Отзывы на книгу «Замыслы (сборник)»

На удивительные литературоведческие мысли сподвиг меня второй роман Саши Филипенко. Задалась я вопросом определения литературного "героя нашего времени". То есть, о ком вообще у нас можно писать сегодня в России. И я сразу хочу исключить во-первых всю жанровую литературу и все романы с действием, разворачивающимся в другие времена. Берем только романы "о жизни". И при том о нашей сегодняшней жизни.

Если честно, то ничего яркого и выдающегося мне в голову не приходит. Можно кратко дать общую характеристику того героя, что все же появляется – это обычно мужчина в "кризисе среднего возраста", от 30 до 40 с небольшим. Он достаточно обеспечен, но зарабатывает деньги или полу-честным или просто ничем не выдающимся способом: рекламщик, брокер, представитель федерального СМИ и тому подобное. С семьей, с неизменными женщинами на стороне, еще каким-нибудь пороком или зависимостью. И у этого героя вдруг по какой-либо причине начинает просыпаться даже не совесть, а ощущение пустоты и бессмысленности его жизни. Ну и к финалу герой как-то либо делает эту жизнь осмысленной или обжигаясь на чем-то возвращается к "обычной жизни". Собственно, я пересказала вам "Замыслы".

Но собственно говоря, чего винить авторов? Ну а о ком писать-то? Если мы убираем "дикие 90-е", то остается примерно 15-20 лет нашей стабильности-застоя. Вокруг нас было такое, я бы сказала, нефактурное время. "Время без больших потрясений, больших войн и великой депрессии" (да-да, если узнали цитату, то я именно на это произведение тут намекаю). И на фоне такого блеклого, пустого времени найти много ярких, захватывающих и при этом настоящих историй жизни становится очень трудно. Да давайте посмотрим на наши жизни. Конечно, нам бывает сложно, да, случаются кризисы. Даже стопроцентно мирным наше время не назовешь. Но все-же...

На самом деле, с этим фактором столкнулась не только русская литература, но и западная. Поэтому сейчас мы наблюдаем новый подъем разной жанровой литературы. На этом я останавливаться не буду, но хочу обратить ваше внимание на то, как интересно в американской литературе пошло развитие романописательства. В последнее время мне попалось несколько действительно отличных романов именно о жизни обычных людей, без всяких жанровых "специй". Флагманами я бы назвала Франзена и Троппера. Они берут самые обычные американские семьи и дают читателю возможность рассмотреть их под микроскопом. Тут явно прослеживается глубокое проникновение в американскую культуру психоанализа. Я бы вообще назвала такие романы псиоаналитическими.

Я бы тут провела вот какую параллель. Помните, какой культ судебных драм был одно время в американской литературе и кино? Когда зрители/читатели могли вообще не выходить из зала суда или комнаты присяжных, но захватывало так, что невозможно было оторваться. Так вот сейчас та же история случается с семейными драмами. И на самом деле больших драм может в романе/фильме и не быть. Скелетов в шкафах может не оказаться. Но тут случается то, что я бы назвала "эффектом снежинки" – когда ты смотришь на падающий снег, даже если он летит медленно, то все равно он остается снегом, белой массой. Но стоит поймать одну снежинку на ладонь и внимательно и близко ее рассмотреть, то проявится удивительнейшая красота. Так же и с человеческой жизнью: при беглом взгляде мы все одинаковые, простые и скучные. Но если присмотреться внимательней, если остановиться, послушать, проникнуться, то каждая жизнь становится достойной романа.

У Саши Филипенко из всех наших современных писателей, которых я читала, ближе всего получилось подойти к этому жанру психоанатилического романа. В принципе обычный герой, его воспоминания, его проблемы с бывшей женой, родителями, работой. Но есть одно большое НОООО! – автор не взял с собой микроскоп. Мы не увидели всю "красоту в уникальности" главного героя, не прониклись к нему вообще никакими чувствами (ну это трудно сделать за один день чтения). И получилось, что как появился перед нами достаточно пустой и картонный герой, таким он к концу и остался. Хотя обидно, очень обидно. Быть бы этому роману действительно "замыслом" другого, большого, на много сотен страниц, я уверена, книга была бы шедевром. А так, еще один герой-духлесс, только описанный хорошим автором, с отличным чувством юмора.

Поэтому в конце хочется написать "Саша, пиши еще" :)

C.R.
Учитывая то, это это первое издание, то сравнивать не с чем. Но хочу сказать большущее спасибо дизайнеру, который так тонко и так гармонично свел обложки обоих романов Филипенко. Это тот случай, когда жалко, что книги стоят на полке корешками, а не обложками вперед.

До этой книги я успел прочесть самый последний (Кремулятор) и самый первый (Бывший сын) романы Саши Филипенко. Они очень отличаются друг от друга, творческую эволюцию писателя трудно не заметить. "Замыслы" и стилистически и жанрово и авторской позицией не похожи на другие книги Филипенко. Это, пожалуй, первая автофикшн книга, если ее можно так назвать - некоторые детали биографии автора очевидно соответствуют действительности, а другие, я надеюсь, являются плодами вымысла. Замыслы - это энергичный, плотный текст, замешанный на элементах детектива, повествования о взрослении, нарко-трипа, рассказах о селебретиз, забавных случаях из жизни... Центральная тема этой книги проявилась передо мной не сразу. Да и не уверен я на 100%, что разглядел ее правильно, может автор хотел сказать нам что-то совсем другое...

