Студентка нагло облапана властным Директором

Голос Эмилии со старой терапевтической консультации звучал у меня в голове:

На следующий день после того группового изнасилования в лесу, вечером, меня вызвали к Солодарову. Вечером, потому что весь день я проспала.

Я оделась максимально скромно: спортивный костюм, носки, кеды. Мальчик-мальчиком. Собрала волосы в пучок.

– Эми, мне передали, что ты вчера очень поздно вернулась… Ты не расскажешь мне, что произошло?

Владимир был одет в белую рубашку с высоко стоящим воротником, на лице его были очки, которые невероятно подчеркивали его интеллигентную натуру, пиджак обнимал не слишком накачанные плечи, а толстый черный ремень делил его привлекательное мужское тело пополам. Ноги в брюках со стрелками были одеты в черные лакированные туфли.

Он сидел у себя за столом, когда я пришла, но как только я присела на диван, он заботливо переместился ко мне.

– Я… ничего, Владимир Николаевич…

Мы звали его по имени отчеству, так были первокурсницами, хотя разница в возрасте с аспирантом была небольшая.

– Володя. Для тебя просто Володя.

Его рука легла мне на плечо. Он по-отечески, по-братски меня успокаивал, видя, как начала дрожать от накатившей обиды за произошедшее моя нижняя губа.

– Просто… похоже, что это касается не только тебя. Может быть ты знаешь, где Дима Отрыжкин? Ты видела его вчера?

– Дима?

Я испугалась, поняв, что последний раз видела его в лесу, что слышала его крик и от усталости и нервного перенапряжения отрубилась в гелике. Да я даже не помню, как дошла до своей палаты. Весь день проспала. И конечно я не могла знать, вернулся ли Дима в лагерь.

– А что с ним?

Владимир погладил меня по голове. Капелька пота от крымской жары скатилась по моей шее.

– Я вот думал, может быть ты знаешь.

– Нет, я его не видела.

Я уже на скорости придумывала, что и как я могу соврать.

Владимир встал, прошелся по комнате. И я краем глаза зацепилась за его стальной зад, затянутый классическими брюками. Его кожаные туфли сексуально скрипели, ступая по деревянному паркету кабинета.

– Просто может быть тебе есть сказать…

Я едва ли могла воскресить в памяти события вчерашнего дня. И больше всего меня пугало то, что Дима мог не вернуться. Может быть они убили его?

– С ним всё в порядке, Владимир Николаевич?

– Да, конечно, он просто потерял свой фотоаппарат. Думали, может ты где-то видела.

Я испуганно посмотрела на Солодарова. Он улыбался. Явно врал, проверяя мои реакции. Он с ухмылкой смотрел на меня, будто бы Дима и вправду «просто потерял фотоаппарат». Мои щёки запылали от стыда. Я вся сжалась, чтобы не сказать лишнего.

Солодаров продолжал так же плавно и чинно дрейфовать по комнате из угла в угол.

– Да, ну что ж. Просто Дима приходил сегодня и… ну раз ты его вчера не видела, то…

Он просто мучал меня. Я судорожно пыталась понять, зачем он мучает меня. Делает вид, что всё в порядке, но ему что-то известно, и врядли Дима просто пришёл к нему и сказал, что потерял фотоаппарат после всего пережитого.

Владимир посмотрел на меня еще раз.

– С тобой все в порядке? Ты выглядишь помятой.

В немытое зеркало было видно, что у меня даже потеки туши по всему лицу прослеживаются. Русла вчерашних горячих слёз.

– Да так знаете, Владимир Николаич… женские дни…

– О да, бывает всякое… Правда странно, медсестра говорила, что ты жаловалась на женские дни неделю назад… Впрочем… А ты случайно, ну не знаю, может быть сама того не заметив, не уходила вчера куда-то за пределы лагеря?

Я попыталась спрятать глаза, потому что он так вкрадчиво стал заглядывать мне под челку. Он явно уже всё знал, но я не знала как отступать.

– Ннннет…

Решила врать до конца я.

Он снова подошел, присел рядом, обнял меня за талию.

