Составление и перевод с английского А. Умняшова

Примечания О. Озерова и А. Умняшова

Перевод текстов Black Mask и Up Against the Wall Motherfucker выполнен no изданиям:

Black Mask & Up Against the Wall Motherfucker: The Incomplete Works of Ron Hahne, Ben Morea and the Black Mask Group. London: Unpopular Press and Sabotage Editions, 1993.

Up Against the Wall Motherfucker: An Anthology of Rants, Posters and More. Homebrew Press, 2007

За первую книгу благодарим Александра Бренера и Макса Нилина.

Вторую нам прислал Бен Мореа. Спасибо ему.

Black Mask сегодня:

Ben Morea

http: ⁄ / e-blast.squarespace.com /

Dan Georgakas

www.geocities.com/georgakas

© Любым возможным способом

Бен Мореа. Предисловие к «Motherfuckers»

Radical Art> Radical thought> Radical politics.

The progressive history of Western culture IS the history of ART.

pioneering Art Living ART.

Look for Rebellion Revolution and you will find POETRY.

They are absolutely connected.

In early Europe we find Hieronymous Bosch (part of a

free-thinking sect) and we find

the SEEDS of Reformation. We encounter the Symbolists and taste FREEDOM.

Rimbaud and REVOLT.

We dance with DaDa flirt with Rosa Luxemburg.

We dream Surrealism and modern Revolution

APPEARs.

We embrace the Russian FUTURISTS and we taste change.

& Into the 60's–the liberation of

the mind.

And the World moves closer

EVER closer.

Free ART and ART will free you.

b.m.

Радикальное Искусство> Радикальная мысль> Радикальная политика.

История западного культурного прогресса ЭТО И ЕСТЬ история ИСКУССТВА,

новаторского Искусства Живого ИСКУССТВА.

Станешь искать Мятежа Революции и обнаружишь ПОЭЗИЮ.

Они неразрывны.

В старой Европе мы видим Иеронима Босха (члена секты вольномыслящих) и находим у него

СЕМЕНА Реформации. Мы встречаем Символистов и познаем СВОБОДУ.

Рембо и ПРОТЕСТ.

Мы танцуем с ДаДа флиртуем с Розой Люксембург.

Мы грезим о Сюрреализме и новая Революция

НАЧИНАЕТСЯ

Мы обнимаем Русских ФУТУРИСТОВ и познаем перемены, и в 60-е–раскрепощение

желаний.

Но Мир в тупике

КАК ВСЕГДА в тупике.

Освободи ИСКУССТВО и ИСКУССТВО освободит тебя,

б. м.

Black Mask

Впервые опубликовано в газете King Mob № 3/1969, перепечатано в сб. King Mob Echo: English section of the Situationist International. Edinburgh: Dark Star, 2000

РАЗРУШАЙТЕ МУЗЕИ. НАША БОРЬБА – НЕ НАДПИСИ НА СТЕНАХ. ПОЯВЛЯЕТСЯ НОВЫЙ ПРИЗРАК. ПОДОБНО УЛИЦАМ УОТТСА^[1], МЫ ПАЛИМЫ РЕВОЛЮЦИЕЙ… 10 октября 1966 года. Несколько ребят и девчонок промаршировали из нью-йоркского района Нижний Ист-Сайд, разбрасывая листовки с призывом закрыть Музей современного искусства, но были остановлены буквально у входа в здание фалангой ментов и железными ограждениями. История вошла в новое русло, а менты, бывшие, как всегда, «на высоте», первыми почувствовали на себе совсем новый и очень действенный способ борьбы. Это происшествие показало, на чьей действительно стороне находится Искусство… Выскочивший на ступеньки директор музея (имеющего, к слову, богатейшую в мире коллекцию Дада), заламывая руки, чуть не в слезах, смог выдавить из себя только мольбы: «Зачем вы это делаете? Мы ни в чем не виноваты!..» Группа ребят, неизвестная дотоле, называлась Black Mask… Некоторое время спустя, однажды ранним утром, надвинув на глаза черные балаклавы, с Веселым Роджером на самодельных стягах, Black Mask, чей состав расширился до 15 человек, прошли от Канал-стрит через Нижний Бродвей до Уолл-стрит – взывая о Новых Границах, проходя мимо дельцов, замороченных на акциях и бабках… Биржевых спекулянтов, участвующих в убийственных сделках с акциями в обмен на смерть… УОЛЛ-СТРИТ – ЭТО УЛИЦА ВОЙНЫ… Менты и запакованные в костюмы корпоративные курьеры с вытаращенными глазами; несогласных и озлобившихся на это было, к сожалению, очень немного: лишь эта группировка, держащаяся на честном слове, и результативность действий которой была очень относительна. Начинка из идей «Комитета ста»^[2]еще сохранялась: «Площадь Гроувенор – это площадь Геноцида»^[3] и т. д. И, действительно, ранние эксперименты Black Mask с их продолжением традиций прово^[4] стали более эффектными и оригинальными, когда перенеслись и на культурную сцену. Это имело отношение более к экспериментальному искусству, чем к левой политике, из которой они сбежали. Потому что не были согласны с ее содержанием.

