Время старого Бога

Как-то совершенно буднично у нас книгоиздался новый Себастьян Барри; автор, которого можно причислить к тем редким абсолютным литераторам, которые владеют таинством художественного письма почти что в совершенстве. Что ж, примем это как новогоднее чудо. Разве есть более приятное занятие, чем закончить этот волатильный год с хорошей книгой? Что интересно, одновременно с ирландцем Барри так же незаметно был переведен новый Деннис Лихэйн, который, хоть из Бостона, но является чистокровным уроженцем Southie - в его жилах течет та же, слегка разбавленная Гиннесом, ирландская кровь. Это просто любопытный факт, два таких могучих писателя издаются по сути under the radar, хотя, безусловно, заслуживают много-много (много) большего. Про нового Лихэйна сейчас не будем (если вкратце - это такой канонический лихэйновский хорошо написанный хардбойлд с подмигивающими читателю сюжетными твистами). А вот про Барри, конечно же, есть что сказать. Про отличные книги всегда есть что сказать.

Себастьян Барри по большей части нам известен благодаря своей сюжетно связанной дилогии Бесконечные дни/Тысяча лун - самым настоящим вестерном, написанным при этом нежно и трогательно. Как если бы у Кормака Маккарти хмурые мужчины улыбались (друг другу, ой, извините). Да, многим книги Барри наверняка показались нарушающими устои и гнущие морально-нравственные скрепы. Не без этого, что уж там. Но если не увлекаться сильно предрассудками, то два вышеназванных романа - это замечательный пример жанровой литературы, с которой работает большой автор. Книги написаны таким живым и звенящим языком, что хочется смаковать даже не определяющие сюжет сцены. Да и сам сюжет, сама история, у Барри была написана не хуже, чем у лучших представителей этого не самого близкого нам жанра. Причем, когда я говорю про лучших, я рефенирую не к вестернам с Клинтом Иствудом, а именно к дедушке Маккарти; где на одной странице ты жив, и бодр, и с безотказным револьвером, а на второй смотришь слегка удивлённо на свой капающий скальп в руке злого индейца. Этот баланс жестокости старой Америки и прекрасно написанных, чувственных и порядочных героев и делает те книги по-настоящему особенными. Если у вас нет проблем, когда у слова "броманс" отваливается первая буква - то ознакомьтесь обязательно.

И вот "Время старого Бога" (что за название, а?). Никаких прерий, никаких индейцев, никаких стреляющих друг другу в рот солдат. Тихая и камерная история начинается с представления главного героя, 66-летнего полицейского в отставке Тома Кеттла (в книге есть плохо переведенная шутка про главного героя и чайник, который kettle и есть). Том устраивается жить на берегу моря, вдали от суеты мирской. Выглядит он слегка уставшим человеком, который повидал жизнь. Но мы в этом точно не уверены. Себастьян Барри вообще никуда не торопится на первых страницах романа (который кстати всего 320 печатных страниц, небольшой). Как будто даже с ленцой ирландский автор расставляет на доске фигуры. А куда нам торопиться? Пускай история тихонечко развивается, мы пока просто посмотрим на дом Тома, узнаем, что он вдовец, какие у него соседи. Совершенно невзначай в повествовании появляется чеховское ружье; настолько чеховское, насколько ружья вообще могут ими быть. А тут ещё звучит стук в дверь пред надвигающийся грозой - Барри использует классические повествовательные приемы и киньте в меня камень (не надо), если они не работают. Том открывает дверь, а за ней - двое полицейских. У них в руках папка. И так начинается основной сюжет романа.

Сразу скажу, что эта ночная сцена прекрасна. Она уютная, но при этом слегка тревожная. Она спокойная, но при этом слегка хаотичная. Герои живые и будоражащие, но одновременно слегка уставшие (а Том - не слегка). Вообще, после этой сцены повествование слегка раздваивается. По первой линии мы следим за старым расследованием убийства священника, который был связан с отвратительным насилием по отношению к детям. С другой стороны, мы начинаем сквозь воспоминания Тома узнавать о том, что случилось с его женой и двумя детьми, дочкой и сыном. Но есть в этой книге и то, что музыканты называют ghost notes, какой-то третий едва слышный темпоритм, который то смущает, то удивляет, то и вовсе оставляет в растерянности. Как будто Барри сидел и листал книгу по истории литературы и такой "о, магический реализм!". Все верно, реальность в этой книге иногда вдруг начинает растягиваться, меняться, блуждать. Она делает это вместе с разумом Тома Кеттла, который оказывается истерзан настолько, насколько вообще он может быть истерзан. Эти отрезки книги, не скрою, смущают; Барри играет с читателем в игру, правила которой знает он только сам. Но книга от этого приобретает ещё более загадочный, более тревожный оттенок. Сознание Тома Кеттла становится отдельным персонажем книги, а сам Том в каком-то смысле – ненадежным рассказчиком. Сколько еще литературных приемов в рукаве у Себастьяна Барри? Поверьте, много.