Совсем крошечная, но действительно - роман, с солидно-серьезными рецензиями и рецензентами, причем ты сразу чувствуешь, что она вполне заслуживает таковых. Вот только мне хочется отозваться совсем иначе: не литературоведчески, не как-то специально умно́, не хвалебно и не ругательски (а именно эти две окраски встретила в чужих отзывах), хочется просто по-читательски, не ища в герое Печорина или «типично современного мужчину». Потому что если я, обычный читатель вполне основательного уже возраста, поверю в то, что типичный современный молодой мужчина - это прихлопнутый детскими травмами мужской экземпляр с умом, но напрочь без души, творец-циник с потребностями тела, но без намека на потребности сердца, с которым не уживаются даже коты, то жить мне после этого станет еще тошнее, чем самому этому экземпляру. Даже если в конце тоннеля начинает брезжить свет…

Нет, я верю Саше Филипенко, я верю в его героя Сашу Филипенко, верю в реальность существования этих вторых Саш Филипенко, только я отказываюсь верить в то, что это и есть «образ современного человека». Предпочитаю оставить его лишь удачным образом книжного героя, который должен будить в читателе интерес исследовательский и заставлять его, читателя, покопаться в себе самом на предмет жутковатых ассоциаций. О нем хорошо бы поговорить в курилке, наверное, а еще лучше просто выдохнуть в конце книги, мол, как хорошо, что такие экземпляры мне встречались только в книге.

А вообще, было бы интересно услышать мнение читателей помоложе: это реально «типичный образчик современности»? Вот прямо типичный?!

Филипенко – моя новая большая любовь. Для меня его телеграфно короткие романы – квинтэссенция "невыносимой легкости бытия", приправленной изящным юмором, и с вкраплением таких приправ, которых я стараюсь в свое обычное меню не допускать, так как от них слезы буквально брызжут из глаз. Но от Филипенко почему-то терплю... впрочем как и от Шендеровича. Может быть потому что они как-то их дозируют так, чтобы ровно хватило времени на то, чтобы вздохнуть?

После того как я немного попылала сердцем о Свечку Валерия Залотухи и вообще обо всю эту историю, начала составлять себе списки для чтения из лонг- и шорт-листов крупных литературных премий. «Замыслы» Филипенко — вместе с его первой книгой «Бывший сын», удостоенной «Русской премии» прошлого года, — в этом списке, конечно, были, но где-то ближе к концу. Почему я, спрашивается, потянулась к книге, которая не сулила мне ничего нового и совершенно, на первый взгляд, не совпадала с моим читательским настроением?
Если бы речь шла о пресловутой «Свечке» (о, возможно, меня когда-нибудь отпустит, а пока очень сложно не поминать её в любом тексте, если это хоть сколько-нибудь уместно), я бы сказала, что меня подтолкнуло божественное провидение. В случае с Филипенко — уже зная содержание книги — я полагаю, что сработал неожиданно прорвавшийся сквозь мыслительные наслоения многих поколений инстинкт. Как зверюшки чувствуют, какую именно траву нужно съесть, чтобы перестало болеть, так и я бездумно схватилась за столь, как оказалось, нужное прямо сейчас чтение.
Метафора здесь неслучайна — роман Филипенко очень прост и естественен почти в научном смысле. За главным героем интересно наблюдать, как за забавной зверушкой — и как забавная зверушка, он не вызывает брезгливости даже в те моменты, когда испражняется или когда его тошнит. И это не снисхождение — просто автор настолько безоценочен (а ведь повествование ведётся от первого лица!), что читатель тоже невольно этой безоценочностью заражается. Это потрясающая, надо сказать, прочистка для собственных мозгов — освободиться от каких бы то ни было соображений морали не в духовных даже целях, а просто потому что можешь. Не навсегда, но лишь пока читаешь коротенькую, в общем, книжку.
Но самое прекрасное не в этом, а в том, что речь идёт всё-таки о людях — и никакой точки зрения юного (а то и старого и ворчливого, как у Свифта в четвёртой части приключений Гулливера) натуралиста в книгу не заложено. И оттого, что отстранённость не артикулирована, но присутствует, берёт неиллюзорная экзистенциальная жуть.
Берёт она и главного героя — но автор, слава Богу, ни разу не позволил себе сказать об этом прямо и даже, кажется, экивоками. Всё происходит удивительно само собой — и само же доходит до читателя. И совершенно неважно, на самом деле, что поводом для раздумий является событие экстремальное — такое уж человек животное, что пока над ухом не хлопнет, так и будет с паволокой на глазах жвачку пережёвывать.
Борется главный герой с обрушившимися напастями тоже очень инстинктивно — и неудивительно, что понимания у окружающих не находит. И даже сказать нельзя, хэппи ли энд в этой книге — потому что забавная зверушка человек о таком не рефлексирует. Ему полегчало — и хорошо.
И самое приятное, что это у Филипенко, кажется, не месседж — это метод.
Едва ли его можно назвать новым словом в отечественной литературе, но новым, весьма современным порядком слов — пожалуй.