ГЛАВА I

ПОСЛАНИЕ ДЛЯ ИРВИНА

Монте Ирвин, старейшина города и будущий лорд-мэр Лондона, беспокойно расхаживал из конца в конец хорошо обставленной библиотеки своего дома в Принц-Гейт . Между зубами он сжимал огрызок догоревшей сигары. Возле камина лежал крошечный спаниель, его черные глазки-бусинки следили за нервными движениями хозяина дома.

В свои сорок пять лет Монте Ирвин не отличался плохой внешностью, более того, иногда о нем говорили как о красавце. Его фигура была полной, но не корпулентной; ухоженные черные волосы и усы, свежий, хотя и грубоватый цвет лица, вместе с достоинством его прямой осанки, придавали ему что-то военное. Он старательно культивировал эту внешность, как и подобает бывшему офицеру, хотя, поскольку он не был на действительной службе, он скромно воздерживался от использования каких-либо званий.

Некоторые качества в его блестящей улыбке, восточная выразительность темных глаз под опущенными веками намекали на семитские корни, но в остальном они не были заметны в его внешности, свободной от вульгарности и, в сущности, принадлежащей успешному деловому человеку.

В сущности, Монте Ирвин преуспел во всех делах, за прискорбным исключением женитьбы. В последнее время лоб его стал впалым, и друзья-бизнесмены, знавшие его как человека воздержанного, заметили в городской столовой, где он обедал почти ежедневно, что если раньше он был известным обжорой, то теперь ест мало, а пьет много.

Внезапно спаниель вскочил на ноги с лихорадочной, паукообразной активностью, свойственной игрушечному виду, и принялся лаять.

Монте Ирвин приостановился в своем беспокойном патрулировании и прислушался.

– Ложись! – сказал он. – Тихо.

Спаниель подбежал к двери и жадно принюхался. Послышался приглушенный шум голосов, и Ирвин, после минутного колебания, переступил порог и открыл дверь. Собака выбежала наружу, тявкая в своей раздражающей манере стаккато, и выражение надежды исчезло с лица Ирвина, когда он увидел высокую светловолосую девушку, стоявшую в коридоре и разговаривавшую с дворецким Хинксом. На ней был испачканный Бёрберри, высокие сапоги из дубленой кожи и фуражка с козырьком явно военного образца. Ирвин хотел было снова удалиться, но девушка подняла глаза и увидела его, стоящего у дверей библиотеки. Он улыбнулся и подошел к ней.

– Добрый вечер, мисс Халли, – сказал он, стараясь говорить искренне, поскольку из всех друзей жены Маргарет Халли нравилась ему больше всех. – Вы ожидали застать Риту дома?

Выражение лица девушки было смутно-тревожным. У нее был чистый цвет лица и яркие глаза, как у здорового человека, но сегодня вечером глаза казались слишком яркими, а лицо слегка побледнело.

– Да, – ответила она, – то есть я надеялась, что она дома.

– Боюсь, я не могу сказать, когда она вернется. Но, пожалуйста, заходите, и я наведу справки.

– О, нет, я бы предпочла, чтобы вы не беспокоились, и я не останусь, тем не менее спасибо вам. Думаю, она позвонит мне, когда придет.

– Могу ли я передать ей какое-нибудь сообщение?

– Ну, – она на мгновение замешкалась, – вы можете сказать ей, если хотите, что я вернулась домой только в восемь часов, так что не могла прийти раньше. – Она быстро взглянула на Ирвина, прикусив губу. Жаль, что я не могу ее увидеть, – добавила она низким голосом.

– Она хочет видеть именно вас?

– Да. Она оставила записку сегодня днем. – Она снова бросила на него обеспокоенный взгляд. – Что ж, полагаю, ничего не поделаешь, – добавила она и с улыбкой протянула руку. – Спокойной ночи, мистер Ирвин. Не трудитесь подходить к двери.

Ирвин прошел мимо Хинкса и вышел под крыльцо вместе с Маргарет Халли. Влажный желтый туман плыл мимо уличных фонарей и, казалось, собирался в подвижный риф вокруг маленького автомобиля, стоявшего у дома, мотор которого трепетно стрекотал.

– Чудовищная ночь! – сказал он. – Туманная и мокрая.

– Ну и зверь, правда? – со смехом сказала девушка и повернулась на ступеньках так, что свет из прихожей блеснул на ее белых зубах и поднятых вверх глазах. Она натягивала большие уродливые меховые перчатки, и Монте Ирвин мысленно противопоставил ее свежий, спортивный тип красоты нежному, экзотическому очарованию своей жены.

Она открыла дверцу маленького автомобиля, села в него и уехала, помахав Ирвину огромной рукой в перчатке, когда он стоял на крыльце и смотрел ей вслед. Когда красный задний фонарь скрылся в тумане, он вернулся в дом и снова вошел в библиотеку. Если бы все друзья его жены были такими же, как Маргарет Халли, размышлял он, он мог бы избавиться от невыносимых предчувствий, которые доводили его до безумия. Наполнив свой разум ядовитыми подозрениями, он вновь принялся расхаживать по библиотеке, ожидая и страшась того, что должно было подтвердить его самые черные предположения. