– Аэлина, – выдохнул он. Произнесенное имя звучало не как упрек или предостережение, а как… мольба. Да, ее имя звучало как мольба. Рован опустил голову и замер, все еще не решаясь коснуться губами ее шеи.Тогда Аэлина еще сильнее выгнула шею, молчаливо приглашая его. С тихим стоном он коснулся зубами ее шеи.