В тот первый год Black Mask хватались за любую возможность выебнуться на официальную культуру. Они действовали исходя из ситуации и всегда импровизировали. Они прерывали ораторов выкриками, срывали представления и повсеместно проводили диверсии на всевозможных искусствоведческих конгрессах, лекциях, выставках, хэппенингах… вся эта чушь собачья была абсолютно чужда группе, признававшей футуризм и дада за своих единственных предшественников, перманентно и всевозможными способами ломавшей в корне традиции тактик непосредственного высказывания, бытующих в современном искусстве: «Посмотрите, что можно сделать с большим собором и с небольшим количеством динамита». Наверное, их самой знаменитой выходкой был срыв трехдневного марафона семинаров по современному искусству, спонсировавшегося Loeb Student Center. Под вопли «Искусство умерло!», «Сжигай музеи, детка!» и «Поэзия – это революция» столы летели вверх тормашками, бились вдребезги окна, развязывались потасовки. Ларри Риверс^[5] был избит в изысканной футуристической манере. Теоретическая парадигма – “fuck off, you cunt” – была с блеском реализована на практике. Реакция не замедлила последовать. По существу, это было довольно последовательное покушение официозного авангарда, не позволившее Black Mask стать его частью. Группы специалистов по футуризму, дада и сюрреализму объявили на них «охоту» во всей андеграундной (sic) прессе: разгорелись нешуточные дискуссии об истинном революционном значении современного искусства, которыми эти самые специалисты хотели соблазнить и самих Black Mask. Еще менее успешной оказалась попытка задавить их раз и навсегда своей эрудицией и острословием. Black Mask превзошли самих себя. Они печатали сотни красивейших приглашений на бесплатные вечеринки – с бесплатными музыкой, угощением, выпивкой – и раздавали их самым отпетым отморозкам, которых они могли найти в Гарлеме и Нижнем Ист-Сайде за несколько часов до начала, обрекая тем самым место вечеринки на осадное положение. Осада обычно не выдерживалась: всю ночь разъяренные негры и белые бомжи молотили в двери, иногда все же взламывая их и неистово требуя жратвы, алкоголя и женщин…

Интерпретация дада была верной даже по академическим канонам: не писал ли Хюльзенбек задолго до этого, что дада – это клуб? А скандалы с Black Mask всегда и повсеместно подвергались остракизму. Художники не могут понять политиков, политики не понимают искусство, но и те и другие допускают насилие… Группировка испытала на себе все сопутствующие в таких случаях методы подавлений: замалчивание в медиа, любопытствующие перешептывания о фашизме за вернисажными коктейлями. Нельзя сказать, что Black Mask взялись неизвестно откуда, когда заявили о себе в 66-м. Двое основных зачинщиков группы – Рон Хахне и Бен Мореа оказались детьми улиц, а вовсе не выходцами из среднего класса. Мореа был связан с преступными уличными бандами, сидел на героине и в Синг-Синге^[6] перед тем как стал рисовать и открыл для себя футуристов. Такая основа дала возможность им пойти дальше – через Футуризм – к исконному Футуризму, к сноровке, изысканности и насилию, к самому чистокровному преступлению во всем новаторском искусстве XX века. Имеется в виду не искусство Софиччи и Боччиони, а тот выходящий за рамки художественности образ жизни Маринетти^[7]… Маринетти, избивающего Уиндема Льюиса^[8] в мужском туалете и вешающего его за шиворот на зубчатых перилах… Маринетти, развлекавшегося тем, что запирал в прицепе «любителей культуры» и гнал свой мотоцикл на максимальной скорости… Маринетти, который, наконец, на светских раутах у Муссолини ударом ноги опрокидывал стол на Гитлера, демонстрируя, что по-другому пирожное передать не может…