– Ты очень хорошая девочка, Эми. Ты бы никогда не соврала мне, верно?

Я сглотнула, ощущая, как его нежные объятия превращаются в хватку коршуна.

– Нннет.

Трепетным шёпотом проронила я. От него пахло дорогим московским парфюмом и связями. Властный, он точно мог жестоко наказать, если ему перечить. Но я уже соврала. Я уже попала. Я скукожилась всем телом в маленький клубочек.

– Можно я пойду, Владимир Николаич?

Его рука гладила мои волосы, пальцы зарывались в них. Я чувствовала как директор лагеря проводил носом по моим волосам и затягивался глубоко их запахом.

Краем глаза я увидела очертания его жирного пениса в классических мужских брюках. Это было невероятно красиво.

Интеллигентный мужчина, и член у него был совсем другой, чем у тех парней, которые были у меня до него. Толстый, отвердевающий на глазах. Сдерживаемый толко тканью, но набухший уже до такой степени, что было видно каждую венку.

– Эми…

В каком-то забытьи он продолжал с закрытыми глазами.

– Ты же не стала бы мне врать? Ты у меня хорошая девочка?

Я сама начала дуреть от его хриплого голоса прямо мне на ушко. Я даже кажется чувствовала его щетину своей шеей.

– Ты же не заставишь меня, тебя наказывать, за то, что ты самовольно покинула лагерь?

Рука директора погладила мою шею… потом стала разминать плечи.

– Я бы никогда не стал сомневаться, что ты говоришь мне правду…

Его слова звучали издевательски сладко над самым ухом. Я пыталась скрыть, что вижу его большой член в брюках. Что мне хочется погладить его, а ещё лучше прижаться к его ширинке лицом.

– Ведь ты у меня такая хорошая девочка… Ты хорошая девочка, Эми?

Владимир запустил руку в волосы на затылке.

– Не слышу, сучка!!!

Он сжал пальцы и резко потянул меня за волосы на затылке… Мурашки побежали по всему телу, анус сжался, я прогнулась, закрыла глаза и почувствовала, как потекла поджав ножки.

– Да, я хорошая девочка, Володя…

– Чья ты хорошая девочка?

– Твоя хорошая девочка.

Директор потянул меня за волосы и поставил раком у стола. Я оперлась ручками на дубовый номенклатурный стол. Ладони вспотели.

– Было бы очень скверно, если бы ты сказала, мне что не была в лагере, а сама, нарядившись, как блядь, удрала на дискотеку, верно, милая?

– ДДдда…

Уже дребезжащим от возбуждения голосом прокурлыкала я.

Он потянул меня за волосы еще сильнее. Я выгнулась в дугу и тут же ощутила мощнейший шлепок по своим пухленьким ягодицам.

– Ааааааа!

– Знаешь, что бывает с теми, кто мне врёт? Директор лагеря обошел меня сзади, вынул ремень из брюк. В отражении я видела его огромный член, стоящий сквозь неподпоясанные брюки. Он поправил его рукой, и я потекла, переминаясь с ноги на ногу на цыпочках.

– В лагере должна быть железная дисциплина. И я не потерплю, чтобы одна из моих хороших девочек…

Ремень взвизгнул в воздухе и резко ударил меня через спортивные хлопковые штаны. Трусики впились в попу, а я встала на носочки, выгибая спинку…

– …Бегала к местным, чтобы вертеть там своей пухленькой попочкой.

Он ударил снова.

Я зажмурилась от боли и заплакала навзрыд.

– Слёзы тут не помогут, дрянь!

Он ударил ещё.

– Я видел видео с камер наблюдения у ворот. Что вы с Димой куда-то вчера смылись. Учитывая твое личное дело…

Владимир Николаевич швырнул мне в лицо старую вонючую ещё советскую папку с файлами по моей персоне. Такие собирали на каждого студента при подаче заявок на участие в лагере.

Я попыталась отвернуть попу от нового удара, согнув коленочки.

– Ну ка встала ровно, шлюха.

Моя пися была абсолютно мокрой и красной от случайных попаданий директорского широкого ремня. Синие спортивные штаны прилипали в этом месте и это было заметно и с его ракурса.

Я покорно вернула попу на место, как он сказал и порка продолжилась.

Он ударил снова.

Я зажмурила глаза и представила картину снаружи: молоденькую студентку ставит раком директор лагеря у себя в кабинете, обзывает ее шлюхой и порет до слез, воспитывая в ней дисциплину и послушание.

Я похныкивала, но слёз после вчерашнего почти не осталось. Теплый слезы капали на мое личное дело, в котором было карандашом приписано "спит с отчимом".

Я даже и подумать не могла, что это кто-то знает, но видимо даже у стен есть уши, и соседи доложили.

Он подошел сзади и прижался членом к моей промежности. Между нами были только мои мокрые подростковые спортивные штаны и его директорские наглаженные строгие брюки. Моя вульва пульсировала, словно пытаясь засосать член моего начальника внутрь против моей воли. Я каждой клеточкой кожи ощущала какой он толстый и упругий. Мне хотелось, чтобы он обнял меня, еще раз назвал своей маленькой девочкой и вошел. Хотела ощущать его в себе по самые яйца.

– Очень скоро ты станешь "ещё одним солнышком". Мне только нужно тебя подготовить.

Директор приказал:

– Спусти штанишки, милая.

Я попыталась сопротивляться:

– Ну может не надо?

За этим моментально последовало дисциплинарное наказание. Удар ладонью по левой ягодице такой мощи, что у меня аж ноги подкосились и, если бы не одежда, я падая насадилась бы на его каменный фаллос.

– Спусти чуть-чуть штанишки, солнышко…

Его голос был очень ласковым, совершенно не таким, как его адский жгучий ремень, брутальная царапающая щетина, наглые большие руки.

Мой клитор налился, и я готова была кончить от любого прикосновения.

Я стала медленно спускать штанишки, прижимая попочку как можно ближе к своему обидчику, потому, что иначе он бы мог увидеть, что под одеждой на мне живого места нет от синяков вчерашней ночи.

Горящими от порки ягодицами я ощутила жар его плоти через брюки. Он прижался и стал резкими толчками имитировать половой акт. Его толстый прибор ходил между моих ягодиц. Владимир Николаевич заломал мне руку за спину и долбил об стол.

– Ты будешь хорошей девочкой?

– Да, Влади…

Мощный удар по ягодицам.

– Да, Володя!

Я буквально физически чувствовала, как становлюсь его послушной девочкой. Как моя грудь наливается, а спинка прогибается под этого властного и влиятельного молодого мужчину. Мне было все равно, что он женат и у него есть ребенок, было все равно, что обо мне наверняка уже поползут слухи из-за звуков из кабинета. Мне хотелось быть на все сто процентов его «сукой», его «шлюхой», его «вырядившейся блядью».

В дверь постучали.

– Одну минуту!

Как ни в чем ни бывало, спокойным тоном прокричал Солодаров.

– Одевайся, как не стыдно!!! Что ты тут устроила!?

Он ласково пошлёпал своей теплой ладонью меня по выпоротой до красна попе, и я послушно натянула шатнишки обратно, вернувшись в состояние девочки-мальчика.

От его спокойствия, ласковой руки и голоса мне только еще больше захотелось стать его тайной девочкой, которую он будет обижать, обнимать и любить, гладить по волосам и заботиться. Но от того, что сейчас к моему важному и серьёзному Владимиру Николаевичу кто-то пришёл, и мне нужно срочно прервать удовольствие, так и не прыснув в трусики кипятком сквирта, у меня навернулись кипучие слезы на глазках. Так хотелось его тепла.

В дверь постучали еще раз.

Володя посмотрел на меня строго, но без злобы, как бы прося войти в положение и понять его.

Я надула щеки, застегнула олимпийку и демонстративно обиженно вышла из кабинета.

На встречу мне вошли трое полицейских в форме.

– Владимир Николаевич? Уголовное дело уже возбуждено… – только услышала и я поспешила скрыться.