1.

Если долго смотреть в потолок, разглядишь звезду

и ещё одну, и ещё – ровно три в ряду,

сразу после слов «когда-нибудь я приду»,

от которых вполне терпимо гореть в аду.

2.

Такая невесомая Sade.

Любовь-король и Смутный оператор.

И стрелки явно крутятся обратно.

Хочу к тебе.

Где Jezebel прекрасна, но бедна.

Где снежный сахар кто-то сверху сеет

на наши головы. Где руки греют

остатки сна.

Я так и не провёл свою черту

меж чудом и тобою, слишком поздно

пытаться полушариями мозга

лизнуть звезду.

Всё так же глуп и невозможно пьян,

хоть утекло воды лет двадцать с лишним,

как мой титаник лёг пробитым днищем

в твой океан.

Что ж, наглухо свихнувшемуся вкрай

ужель важны безумия причины?

Я с головой в процессе, благо глины

хоть отбавляй.

Но знай, он неотличен от тебя,

твой образ, чутко вылепленный мною

с интимной нежностью, с глухой тоскою

в себя глядя,

поскольку я всего лишь инструмент

в его руках, и даже при желаньи

соврать себе не смог (как сделал ваня,

твой бывший мент).

Такая безутешная Sade.

Луна и небо, Королева скорби.

Поверь, меня ни капли не коробит

от мысли, где

и с кем ты. И прошу не я – мой страх —

у парня, что всю жизнь играет в прятки

со мной, чтоб ты всегда была в порядке

и при деньгах.

3.

тело покрыто инеем

время уйти и кончиться

вены узлами синими

к долгому одиночеству

мы не хотели большего

мы нажимали паузу

ангелам недоношенным

между лопаток маузер

дети кривого зеркала

мир у войны за пазухой

с кем бы душа не бегала

ей это только кажется

сивым копытом по полю

тройка семерка машенька

пушкин стреляет в гоголя

реквием по адажио

страх обнажиться первому

страх не бояться слабого

мертвые клетки нервные

гроздьями виноградными

тонкая кожа