Они почти интуитивно осознали сущность кризиса искусства в период 1910–1925 гг.: его содержание, его предвидение всецелого переустройства мира, которое имели в виду еще первые романтики и которое было наиболее злостной (из тех, что случались) атакой на буржуазную цивилизацию. И которое, на самом деле, было глубоко реакционным по причине своей смирительно-рубашечной формы. Литературно выражаясь, это динамит. Но с точки зрения культуры – это один из главных оплотов системы. Дворец Кублахана^[9] можно понимать как метафору, как рай на земле, но можно также понимать и как иллюзию, как побег из преисподней, в которой мы уже давно обитаем. Это как посмотреть: проецируя это на повседневную жизнь отдельного человека или на лабиринт всей нашей византийской культуры, где ни одна дорога не ведет в Ксанаду. Что принес кризис культуры XX века, так то, что творческое созидание теперь может быть свободно от формальных уз и перестать воплощать отчужденный, выдуманный и бесплодный мир, преобразовывая свой личный опыт. Как говорил Тцара^[10]: «Жизнь и искусство – это одно и то же. Современный художник не рисует, он творит непосредственно». Вот почему Black Mask были более продвинуты, чем софистические Rebel Worker или Resurgence Youth Movement, или даже сам великий Маркузе^[11]. С самого начала они стремились к единению слова и дела, теории и практики и по-настоящему пытались, несмотря на все обломы, создать организацию на такой основе.

В то время была лишь одна сила, с которой они могли себя соотнести, – это пост-уоттсовские негры. Негритянский отказ оказался таким же, как их, – своевольным и демоническим. И лишь негры показали себя теми, кто реально что-то ДЕЛАЛ, а не просто сидел на жопе и трепался. Наряду с французскими ситуационистами Black Mask были тогда единственными белыми, кто снял крышку с революционного закипания американских расовых бунтов, осознав их действительно положительное «содержание» (мародерство, поджоги и короткие перестрелки), измеряемое истинным удовольствием и к которому все левые отнеслись как к абсолютному нигилизму. Их цитировали многие газетные шапки: «Временами, посреди бунта и разрушений, превращавших некоторые части города в поле боевых действий, там царила поистине карнавальная атмосфера» (N.Y TIMES. 7/16/67)… «Губернатор Хьюз^[12] говорил после осмотра улиц, служивших местом действия восстания: “Но, что больше всего вызвало во мне отвращение – так это та праздничная атмосфера… это все равно, что смеяться на похоронах”» (TIME. 7/21/67). Один репортер из Детройта описывал, как однажды вдруг увидел огромный букет гладиолусов, движущийся среди завалов из обломков строений. При приближении оттуда высунулась голова маленького негритенка и пропищала «Я сексуальный маньяк», а затем он скрылся в опустошенном здании. Что это, как не апофеоз современного искусства: смерть и возрождение.

ДАДА! Что как не дада из всего авангардного проекта построения Утопии в XX веке помогло варварскому, почти стихийному великолепию пылающего Детройта?^[13] Игра с огнем – это чисто аристократическая философия. Нерон был пущен по миру толпой полуграмотных ниграс. Black Mask ни у кого не вызывали доверия, только у негров. С белыми ничего не вышло, тем более, что ставилась иная цель – действия, отменяющие границы между искусством и политикой. Они сами валили столбы, находясь между ориентированными в культурном отношении хиппи и политически ориентированными новыми левыми.

Их воротило от всего, что связано с Flower Power, они видели: из всей белой оппозиции им близки только деклассированные элементы (dropouts). Они тоже бунтовали, по-своему, против жизни как таковой. Точкой пересечения с Black Mask были убеждения, что работа в любом своем проявлении должна быть отменена, что Американская мечта – это вздор, что жизнь нужно посвятить исключительно эксперименту с гранями живого опыта – новому, постиндустриальному образу жизни. Стебаться над хиппи означало нападать и на все движение Flower Power. В Англии Black Hand Gang слыла лучшим критиком ХиппИдома^[14]: «В закоренелой бездеятельности притонов распутство на стенах и на полу. Собравшиеся в круг молчат и притворяются сосредоточенными. Полный провал. Кошмар потребления потребляет потребителя. Не ты куришь дурь, это дурь курит тебя. Заведенная пластинка означает, что никто не поет и не танцует… Это развал коммуникации, ощущение беспокойства от того, что тебя сфотографировали в неподобающем виде; “андеграунд” – это все лишь еще один продукт в пространстве потребления, когда в Бетси-Коудс^[15] пропадают поодиночке так же, как и в Ноттинг-Хилле^[16]: пассивность порождает одиночество. Что получается? Да ничего не получается. Новые товары и новые позы выставляются, становятся предметом зависти, продаются и выставляются заново. Как говорили ситуационисты, ВСЕ ЭТО ШОУ. Шоу, которое не может не продолжаться, ведь все делают вид, что им в кайф, потому что каждый мнит себя абсолютным неудачником. Конформизм – это власть террора. Битлз, Заппа, the Crazy World of Arthur Brown^[17]: большая часть им подобных – это непроходимое говнище приграничных застав общества потребления. Ненужные, упаднические и скоропортящиеся произведения. Ничего, кроме снобистского выпячивания. Что сегодня является опиумом для бунта, завтра станет опиумом для каждого второго уличного хама. Табачная корпорация “Рейнолдс”^[18] уже запатентовала бренды для всех сортов марихуаны. Двадцать Акапулько Голд^[19]. Десять Конго Браун. Они будут продаваться в торговых автоматах, наряду с газировкой и жвачкой» (Из песен Black Hand Gang, Hapt. 8).

