Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф

В этой книге собраны две части продолжения воспоминаний шведской писательницы Сельмы Лагерлёф о её детстве - "Записки ребёнка" и "Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф".

Свои ранние и юношеские годы Сельма провела в родовой усадьбе Морбакка, расположенной в очень живописной области Швеции, Вермланде. "Записки ребёнка" продолжают первую книгу, "Морбакка". Тут без какой-то хронологической последовательности автор делится самыми яркими и важными воспоминаниями. Это и забавные случаи, вроде истории с расширением местного пруда, затеянным поручиком Лагерлёфом, отцом писательницы. Или главный праздник в доме, 17 августа, день рождения главы семейства, на который в дом отовсюду съезжались гости и кругом царило веселье.

Но и без грустных моментов, конечно, не обходилось. То болезнь отца, ради выздоровления которого Сельма дала обет прочитать огромную Библию от корки до корки. То внезапный отъезд любимой гувернантки, с которой девочка крепко сдружилась. То её осознание собственной непохожести и отстранённости от других по причине хромоты. Крайне печальным был момент, когда девочку единственную никто не пригласил на танец на местном празднике.

Но в большинстве своём в "Записках" просто описание счастливого и беззаботного детства, на природе, в кругу сверстников, с играми и забавами. И всё это перемежается всевозможными историями, произошедшими то с родными, то знакомыми, то всякие байки, которыми нянька в Морбакке частенько стращает своих подопечных.

Вторая часть сборника посвящена тому периоду, когда 14-летняя Сельма жила в Стокгольме у своих дяди и тёти и проходила курс лечения в местной клинике. У девочки с детства были проблемы с ногой, и без лечения ей обходиться было нельзя. В это время Сельма ходит на уроки английского и музыки, гуляет по городу, как-то посещает дом масонов, наблюдает за королевской похоронной процессией, а также вместе со старшим братом ездит в Упсалу на студенческий праздник.

Мне в целом больше понравилась первая часть, уж очень она увлекательная и жизнерадостная, добрая, и просто невозможно не прикипеть к Морбакке и её обитателям за время прочтения.

Дневник Сельмы более монотоннен и наполнен размышлениями о жизни и собственном месте в ней. У девушки уже начинается переходный возраст, а это первые влюблённости и первые муки выбора - кем же она станет, когда вырастет. А хочет она непременно писать романы, что, конечно же, осуществит.

У Лагерлёф я кроме приключений Нильса с дикими гусями ничего не читала, и считаю эти дневники писательницы отличным стартом для дальнейшего знакомства с её творчеством, что и всем рекомендую.

– Слушай, я же тебе какую-то ерунду рассказываю, – внезапно оборвала себя моя подруга. – Тебе вообще интересно?
– Про тебя интересно, – честно сказала я. – А если бы кто-нибудь другой рассказывал, я бы давно убежала.
– Неужели я так круто рассказываю? – оживилась она.
– Не в этом дело. Просто я про тебя всё знаю, знаю всех людей, про которых ты говоришь, понимаю твои проблемы, помню, что было раньше, поэтому мне слушать легко и всё понятно. В литературе это называется знанием контекста.
Вот и с Лагерлёф у меня так же. Я была в Швеции, и не раз. Не только в Стокгольме, но и в Уппсале, которую Сельма описывает с такой любовью. В детстве я обожала диафильм про Нильса и гусей, а в институте писала диплом по «Йесте Берлингу». В общем, я представляю, с кем имею дело, поэтому любая мелочь мне понятна и для меня ценна.
Кроме того, я очевидно попадаю в этот размеренный шведский темп повествования – без суеты, резких движений, созерцательно и плавно.
Самое интересное в повествовании Лагерлёф не быт и не семейный круг (хотя это тоже интересно, и этого много). Самое интересное – что отличает писателя от обычного человека. Даже когда этот писатель ещё ребёнок. Вторая часть книги, то есть, собственно дневник, в этом смысле очень показательна. В нём удивительно мало про себя и удивительно много про других. Метких наблюдений и замечаний и попыток разобраться, какие люди и почему они поступают так, а не иначе. Лагерлёф не лирик, а эпик, и уже в дневнике четырнадцатилетней девочки это заметно.
Что ещё поражает – владение словом. Абсолютно сформированный стиль. Потом он отшлифуется, мысль пойдёт глубже (вот тут как раз очень хороша первая часть, написанная зрелой писательницей), но в целом уже есть. Это не очертания, не скелет, это определённый узнаваемый способ мыслить и излагать мысли.
В общем, я получила от книги большое удовольствие. Но советовать могу только тем, кто любит Швецию или саму Сельму.

Самая прославленная книга Сельмы Лагерлёф — «Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции» – кажется стародавней сказкой, но прототип, полный тёзка и приёмный сын писательницы жил в период с 1901 по 1985 год. Нильс вырос в усадьбе Морбакка, но в двадцатые годы эмигрировал в США. Он был строителем, одним из многих шведов, которые построили Чикаго. На его надгробном памятнике вырезан летящий дикий гусь с маленьким мальчиком на спине. И Нобелевскую премию по литературе Сельма Лагерлёф получила в 1909 году «за благородный идеализм и богатство фантазии». Именно такие качества прослеживаются и в её художественных сочинениях, и в мемуарах.

«Девочка из Морбакки» - это история детства самой писательницы и небольшой дневник в дополнение к изданию. Дневник, впрочем, уступает основному тексту по силе воздействия на читателя: если рассказам из первых частей книг и сопереживаешь, там чувствуется художественная мощь большой рассказчицы, то дневниковые записи читаешь без особого впечатления. Ну да, познакомилась с масонами, да, принц показался некрасивым, - но эти записки четырнадцатилетней девочки ни в какое сравнение не идут с историей, как в более раннем возрасте она чуть было не прочитала всю Библию. Или удивительный рассказ няни о строительстве колодца. Детство, описанное в первых частях книги взрослой Сельмой, куда интереснее детства, записанного в дневник. Для многих дел основной недостающий компонент – возраст.

И взрослые рассказы о простой жизни в деревне в эпоху, когда многое делали сами, вручную, впечатляют и остаются в памяти («все наши хлопчатобумажные платья - из домотканой материи, и не кто-нибудь, а маменька занималась пряжей и покраской, и придумывала узоры, и сновала ткань, ведь в этом она большая мастерица»). С большим удовольствием слушаешь её истории, как это было замечательно: кататься на санках, на коньках, делать домашние конфеты, с замиранием сердца слушать речи заезжего проповедника. Отдельно стоит сказать о переводчике.

В «Девочке из Морбакки» настолько мастерски стилизован деревенский говор, - няньки Майи и других, - что становится интересно, кто же такой умелец. Это Нина Николаевна Федорова, переводчик с немецкого, норвежского, нидерландского, английского и польского языков; она работала над текстами Стриндберга, Гофмана, Кафки, Янссон и ещё такого продолжительного списка мировых величин, что становится понятно: удивляться не стоит, это большой профессионал своего дела.

«— Вы, Сельма, не серчайте на меня за этакие слова, — сказала нянька Майя, — я ведь добра вам желаю. Вот и хотела упредить, чтоб не сидели вы в Стокгольме молчком, не хмурились, как иной раз бывает, а были поразговорчивей да повеселей. Я считаю вас, Сельма, самолучшей из всех морбаккских ребятишек, и охота мне, чтоб и другие аккурат так же считали. Потому и не могла смолчать».