Мой аскетизм производил на него такое впечатление, что во время пребывания у нас в Порт-Льигате он, подражая мне, жил как отшельник. Вставал еще раньше меня, до восхода солнца, и целые дни проводил голышом в оливковой роще под самым жестким и самым лазурным небом во всем Средиземноморье, самым полуденно экстремистским во всей смертоносно экстремистской Испании. Он любил меня больше всех своих друзей, но мне все-таки предпочитал Галу, которую, как и я, называл оливой, и неоднократно повторял, что, если не найдет свою Галу, свою оливу, жизнь его обязательно кончится трагически.