LAV. Темный роман

Sav R. Miller

Vipers and Virtuosos (Monsters & Muses Book 2)

Русификация обложки Юлии Данилиной

Copyright © by Sav R. Miller. All rights reserved.

© К. Бугаева, перевод на русский язык

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог
Райли

Кровь. Повсюду кровь.

Она прилипает к моим ладоням.

Обжигает глаза, стекая на лоб.

Запах смерти ударяет в нос, пропитывает воздух, будто ядовитый дым, и я могу думать только о том, как разозлится мама, когда вернется домой.

Пытаюсь пошевелиться, и перед глазами все плывет: причина в крови и внезапной острой боли, пронзившей позвоночник, по крайней мере, мне так кажется. Какой ни была бы причина, пошевелиться я не могу, мне не хватает воздуха.

Что, если он вернется?

Воздух вырывается из легких при каждом выдохе и выталкивает забившую горло густую слизь.

Я ощущаю пульсацию внутри, эхом разносящуюся по телу: толчки в ребрах, в плечах, в ногах.

Мне удается поднять руку и провести по животу. Указательный палец цепляется за края ткани, что кажется странным.

На мне платье.

После холодной ранней весны наконец стало тепло, и потому я в одном платье. Но почему посредине на нем разрез?

Надавливаю кончиками пальцев, и количество выделяемой влаги увеличивается. Мне больно, но я продолжаю, надеясь получить возможность выяснить, что произошло, и все изменить.

Волны боли не оставляют тело в покое, но по непонятной причине я ощущаю ее больше всего в животе. Похоже на цунами, еще не достигшее берега, я дрожу от глухих ударов по всему телу.

Лежу, истекая кровью, на белом ковре моей матери.

Боже, она будет вне себя от злости.

Собрав последние силы, привожу тело в движение. Я должна уйти отсюда, пока не стало хуже, хотя сейчас трудно представить, что такое возможно.

Стоит пошевелиться, и осколки стекла впиваются в спину, я пытаюсь найти на полу то, что мне поможет.

Шаги, нарочито тяжелые, отдаются в голове. Страх ледяными каплями струится по позвоночнику, будто из подтекающего крана, – тело распознает опасность до того, как это успевает сделать мозг. По затылку бегут мурашки, и я падаю обратно так тихо, как только способен человек, и замираю, надеясь, что этого достаточно. Возможно, они решат, что я мертва, и оставят меня в покое.

Впрочем, больше уверенности мне бы не помешало.

Мужчины, с которыми встречается моя мать, получают удовольствие от резни.

Затуманенное зрение все же позволяет разглядеть склонившуюся надо мной темную фигуру, в руке я замечаю зажатый осколок. Желтые глаза со взглядом маньяка обращены ко мне, на лице появляется зловещая улыбка.

Ремень и штаны его расстегнуты, бордовые следы пальцев и ладоней покрывают шею, лицо и белоснежную некогда рубашку.

Все внутри меня противится, пытается избавиться от неприятного образа, отвращение поднимается из груди, как рвотный позыв, но тело не реагирует.

Я не могу пошевелиться, остается лишь смотреть. Смотреть, как он склоняется и проводит куском стекла по моему лицу. Я чувствую, как он ведет им от уголка губы прямо к точке под глазом. В какое-то мгновение я мысленно выкрикиваю молитву.

Я молюсь, чтобы он не выколол мне глаза, чтобы последнее, увиденное перед вечной кромешной темнотой, не было его лицом.

И потом я молюсь, чтобы он убил меня поскорее.

Самое странное, что я молюсь еще и о том, чтобы мама не очень злилась, когда вернется домой. Зрение и мозг мой постепенно затуманиваются, я проваливаюсь в темноту. Последняя моя мысль о том, что очень много крови.

Она везде.

Глава 1
Райли

Мама говорила, что все самое прекрасное в жизни человек получает через боль.

Потом она ткнула сигаретой о мой живот, будто желая напомнить, что вся красота моя еще в стадии наработки.

Когда она умерла, я знала об ожиданиях людей, чтобы я оплакивала ее. Так должно быть, когда дети теряют родителей.

Но большинство родителей не пытаются продать ребенка своему парню – криминальному авторитету, который в основном занимается продажей людей в сексуальное рабство.

Единственное, о чем я горевала тогда, что не зажгла спичку.

Мой брат Бойд утверждал, что все хорошо; говорил, что убийство изменит меня. Сделает душу темной и надломленной.

О травме скажу, что и меня, скорее, будут преследовать последние крики моей матери чаще, чем собственные, вызванные болью, которая, возможно, переносилась бы легче, стань и я свидетелем ее страданий.

Я сглатываю знакомые чувства, ощущая спазм в горле, шрам на щеке у рта пульсирует – единственное оставшееся ощутимое напоминание о произошедшем, дающее возможность помнить, но не восстановить перед глазами картину. Брат, как я полагаю, вовсе не лишится от этого сна. На самом деле Бойд выглядит свежее и более отдохнувшим, чем когда-либо, я понимаю это, глядя, как он изучает себя в зеркале ванной комнаты отеля, поправляет запонки и отутюженный темно-серый костюм.