Вернёмся же к основной нарративной части. Первая сюжетная линия (про расследование) очень понятная, более того, не нужно иметь семи пядей во лбу (хватит около четырех), чтобы в конце книги отгадать несложную загадку. По сути эта линия - просто часть сеттинга, она даёт нужную информацию, но работать там читателю почти не приходится. В ней слегка меняется даже авторский слог - диалоги полицейских намеренно грубоватые, простые, выхолощенные от всего ненужного. Пойти туда, сделать то, похлопать по плечу. И прекрасным contre force является именно Том и история его семьи. Страшная, горькая и трагичная история семьи Тома Кеттла. Я совсем недавно рецензировал другого, да что происходит, ирландского автора Пола Линча и слегка журил его за то, что черные краски у него чернее угля в глубокой шахте на темной стороне Луны (уверен, она там есть). У Барри вся эта грусть получается нежнее, поэтичнее. Его грусть - трогательная, иногда беспомощная, иногда навзрыд. Иногда тихая, а иногда пылающая черным огнем. Конечно же, для всей этой гаммы, для создания всех этих оттенков черной тьмы нужно незаурядное мастерство. У Барри оно есть. Несмотря на скромный хронометраж книги он передает всю эту колористику, не забывая аккуратно все это связывать с настоящим главного героя. И, да, чеховское ружье все ещё стоит на балконе рядом с виолончелью.

В конце, оно, конечно же, стреляет. Причем стреляет с сюжетной точки зрения не там, не в того, да и вообще. Оно же точно стреляет? Себастьян Барри подмигивает своим читателям. Именно здесь все его сюжетные дорожки, вся его литературная тригонометрия и приводит нас, читателей, на перекресток. Где Барри нам кивает и покидает нас. Прием, конечно, не самый новый, но вы уже могли заметить, что в творчестве Барри нет ничего принципиально нового; он пользуется волшебными эликсирами старой, настоящей литературы. Он поклоняется старым Богам, вот уж точно. От этого финал звучит ещё прекраснее, оставляя читателя с самыми противоречивыми на свете мыслями, причем одновременно: "я так и знал, что так будет, прекрасный конец" и "это что конец, в смысле конец, ты куда". И вот так вот эта неспешная литература вперевалочку, которая иногда тлеет тревожным саспенсом, и иногда старчески засыпает на лавочке в парке, взрывается таким неожиданным (или ожиданным?) крещендо. Как к нему не относится, но финал у произведения мог быть только таким.

Я вам не рассказал ещё о многом. В этой книге помимо сложносочиненного нарратива, литературных приемов обеих эпох, яркого авторского слога, есть ещё много деталей. Важных деталей, которые можно интерпретировать абсолютно по-разному, но все которые важны. Есть жёлтые плавки главного героя. Есть сосед с виолончелью, который играет композицию Кол Нидрей малоизвестного композитора Макса Бруха. Есть пылающий рододендрон. В этой книге много деталей, которые можно и нужно толковать, причем самому, Барри не сильно то и подсказывает. Просто представьте, у вас на балконе сидит музыкант с виолончелью, который играет еврейскую мелодию, а в свободное время стреляет из ружья по бакланам. Разумеется, во всем этом есть смысл. Его поискать - лучше задачи для читателя и не придумать. И это все Себастьян Барри. Совершенно грандиозный и потрясающий автор, который делает как будто все, везде и сразу. Очевидно, что "Время старого Бога" (и про это тоже есть в повествовании) не какое-то единичное великое произведение искусства. Это скорее одна из симфоний композитора, из которого и складывается его величие. Да и сказать то в целом больше и нечего. Потрясающая книга.

А вас всех я хочу поздравить с наступающим Новым годом. Держите в себе хорошее, избегайте плохого. Будьте порядочными, не делайте гадостей. Ну и, конечно, носите шапку и, да, читайте хорошие книги. Хорошие книги делают нас лучше.

Ваш CoffeeT

А был ли мальчик? Может быть, мальчика-то и не было?

К отставному полицейскому приходят молодые коллеги. Знакомая завязка, правда? И мы невольно настраиваемся на историю с преступлением-из-прошлого, где герой станет консультировать по делу, которое когда-то вел. Том Кеттл и сам думает, что придется вспоминать о чем-то грязном и гадком, с чем довелось работать в прежней жизни, и смертельно не хочет вновь погружаться во все это. Но довольно скоро понимает, что интересует детективов скорее не как консультант.

Он сейчас одинок, была дружная семья: любимая жена Джун, умница дочь Винни и непоседа сын Джо, теперь рядом никого и большую часть времени читатель/слушатель уверен, что Джун забрала болезнь, а дети - ну, просто живут далеко, для ирландцев это ведь скорее характерно - искать счастья вдали от Изумрудного острова. И что вся вообще история будет о злодеяниях католических священников и монашек, сексуальных скандалах с участием первых, нещадной эксплуатацией вторыми женщин в приютах Магдалены и детей-сирот. Что ж, если вы так подумали, вы не сильно ошиблись. Ирландское католичество у Себастьяна Барри - это абсолютное зло. Институция, в которой преступник каждый, и если кто из священников по странной случайности не насиловал детей, тот уж точно покрывал злодеев.

