От автора.

Монопьеса подобна неприступной крепости, и нет, на мой взгляд, большей доблести, чем однажды ее покорить. Тут от писателя пьес для успеха, помимо предельной технической оснащенности, потребуется смелости, азарта и настырности. Про азарт и настырность понятно, а под оснащенностью подразумевается наличие завораживающего сюжета, завораживающего персонажа и – завораживающей игры актера.

Внятно и чувственно исполненная монопьеса – и есть наикратчайший путь к сердцу зрителя. Доверительная стихия откровения, кажется, завораживает. Неожиданно обнаруживается целый мир – мир души! – единственное место в целой вселенной, где никто не ловчит, не лжет, не предает, не казнит.

Много лет мне мерещился образ моей монопьесы. Но всякий мой штурм этой крепости заканчивался бесславным отступлением. Все было как будто при мне, но, однако же, недоставало неких внутренних оснований для органичного высказывания. Диалога не возникало – в связи с чем, порог правды казался непреодолимым. Дух Игры на мой зов категорически не откликался: то ли спал беспробудным сном, то ли предательски безмолвствовал.

По счастью, однажды меня осенило, что второй стороной диалога может быть ТОТ САМЫЙ, ВЕЧНЫЙ И ВСЕМОГУЩИЙ, НЕВИДИМЫЙ И СПРАВЕДЛИВЫЙ, к которому мы приходим в трудную минуту за поддержкой. Тут и верное место нашлось для моих страстотерпцев – там-там, у камня, возле которого, по преданию, Бог отдыхал в день седьмой от «всех дел Своих, которые Он делал».

Лотерейный билет

Появляется очень плохо одетая женщина. В руках у нее лотерейный билет. Заметно, чем-то очень огорчена.

Мы жили – подумай – чего не хватало?

Дети, слава Богу, большие и сами работают, и не жалуются, и ничего не просят.

Нам нашей пенсии на двоих – как говорят, проживем.

Квартиру почти уже выкупили, никому не должны.

Никому не должны – это главное.

И даже, скажу Тебе, стали копить на заграницу.

Когда это я могла хотя бы подумать про заграницу?..

По утрам просыпаюсь – от мыслей получаю удовольствие: дети-внуки здоровы, в гости приходят, по телефону звонят, с мужем не ссоримся… Боже, чего еще нужно?

Вздыхает.

Вообще, моя воля, ввела бы закон: чего-то уже имеешь – сиди уже!

Не проси и не требуй чего-то еще! Повторяй, как молитву: довольна я, Господи, очень довольна, и больше, пожалуйста, ничего не посылай!

На мгновение, словно задумывается.

Все-таки женщина своим нутром всегда лучше мужчины почувствует, чего можно делать, а чего – да лучше бы застрелиться…

Вот: муж подарил мне на мой день рождения пушистую турецкую кофту, крепкие испанские духи и билет – ТОТО-ЛОТО…

Кофта мне душу согрела.

От духов голова закружилась, как в молодости, бывало…

Но билет… хочешь, верь, хочешь, не верь – он меня сразу как будто обжег.

Только я до него дотронулась – так сразу и уронила.

Потом подняла – он опять улетел из рук.

Куда-то за старое кресло.

Мне стало странно.

Впрочем, всего на секунду.

Махнула рукой и тут же забыла.

Наверно, решила, билет и билет, да подумаешь, сколько их было…

Молчит.

Называется, после всего – не верь самой себе…

Молчит.

Ну, конечно, сначала мы радовались: шутка ли – двадцать миллионов выиграли, пятьсот девяносто четыре тысячи, триста пятьдесят восемь рублей, шестьдесят шесть копеек!

Не украли, не дай Бог, не потом добыли – с неба упали!

Я быстро хороший ужин сделала, пошла звонить детям.

Но муж удержал и ласково попросил никого не звать.

Мол, побудем вдвоем, как когда-то.

И обнял меня – нежно-нежно…

Давно, я подумала, так не дотрагивался…

Грустно улыбается.

Я запалила сорок свечей – столько мы прожили вместе!

Вкусно его накормила!

Потом мы гуляли вокруг нашего дома!

Потом пили чай с кофейным ликером и говорили о чудесах!

И так мы до самого утра – действительно, как когда-то!

Когда засыпали, он как бы сквозь сон попросил, по-хорошему, про миллион никому не рассказывать: ни чужим, ни соседям, ни, тем более, детям… Мол, детей у нас четверо, говорит, двадцать миллионов разделить на четыре части – останется пшик…

То есть, говорит, никому ничего не достанется…

Улыбается грустно.