– Райли, – ворчит он, не поворачиваясь, – прекрати так на меня пялиться.

Я опускаю ноги и сползаю с огромной кровати.

– Как пялиться?

Бойд заскрипел челюстью, наверняка пульсирует вена на шее, но под татуировкой этого не видно. Татуировки покрывают все его тело, на нем множество изображений, которые останутся с ним навсегда.

В таком виде, с зачесанными назад темно-русыми волосами и глубокими складками у губ, он больше похож на мафиози, чем на одного из компании своих друзей, ставших настоящими мужчинами.

Мне, вообще-то, не следовало об этом знать. Бойд делал вид, что охранная контора, в которой он работает управляющим, не занимается ничем нелегальным, но я-то все разузнала. К тому же мне известно, что все и вся в маленьком городке Кинг-Трейс в штате Мэн так и или иначе связаны с преступностью.

Он не ответил на мой вопрос.

– Может, я останусь еще на день? Отложу встречу и попрошу в фирме подождать моего возвращения в понедельник.

Перевожу взгляд на огромное окно, за которым двадцатью этажами ниже шумит Пятая авеню. Солнце опускается прямо за Эмпайр-стейт-билдинг, окрашивая небо в приглушенные оттенки оранжевого и розового, город готовится погрузиться в темноту.

Стоит представить, что мне предстоит перемещаться по Нью-Йорку самостоятельно, и по телу бегут мурашки. Типа, я сама по себе. На самом деле поездка эта групповая, живу я в номере с двумя девочками – Авророй Джексон и Мелли Симмонс. Бойда здесь вообще не должно быть, но никто не откажет в просьбе, если у вас достаточно денег, чтобы всех заткнуть.

– Ты не должен откладывать дела только для того, чтобы здесь оставаться, – говорю я, наконец оторвавшись от окна. – Мы оба знаем, что твоя контора без тебя плохо работает.

– Я не брал отпуск уже десять лет. Они мне должны.

– Да, и мы договорились, что ты пробудешь здесь три дня, а потом вернешься домой.

– Нет, я останусь, пока буду тебе нужен. – Карие глаза в зеркале теперь обращены ко мне. – Все три дня я наблюдал, как ты медленно уходишь в себя, так что прости, но я не уверен, что одна ты справишься.

Его слова больно кольнули. Стали напоминанием о том, что актриса я не такая хорошая, как считаю. Пальцы сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони сильнее и сильнее, до ощущения, что больно уже костям. Я глубоко вздыхаю и закидываю ноги обратно на кровать. Черный лак на ногтях красиво контрастирует с белым одеялом под ними.

– И как мы узнаем, что я могу, если ты не даешь попробовать?

Бойд опирается на край столешницы и смотрит, как я надеваю носки.

– А вдруг я позволю и что-то произойдет?

– Что произойдет? На меня кто-то нападет? Было уже такое, у меня есть ЭКГ и заключение, что физическая активность мне не повредит. – Шутка слетает с губ прежде, чем я принимаю решение промолчать. Под напряженным взглядом брата все внутри вот-вот перевернется.

Он ничего не говорит.

Я выдыхаю, язык набухает и прилипает к небу.

– Я хотела сказать, что нарваться на неприятности можно где угодно. Ты не можешь обеспечить мне безопасность ни в Нью-Йорке, ни в Кингс-Трейс. И какой тогда смысл оставаться?

Он склоняется над раковиной, поворачивает голову и вскидывает бровь.

– Тебе не приходило в голову, что со мной будет лучше, чем одной?

– Но я ведь не буду одна. Со мной соседки, забыл?

Бойд усмехается, открывает дверь номера и выглядывает в пустой коридор.

– Верно. До сих пор они не были тебе хорошей компанией.

Он прав; школьные правила велят всем, живущим в одном номере, всегда держаться вместе, но Аврора и Мелли использовали каждый шанс остаться вдвоем. Подозреваю, это связано с тем, что я не стремлюсь поддерживать вежливый разговор с двумя девушками, слишком активно на том настаивающими.

Есть, конечно, вероятность, что причина в том, что я все еще для них новенькая, из «нехорошего района». Можно переселить девушку из трейлера и засыпать деньгами, но это вовсе не значит, что одноклассники перестанут считать ее отбросом.

Мне, собственно, наплевать. Они уверены, что я знаю об этом, но моя свобода передвижения зависит от того, готовы ли они быть со мной рядом. Иначе Бойд ни за что не уедет без меня.

– Всего один день. – Я откидываюсь назад, опершись на руки. – Если что-то случится, пока тебя не будет рядом, я соглашусь всегда оставаться под твоим присмотром.

Он долго молчит, взгляд блуждает по лицу, словно он хочет его запомнить. Я нервничаю и ерзаю на месте, страх услышать «нет» стрелой пронзает спину, заставляя сесть ровно.

Пытаюсь улыбнуться, вытягиваю вперед по очереди обе ноги и скрещиваю. Сама порядочность и чистота. Фиолетовое худи с надписью «Grateful Dead» и пушистые фиолетовые носки.