Они с женой сироты, оба в детстве натерпелись от произвола наставников. Тома нещадно лупили за энурез, Джун пришлось хуже, ее с шести до двенадцати лет регулярно насиловал священник. Но вот они выросли и не встали на кривую криминальную дорожку, Джун официанила в кафе, там они и познакомились, Тому довелось повоевать, показал себя отличным стрелком, и по возвращении сиротство не стало преградой для вступления в Гарду Шихана, куда безродных берут неохотно. Они полны были решимости сотворить райские кущи в одной отдельно взятой семье, защитить своих детей от всего, стать идеальными родителями, и они это сделали: сотворили, защитили, стали. И счастливое их забытье работало. До того, как Том узнал о целой кипе порнографических снимков детей, изъятых у двух священников, и о том, что полицейский чин передал фотографии архиепископу для внутреннего разбирательства - обычная практика, заметать под ковер. До того, как Том, кипя негодованием, рассказал об этом Джун. До того, как в одном из негодяев жена опознала своего былого мучителя

"Время старого бога" тяжелая и больная вещь, для меня это такая Книга Иова, хотя герой, повествуя о своих злосчастиях, вспоминал библейского Иону, который принимает за свет звезд тусклое свечение червей в утробе поглотившего его кита. Может быть ваша кожа плотнее моей, а нервная организация покрепче, но мне было физически больно все время. И не покидало чувство, что автор сгущает краски, утрирует (сейчас не только о священниках, в романе есть еще линия соседки героя и ее погибшей дочери).

Я не жила в Ирландии, но читала о ней не только Барри, и в целом достаточно долго живу на свете, чтобы безоговорочно поверить в такое обилие педофилов на квадратный метр ирландской земли. Если это про бесплодность мести - то скорее тоже нет. Тот, кому доводилось отплатить обидчикам, знает, что месть дает облегчение - злое, неправедное и в сути своей разрушительное, но скорее эйфорическое, чем депрессивное. Непростая книга, однако опираясь на голос Алексея Багдасарова, как на руку друга, этот путь пройти легче. Тьма все более уплотняется от начала к концу, но в финале, когда ружье стреляет, парадоксальным образом рассеивается. Странно, но этот туннель выводит на свет.

Барри мне знаком по «Скрижалям судьбы». Уже тогда я знала, что вернусь к нему, а потому роман, попавший в лонг-лист Букеровской премии 2023, показался достойным кандидатом. Читая аннотацию, немного удивляешься тому, что автор выбрал полицейские хроники, заглядывание в архивы, чтобы раскрыть старое преступление. Однако это совсем не детектив и не триллер. Это самая настоящая драма — драма не только одного человека, но и целой страны, поскольку затрагивает вопросы морали, забытой именно теми, кто должен был её на каждом углу отстаивать.

Том Кеттл — полицейский на пенсии. Он живёт в живописном прибрежном ирландском местечке совсем один. Однажды к нему за помощью обращаются молодые коллеги, которые вернулись к давнему, так и не раскрытому, убийству священника. Поскольку Том был на хорошем счету в своё время, неудивительно, что именно у него попросили совета. В разговорах с ними Том постепенно начинает возвращаться в своё прошлое. В то прошлое, где он был мужем и отцом. Именно через эту отмотку старой плёнки жизни читатель и понимает всю трагичность произошедшего с Томом.

Для меня проза Барри — это именно storytelling. Его слова разматывают клубок повествования и нитью Ариадны ведут читателя к развязке. Всё, что казалось размытым, вдруг принимает чёткие очертания. Несвязанные события наполняются смыслами. Я была в совершенном восторге от этого путешествия. Не скрою, что я не уловила концовку романа. Себастьян Барри так ловко заставил читателя поверить, что все карты раскрыты, но в итоге стёр границу между реальностью Тома и его воспоминаниями. В итоге в конце истории практически слышишь хитрый голос автора, который говорит: «Попался, читатель!»

Если судить объективно, история трагичная, однако депрессивного ощущения после книги у меня не осталось. Сложно объяснить, как Себастьян Барри сделал это возможным.

Выражение Old God’s Time означает промежуток времени, неподвластный памяти. Именно поэтому этот заголовок идеален для романа. Во-первых, имя Господа, а точнее его служителей, также упоминается на страницах произведения. Во-вторых, память здесь играет в игры с Томом, а воспоминания о прошлом являются катализатором многих событий.

«Память — дар богов, а забвение — милость». Том, может, и получил подарок с небес, но предпочёл бы милость…

Фото пейзажа Paul Faith/AFP/Getty Images Примерно в таком месте живёт Том.