И тогда, и теперь не понимаю: почему на четыре?..

Детям четыре части, и нам с мужем часть – пять?..

И потом, все-таки целых двадцать с лишком миллионов!..

Молчит.

Дни идут, я прошу его, что ни день, разделить деньги между всеми поровну и пускай каждый тратит, как хочет. А у него свой принцип: копейки, говорит, детям не дам, пока жив, даже копейки!

Опомнись – его умоляю – они молодые, им нужно помочь…

Помогай – говорит – а потом ты их увидишь! У меня будут денежки – говорит – они на руках меня будут до смерти носить, а у них будут денежки – говорит – они плюнут мне в душу и даже не вспомнят, что жил на свете такой хороший папа!

Всхлипывает.

Меня за добро – удивляюсь – мои любимые дети?

Тебя – говорит – за добро, именно за него!..

Тихо плачет.

Рассказать кому – как рассказать?..

Я терплю и молчу.

Мои близкие люди ничего не понимают – я им сказать ничего не могу.

Что тут скажешь?..

А с мужем мы только ругаемся: как нужно тратить двадцать миллионов, пятьсот девяносто четыре тысячи, триста пятьдесят восемь рублей, шестьдесят шесть копеек!

Надо же, наконец, начинать их тратить?..

А он мне говорит: мол, тратить никак не будем, а будем все денежки, сколько их есть, сберегать в банке, а сами жить на проценты. Мол, этих процентов нам хватит для полного счастья, и даже еще останутся…

Всхлипывает.

Какого мне счастья еще?

Я всегда жила для детей, для мужа…

Задумчиво разглядывает лотерейный билет.

В общем, живем – как жили: на пенсию.

Ждем проценты.

Неделю ждем, месяц, четыре – пропало терпение, интересуюсь про них.

Опять же, он ласково так отвечает: растут; и тоже дают проценты.

А нам в это время что делать? – спрашиваю.

Нам нужно ждать – говорит – ждать, ждать и ждать.

А чего – спрашиваю – ждать?

Пока – говорит – они сильно вырастут, проценты!

А с нами – интересуюсь – что станется, пока они сильно вырастут?

Живи – как жила – говорит.

Как жила – так живи – говорит.

Забудь и не думай про свой капитал.

Ведь если про него не думать – тогда его как бы и нет!

То есть, фактически, он где-то там есть… но, вместе с тем, если о нем не думать – его как бы и нет…

Капитал – говорит он мне – как Фантомас!

Он говорит, говорит, а я на него смотрю, смотрю, и меня вдруг, внезапно – как протыкает: я же любила его! Я детей от него!..

Но мы же умрем, Михаил, мы умрем! – кричу.

Все купим – кричит – и всех купим: и смерть, и бессмертье, и черта, и Господа Бога! Пускай только будут они, мои денежки – кричит – пусть только будут они со мной!

Закрывает руками уши.

Прости его, Господи, дурака, прости!

Я ему говорю:

уже экономили, дочке платье латала, мальчишки донашивали друг после друга, не ехали летом на отдых, не кушали в ресторанах, в театрах за сорок лет бывала, может, три раза… А где мои украшения? Молодость моя – где? Где моя жизнь?..

Молчит.

Отчего-то вдруг дети ходить стали реже.

Звонки от них стали короче.

Какие-то вечно дела…

Соседи, завидев, куда-то торопятся, почему-то не улыбаются, как бывало…

Муж пока любит.

Он так говорит.

Но иногда замечаю, смотрит рассеянно: вроде, как рядом со мной, а, вроде, и – нет…

Молчит.

Все двери, какие есть в доме, поменяли на железные.

На окнах решетки из стали – густые и толстые.

Чтобы даже комар к нам не просочился…

Я уже вяло спрашиваю: зачем так стараться, деньги же все равно в банке?

Он морщится и говорит: ох, плохо ты людей знаешь, придут и отнимут последнее.

Но останется то, что в банке – кричу – столько добра!

Он только смеется в ответ.

Добра – говорит – никогда не бывает много, его – говорит – почему-то всегда только мало.

Взрывается, вдруг.

Мало ему, мало, мало… мало, мало, мало!..

Вчера подарил мне еще лотерейный билет.

Наверное, счастливый…

Разрывает билет на мелкие кусочки. Уходит.