всему, о чем пишут газеты. Верьте своим глазам и ушам.

С выражением счастья и умиления на лице старик доковылял до кресла и уселся напротив хозяина апартаментов.

– А я гадаю, кто теперь будет являть волю «неведомых высших»? Оказывается, это вы, мессир. Как же я рад, что газеты иногда врут, – на радостях болтал старина Бен.

– Расскажите лучше, что здесь происходит? Давно я не слышал парижских сплетен, а из них иногда можно узнать больше, чем из газет.

– С чего бы начать, мессир?

– Начните с жизни королевского двора.

– О, после смерти графа де Морепа и ухода Жака Неккера двор чувствует себя прекрасно. Новый министр финансов Каллон отменил режим экономии, и король потянулся к роскоши. Он сразу же приобрел для себя «охотничий домик» в Рамбуйе за четыре миллиона ливров и на радостях выделил десятимиллионный заем Америке. Хотя вы говорили, мессир, что этому займу поспособствует Неккер.

– Он и поспособствовал. Вы думаете Каллон сам придумал занимать у международных банкиров? Нет. В его министерстве сидит незаметный клерк, которого оставил Неккер, и дает советы ничего не понимающему в финансах министру. Неккер ушел вовремя и появится в нужный момент, как спаситель Франции.

– Неужели вы все это заранее предусмотрели, мессир?

– Не все. Иначе революция в Париже началась бы уже в следующем году и на этом конвенте мы бы обсуждали тактику захвата Версаля. А пока придется и дальше вводить короля в искушение.

– Мне кажется, их величества и так вошли во вкус. В прошлом году король купил для своей супруги поместье Сен-Клу за шесть миллионов ливров, а недавно ходил слух, что королева приобрела баснословно дорогое бриллиантовое ожерелье.

– А вы, случайно, не знаете чьей оно работы?

– Этого я не знаю, но слышал, что его делали еще по заказу прошлого короля для мадам Дюбарри. Но король умер и не успел выкупить ожерелье.

– Тогда я знаю автора. Хорошо, мистер Франклин, – Сен-Жермен хлопнул двумя ладонями о подлокотники кресел, меняя тему, – а вам еще не наскучила парижская жизнь?

– Парижская жизнь не может наскучить, но меня давно тянет домой.

– А как же мадам Гельвеций?

– Я уже потерял надежду, что мадам Гельвеций будет воспринимать меня ближе, чем друга.

– Тогда самое время попросить Конгресс о своей отставке.

– Вы думаете, я не просил? Просил уже два раза. Отказали.

– Попросите еще раз. И напишите Томасу Джефферсону. Пусть он подаст прошение о назначении его послом во Францию. Я ему тоже черкану пару слов.

– А ведь сработает. Спасибо, мессир!

Сен-Жермен кивнул, и его гость, поняв, что разговор окончен, с кряхтением поднялся с кресла и откланялся.

После ухода американца граф вызвал слугу и приказал запрячь в возок пару лошадей. Спустя четверть часа, он закутался в черный плащ и через потайной ход вышел во двор. Здесь его ждал экипаж, в котором граф отправился в ювелирную мастерскую Бемера.

Бемер работал на Сен-Жермена уже давно, и, как мастера, граф его ценил, но вот коммерческой жилки ювелир был лишен напрочь. Одиннадцать лет назад он получил заказ от короля изготовить ожерелье, способное восхитить весь мир. Ювелир вдохновенно взялся за работу, но через месяц узнал, что заказчик умер. Что нужно было сделать? Да сразу же прекратить работу, пока не увяз в ней с головой! Но Бемер не смог остановиться и через полгода изготовил ожерелье небывалой красоты. Он предложил свое творение новой королеве, и она просто загорелась от желания им обладать. Однако тогдашний министр финансов Тюрго наотрез отказался выдать ее величеству полтора миллиона ливров. Возможно, именно за свою непреклонность в этом вопросе он поплатился отставкой. Пострадал и Бемер. Сен-Жермен обязал его возместить все издержки связанные с изготовлением ожерелья. Ювелиру пришлось бы всю жизнь работать за еду, но, видимо, королева все эти годы ждала возможность выкупить драгоценное украшение. Наконец, дождалась. Теперь можно и с Бемера наказание снять.

Ювелир отреагировал на появление своего хозяина так же, как и все, кто прочел о его смерти: он замер с открытым ртом, сидя за рабочим столом и машинально продолжая крутить ногой точильный круг.

– Чем вы так расстроены, Бемер? – улыбнулся Сен-Жермен, – неужели тем, что я не умер?

– Что вы, мессир! Мне незачем желать вашей смерти.

– Я уже знаю, что вы продали ожерелье королеве. Надеюсь вы переправили деньги в банк?

– Нет, мессир. Деньги здесь, у меня

– Вы с ума сошли, Бемер? Держать дома такую сумму!

– Сумма совсем небольшая, мессир. Наличными я получил лишь пятьдесят тысяч, а на остальное у меня есть два векселя ее величества. Срок первого истекает на днях, а второго через три месяца.

– Покажите мне векселя.

Ювелир прекратил наконец толкать ногой точильный камень, встал из-за стола, подошел к секретеру и достал бумаги, две из которых бережно, как величайшую ценность, передал графу.

Сен-Жермен внимательно рассмотрел векселя и небрежно бросил их на стол.

– Королева подписывала бумаги при вас?

– Нет, мессир. Мне их принес кардинал Роган вместе с доверительным письмом от ее величества и пятидесятью тысячами ливров золотом.

– Где письмо?

– Вот оно, мессир, – ювелир протянул графу свернутую в трубку бумагу с сургучной печатью на тесемке.

Сен-Жермен развернул письмо и, лишь мельком взглянув на него, произнес:

– Вы хоть понимаете, Бемер, что отдали ожерелье, которое стоит полтора миллиона, за пятьдесят тысяч и две никчемные бумажки?

– Как это, мессир? – захлопал глазами ювелир.

– Да так! В письме не рука королевы, а на векселях не ее подпись!

– Не может быть, да что же это? – запричитал Бемер.

– Эх, Бемер. Видно до конца жизни вам придется работать даром. Этот Роган, судя по датам на документах, уже три месяца назад сбежал из Франции и теперь распродает ожерелье по частям в Лондоне или Мадриде.

– Отчего же, мессир? Я видел кардинала Рогана третьего дня здесь, в Париже. Он, как обычно по воскресеньям, раздавал милостыню.

– Вот как? И где он обычно раздает милостыню?

– Он проезжает по разным маршрутам, мессир. И конечный пункт раздачи всегда разный. В прошлый раз я его видел у ворот Сен-Дени.

– Тогда сделаем так: вы предъявите векселя королеве, как будто они настоящие. Пусть король проведет официальное расследование. А я выясню, в чем тут дело по-своему.

Добравшись до своих апартаментов в отеле, Сен-Жермен вызвал аббата Сийеса и объявил, что завтра явит волю «неведомых высших» и еще поручил разузнать маршрут королевского раздатчика милостыни, кардинала Рогана, в ближайшее воскресенье.

На следующий день делегаты конвента собрались в Большом зале для представлений. На сцену вышел Сен-Жермен и начал говорить:

– Монархия прогнила насквозь. Казна пуста, а король берет деньги в долг, чтобы купить себе замок за четыре миллиона. Чтобы покрыть этот долг его величество получает новый заем, но и его тратит. Только теперь уже не на себя, а на ее величество. Поместье для королевы обошлось казне уже в шесть миллионов. Знаете ли вы об этом, досточтимые мастера?

– Да, да знаем, – раздались из разных концов зала редкие выкрики.