Дика, неуклюжая дворняга песочного цвета с коричневой подпалиной на спине и вытянутой черной мордой с квадратным носом, радостно запрыгала тяжелыми прыжками на неловких раскоряченных лапах по всей комнате, бряцая когтями по линолеуму, как только увидела, что я надеваю уличные штаны. Дело было в том, что вот уже как с два часа она сидела рядом со мной и, повернув морду набок, жалобно смотрела на меня, слегка поскуливая. За окном начинался день, и теплое летнее солнце пустило луч через всю комнату, нагревая стекло окна, диван и мой живот. Я читал «Повести Белкина» Александра Сергеевича и хладнокровно игнорировал все намеки Дики на то, что пора бы пойти прогуляться, а не валяться битый час, пялясь в непонятно что. Поняв, что от жалобного взгляда и красноречивого молчания с интеллигентным тихим поскуливанием мало толку, Дика взвизгнула на самой тонкой ноте какой смогла, да так, что я, увлеченный чтением, дернулся на диване от неожиданного звука. Я скосил глаза на псину. Дика опустила свой черный нос к рыжей костлявой груди и посмотрела на меня невинным взглядом исподлобья.

Поняв, что читать мне не дадут я встал с кровати, потянулся, стянул с раскрытой дверцы шкафа джинсы и принялся надевать их. Затем я присел на табуретку в прихожей, чтобы одеть туфли. Неугомонная собака решила воспользоваться случаем и отблагодарить меня за то, что я не остался глух к ее мольбам. Увидев, что я сижу, она разбежалась с дальнего конца кухни, где шумно и активно хлебала воду из миски, и, полупрыжками преодолев коридор, напрыгнула мне на колени передними лапами и при этом, пребольно задев толстыми тупыми когтями мне по пальцам, лизнула меня в лицо своим огромным, широким, вечно слюнявым языком; дворняга с одного раза обслюнявила мне губы, щеки, нос и лоб. Я сплюнул, вытерся рукавом и в отместку сделал Дике «сливу». Дика от такой взаимной радости обиженно взвизгнула, повалилась на бок и стала тереть передними лапами пострадавший нос, время от времени поглядывая на меня укоризненным взглядом из-под коричневых нависших бровных дуг и длинных ресниц. Я уже надевал куртку, когда она вскочила и, сев, начала колошматить хвостом по тумбочке и стене, как если бы по ним били палкой, выражая этим свое крайнее нетерпение. Ее морда довольно и умиротворенно улыбалась во весь собачий оскал, высунув бело-красный, весь в складках, волнообразный по краям язык, словно и не она минуту назад была на меня в смертельной обиде за подлую «сливу» исподтишка. Я похлопал себя по карманам: ключи взял, телефон взял, бумажник на всякий случай, дикинские поводок и ошейник, – все есть.

Я отпер входную дверь и пропустил вперед себя счастливую собаку. Дика стрелой пролетела мимо и помчалась вниз, громко топая по ступенькам, и задевая перила лестницы, как всегда по своей странной привычке прижимаясь к ним всем своим боком. Я захлопнул дверь в квартиру и стал неторопливо спускаться вниз. Бедная Дика не могла дождаться, когда же и я, наконец, спущусь и со всех сил скреблась и билась в закрытую на магнитный замок стальную дверь, ведущую из подъезда на улицу, пискляво и нетерпеливо тявкнув пару раз. Я подошел к Дике и первым делом нацепил на нее ошейник с поводком. И когда собаки поймут, что блестящая круглая штука рядом с дверью на время открывает ее, если ударить по ней лапой и что простыми ударами лап о саму дверь порой мало чего добьешься? В наши дни дети в пять лет обмениваются мобильными телефонами и разбираются в компьютерах получше некоторых взрослых. Пора и собакам приучаться к современной действительности, а то в космос летать раньше человека стали, на войне наравне с людьми участвовали в сложнейших операциях (и наравне с людьми награждались и жертвовали собой), людей не раз спасали, пробираясь в образовавшие в завалах проходы, куда сам человек просто не мог проникнуть, а на кнопки нажимать до сих пор не научились. Надо будет как-нибудь заняться этим.

– Эх, ты, морда усатая! – я потрепал Дику по загривку, на что она пару раз звонко гавкнула, радостно соглашаясь с тем, что она «усатая морда».