Может, если я сыграю абсолютное спокойствие, он поверит?

Восприятие и есть реальность, подобный бред любит нести его подружка Фиона.

В какой-то момент мне кажется, что брат уничтожит меня взглядом, он тяжело переводит дыхание, отходит от столешницы с раковиной и направляется в комнату. Откинув руку, смотрит внимательно на массивный «Ролекс» на запястье.

– Обязательные звонки каждый час до отхода ко сну. – Он указывает на меня пальцам. – Если пропустишь хоть один, я вылечу сюда первым же рейсом. Полагаю, не стоит напоминать, что я найду тебя везде, где бы ты ни была.

В груди начинает бурлить ликование, я спрыгиваю с кровати и бросаюсь ему на шею. Лбом я достаю только до плеча, и обхватываю руками за талию.

Одна большая ладонь ложится мне на спину между лопатками; прикосновение едва ощутимое, легкое, будто я такая хрупкая, что можно сломать. Так бывает, когда у другого человека переломы еще не вполне зажили и ты боишься неловким движением навредить ему.

Я отстраняюсь раньше, чем он успевает ощутить, как распутываются сами собой тугие узлы в груди, и растягиваю губы в делано-счастливой улыбке.

Не знаю, поверил он мне или нет, но, по крайней мере, больше ничего не говорит.

Позже, убедившись, что Бойд уже на заднем сиденье такси, я прощаюсь, боясь, что он передумает, и мчусь обратно в гостиничный номер. Аврора и Мелли возвращаются, как раз когда я выхожу из ванной. От пакетов с покупками ломятся руки, обе проходят в общую спальню и скрываются за дверью, когда я оказываюсь в поле их зрения.

Обида обжигает горло, но я сворачиваю налево и прохожу в свою комнату. Там плюхаюсь на кровать, начиная жалеть, что отправила брата домой.

Решаю немного поработать над макетом веб-сайта для портфолио на случай, если решу учиться на веб-дизайнера, окончив школу. После нападения и смерти мамы психотерапевт посоветовал мне найти хобби, чтобы избежать стагнации, поэтому в последние два года я увлеклась веб-дизайном.

Я не эксперт, но полагаю, это увлечение в значительной степени повысило мой уровень серотонина.

Стук в дверь заставляет оторваться от экрана. Я сажусь на кровати, откладываю ноутбук в сторону и вижу, как в щель приоткрытой двери просовывается голова Мелли.

Ее платиновые волосы теперь окрашены в королевский синий цвет, она быстро заправляет за ухо упавшую на лицо прядь и оглядывает комнату.

– Мистер Келли уехал? – спрашивает она, и я прикусываю щеку, чтобы не закатить глаза от ее официального обращения. Будто я не знаю, что каждая девушка в нашей школе млеет при виде моего брата.

Вчера вечером, принимая душ, я слышала, как о нем восхищенно отзывалась Аврора. Брат тоже это слышал и отправился в фойе, звонить своей девушке.

– Ушел, пока вас не было, – отвечаю я, стараясь выглядеть безразличной, беру с тумбочки у кровати телефон, разблокировав, принимаюсь листать странички в социальной сети, делая вид, что присутствие Мелли мне мешает.

– Он необыкновенный. – Мелли врывается в комнату, распахнув дверь настежь. Она несет пакет из химчистки, откуда извлекает нечто темно-зеленое из шелковистой ткани и бросает мне.

– Надевай быстрее.

Я ловлю вещь на лету и хмурюсь.

– Что это?

– Это платье, тролль. – В комнату заходит Аврора, ее бронзовая кожа подчеркнута ярко-розовым платьем, украшенный блестками подол заканчивается на середине бедра, предоставляя возможность любоваться подтянутыми ногами. Остановившись в центре, она принимается закалывать черные вьющиеся волосы.

– Эй, – одергивает ее Мелли с многозначительной улыбкой.

Аврора закатывает глаза, пожимает плечами и разворачивается к зеркалу.

– Да, ладно, Райли знает, что я пошутила. Но что это за вопрос?

От жара щеки становятся розовыми, шрам вспыхивает и становится ощутим.

Я раскладываю на коленях тонкую ткань, отмечая глубокий вырез.

– Круто, – медленно говорю я и сразу смущаюсь. – Вчера мы ходили в оперу, а до этого в «Ла Бернардин», куда сегодня?

– На благотворительный вечер. – Аврора приподнимает бровь. – Ты ведь знаешь о благотворительности? – Мой глаз непроизвольно дергается. – Ведь семья подруги твоего брата много делает для тех, кто нуждается, – добавляет она и усмехается.

У меня появляется желание шлепнуть ей по губам, хотя она говорит правду.

Семья Айверс – образец щедрости, а подруга Бойда Фиона после смерти ее мамы сама руководит сбором средств. И все же, мне кажется, Аврору интересует совсем не это.

– Да, думаю, можно сказать, что мне привычно общаться с теми, кто ничего не добился в жизни, – говорю я и пристально сморю на нее. В груди вспыхивает огонь, но я не позволю этой змее испортить мне вечер.