Агитация Black Mask фокусируется на плутовстве – они демонстрировали, что отказ хиппи от работы был, хотя и бессознательно, но довольно точным анализом свободы, которая может быть реальной при сегодняшней автоматизации и кибернетизации, это искоренение любых форм принудительного труда и создание цивилизации, основанной на свободном творчестве, на ИГРЕ. По существу дела, их утопическое видение, если воспринимать это не как наркотический бред или культурологическую фантазию, может стать одной из самых подрывных сил в сегодняшней забастовке.

Нижний Ист-Сайд был увешан плакатами и замусорен листовками: «МЫ ОСУЖДАЕМ: Тимоти Лири^[20] – не за новые идеи, но за создание религии. Не за расширение горизонта, но за ограничения революции. Алена Гинзберга^[21] – за обнимку с Джонсоном перед лицом смерти. За продажу корпорациям “Time” и “Life” приукрашенного бунта. За увод молодежи в сторону от революции. USCO^[22] – за новое освещение старого искусства. За новые медиа со старым посылом».

С оглядкой на Детройт и Ньюарк^[23]Black Mask решили организовать уличные выступления в Нижнем Ист-Сайде. С переменным успехом. В Tomkins Square Park^[24] на встречах сообщества они брали инициативу в свои руки, но это вышло боком. Руководство-говноводство местного коммюнити было более заинтересовано в теории, чем в практике, а его члены – мальчики из колледжа – были более склоны к «поддержке», чем к участию наравне с неистовыми анархистами. Большинство хиппи все еще с упоением предавалось тоскливым чаяниям “Barb”^[25] и “Oracle”^[26]. А такие специфичные группировки, как нью-йоркские прово, шли дальше: они просто доносили на Black Mask в полицию…

В то же самое время Black Mask отчаянно пытались встряхнуть нанятую массовку новых левых и вывести их из состояния бездействия: перестать подсчитывать количество принесенных на сходку задниц. Они яростно критиковали индустрию войны, держащуюся на массовом гипнозе. Раз за разом они обращали всеобщее внимание на то, что переоценка американцев своей роли в мировой политике будет иметь политическое воздействие, и это особенно касаемо других стран. Весь третий мир являет собой наглядное значение слова «нищета». Раньше под нищетой подразумевались голод, эпидемия, незащищенность от внешних воздействий и т. д. – нищета империалистической эксплуатации или оставшиеся от XIX века районы западной индустриализации. Но сегодня жестокость нищеты в экономически развитых странах означает самоубийственную и противоестественную экономику, ведущую к закупориванию жизненной и сексуальной энергии, к неудовлетворенности. Такая нищета неуловима, неосязаема, ее истоки: покорность, разобщение, скука, отвращение и подавляющая депрессия. Идиотствующие Левые, узрев объективные признаки социального отчуждения, обошли вниманием гораздо более насущные субъективные неврозы. A Black Mask на практике пытались спровоцировать демонстрации на бунт. Спровоцировать каждого в отдельности против существующего дерьма, машин, зданий, товаров потребления, против всего, что составляет непосредственный опыт. Спровоцировать эмоциональное возбуждение и эйфорию всеобъемлющей борьбы, здесь и сейчас, борьбы руками, а не мозгами. Чтобы каждый понял, что сегодня единственные ценность, удовольствие и возможность почувствовать плечо ближнего – это бороться вместе против всего существующего. BLACK MASK БЫЛИ ПРОВОКАТОРАМИ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАСИЛИЯ.

Они воспринимали себя как катализаторов: небольшое, крепкое партизанское объединение, с заранее запрограммированной тактикой, устремленной на низвержение состояния массового гипноза путем мощных всплесков рвения, гнева и веселья (привет Райху^[27]). Они примкнули к СДО^[28] и были одной из группировок, на начальном этапе экспериментировавших с изменчивой тактикой действий, которой в то время не могла избежать никакая городская герилья. Впервые они продемонстрировали ужасающее тактическое преимущество маленьких автономных банд перед лицом гигантских толп во время демонстрации, устроенной СДО против Дина Раска^[29], когда подвижные группы блокировали главные транспортные развязки, вступали в мгновенные стычки с полицией, отвлекали внимание отдельных копов и т. д.

Кутерьма в Мэйси^[30]