Я нажал на кнопку, и мы вышли на улицу. Дика тут же натянула поводок и всем своим существом и каждой клеткой устремилась к ближайшему дереву. Вот хлебом не корми, дай только обнюхать дерево или столб, да кошек погонять. Ладно, повезло тебе на сегодня. Порезвись же, бродяга! Я притянул Дику поближе и отстегнул карабин поводка от ошейника. Дика вырвалась из рук, как пойманный волк, сорвавшись с цепи, несется в лес, и первым делом, косолапо переваливаясь с бока на бок, помчалась к какой-то бедной кошке, мирно сидевшей на бордюре и с самым чистоплюйским видом облизывавшей себе лапку, полностью сосредоточившись на своем утреннем туалете. Когда Дика подлетела к ней с громким лаем, кошка тут же потеряла весь свой напыщенный вид первой фрейлины при королевском дворе: встала на дыбы, задрав хвост и выгнув спину, и зашипела, но, не выдержав напора этой собачей неуклюжей бестолочи-увальня, произвела контротступление и, игнорируя все законы притяжения, взлетела на дерево, лишь для вида цепляясь когтями за кору. Устроившись поудобнее на ветке, она сверху уничтожающим взглядом, полным холодной ненависти, посмотрела на весело лаявшую внизу, у дерева, Дику и с независимым видом продолжила свой туалет. Покончив с кошкой, Дика не угомонилась и продолжила наводить свои порядки во дворе.

Чуть погодя она наметила себе следующую жертву; стоящую неподалеку длинноногую и длинношерстную афганскую борзую с нежным ликом и утонченными чертами благородного мечтателя-поэта дворянского происхождения, и со всех лап бросилась к ней. Афган удивленно посмотрел на нее и понимая, что скотообразная, несущая в пыли, плебейская дворняга с распахнутой слюнявой пастью, в которой, уж верно, полно всякой гадости, валявшейся на дороге, и безумными глазами навыкате, отнюдь не разделяет его возвышенных мыслей, решил ретироваться. Он развернулся и, не теряя общего достоинства, трусцой побежал за угол дома. Дика, не раздумывая, помчалась за ним, отважно преследуя… уж не знаю, кого она там преследует в своем собачьем воображении в такие минуты, гоняясь за другими псами, ибо сам никогда не имел привычки не с того ни с сего вдруг срываться с места и преследовать совершенно незнакомых людей без всякой на то видимой причины. То, что произошло в следующие мгновения, заставило меня громко рассмеяться. Дика, скрывшаяся за углом, через несколько секунд снова показалась, но теперь уже она бежала в обратную сторону, причем выражение морды у нее нисколько не изменилось; как она неслась с раскрытой пастью, свесив язык, так и продолжала нестись с раскрытой пастью, свесив язык. Следом за Дикой из-за угла выскочили теперь уже два абсолютно одинаковых афгана с благородною осанкой. Как два изящных рыцаря, они стали преследовать мою дворнягу. Дика при таком соотношении ее сил и сил наступающего противника тут же решила сдать все позиции и уйти в глубокий тыл. Она подбежала ко мне и спряталась за моей спиной, поджав уши и хвост, так что он оказался между ее задних лап. Афганские борзые, увидев столь неожиданный маневр, притормозили, перешли на нерешительный шаг и вовсе остановились. Они посмотрели на меня, затем друг на друга, развернулись и одновременно побежали прочь. Я заметил, что кошка перестала умываться и все это время смотрела на Дику и, как мне показалось, довольно улыбалась какой-то особой кошачьей улыбкой. Я тоже улыбнулся и погладил Дику по короткошерстной голове. Она в благодарность за спасение ее жизни сунулась носом и облизала мою ладонь.

– Ах, ты, трусишка! – сказал я ей. – И не стыдно тебе бояться? Кошку так на самую верхушку дерева загнала, а как жаренным стало пахнуть, так хвост под живот и наутек?

Дика жарко дышала и в ответ преданно заглядывала мне в глаза, потом облизалась и, убежав в кусты, чем-то там зашелестела. Я выпрямился и стал думать куда лучше пойти погулять. Ослепительное солнышко приятно пригревало. Небо было чистое, за исключением двух-трех дрянных, жиденьких облачков, жалкими запуганными призраками-оборванцами проплывающими где-то вдали. На земле от луж и грязи не осталось и следа. Солнце за несколько дней высушило все до капли, окончательно взяв сторону лета в весеннем противоборстве двух времен года на арене третьей. Иди куда хочешь и на сколько хочешь. Погода препятствий не строит и времени полно. Первой моей мыслью было сходить в парк Монрепо, но я представил какая там толкучка сейчас в выходные из желающих отдохнуть на лоне природы на берегу залива и передумал. Когда я гуляю с собакой, то предпочитаю ходить по безлюдным местам, чтобы никто не мешал полностью погрузиться в свои мысли, что так редко удается в наше суматошное время, и обдумать очередной свой рассказ. В свободные часы я пишу небольшие рассказы для собственного удовольствия и иногда даю их прочитать друзьям и близким. Можно было просто пройтись по тропинке вдоль дороги от автобусной остановки мимо ряда двухэтажных коттеджей из красного и белого кирпича и, слегка углубившись в лес, дойти до самого поселка Рябово, что заняло бы в общей сложности около часа, но я решил немного побродить по Аннинским укреплениям.

Я позвал Дику, что уже обнюхивалась с каким-то хромым кобелем в репейниках с мутным взглядом, все подозрительно норовившим зайти к ней в тыл, пристегнул поводок к ошейнику и повел ее к укреплениям. Кобель, увидев это, посмотрел на нас, хмуро и мрачно облизался и потрусил восвояси. Аннинские укрепления находились недалеко от моего дома. Я перешел дорогу, свернул вправо, прошел под дорожным мостом, через железную дорогу под ним и через пять минут я уже был в Аннинских укреплениях. Они представляли собой систему искусственных рвов, сквозных арок, мостов, подземных проходов через стены огромных земляных насыпей – искусственных холмов, мощенных по бокам сплошным булыжником, заросшим пучками травы и кое-где покрытым сухим мхом. Сверху Аннинские укрепления больше всего напоминали гигантские окопы или довольно путаный лабиринт, ходы которого сами собой образовывали высокие земляные островки. В детстве я часто гулял здесь один, карабкаясь верх по неровностям стен. Через частые большие ямы, дно которых непролазными зарослями крапивы и полыни, проходили деревянные мостики с перилами. Я до сих пор уверен, что одному из них больше сотни лет и через него, может быть, проезжали старинные кареты, брички и линейки с дрожками. Проходили, прогуливаясь, дамы в выходных пышных белых и розовых платьях под ручку с гусарами в роскошных доломанах с золотыми шнурками и эполетом на одном плече или просто в красных и зеленых венгерках, с расстегнутыми верхними пуговицами или со строгими подтянутыми офицерами с тонкими усиками в спартанском сером кителе и фуражке с небольшим черным козырьком.

Самим Аннинским укреплениям, я точно знаю, почти триста лет. Их создали, как оборонительный пункт для войны со шведами во времена правления Петра. Первого. Дно, часто обнажающее большие каменистые поверхности, сплошь заросло травой, лишь виднелись тут и там вытоптанные тропинки, да часто встречалась молодая рябина, высокая береза или раскидистый клен, росшие порою прямо на стенах, прочно укрепив свои корни между камнями. Я как-то был свидетелем как одна из рябин, росшая из стены, в один прекрасный момент обрушилась. Я подумал тогда, что ее корни запутались и вместо того, чтобы идти в землю, обвились вокруг камней и, вырвав те из земли, лишились опоры.

Высотой стены обычно в три человеческих роста, но где-то и чуть выше метра и, попав в Аннинские укрепления впервые, можно было запросто заплутать среди множества ответвлений, образующих запутанные ходы. С дорожного моста, что плавной дугой изгибается над железной дорогой рядом с укреплениями, открывается живописный вид на них: шапки высоких холмов, покрытые сплошной зеленной травой, смотрелись, как острова, застывшие прямо в воздухе; раскидистые, долговязые кроны огромных берез, а острые верхушки густой листвы клена представлялись, как разнообразное море зелени, слегка волнующееся от легкого ветра. В укреплениях часто попадались глубокие ниши в стенах, когда-то закрытые прочной железной решеткой. Теперь петли наполовину прогнили, решетка заржавела и была отодвинута в сторону и торчащими концами железных прутьев намертво въелась в землю, так что если даже попытаться приподнять ее, чтобы сдвинуть с места, навряд ли бы что получилось. Или можно просто зайти в первую попавшую пещеру, которая могла резко подниматься верх и через каменный лаз вывести вас где-нибудь на поверхность. Таких пещер в Аннинских укреплениях находилось великое множество. Они могли окончиться тупиком из кирпичной стены, которые, видимо, появились намного позднее, или завалом из камней, плотно засыпанных песком, через который уже никакими силами нельзя пробраться. Разве только с помощью динамита, что я на полном серьезе хотел сделать подростком, но динамита так и не нашел, хотя были опрошены все родные, соседи и друзья. Часто пещеры соединялись между собой узкими подземными коридорами, стены которых также были выложены из булыжника. Можно было зайти в одну из таких пещер, пройти холм насквозь и выйти уже совсем на другой стороне укреплений. Изредка в некоторых больших пещерах встречались плотно завинченные и вполне современные люки. Подростком я все пытался их открыть, уверенный, что внизу есть секретная система подземных катакомб, на мысль о которых меня наводили кирпичные стены и завалы. Они, по моей мысли, и перекрывали проходы в катакомбы, но вентиль на крышках никак не хотел поддаваться. То ли сильно проржавел, то ли был какой-то секрет, до которого я не мог додуматься. Так люки остались для меня закрытой тайной, про которую я уже стал постепенно забывать.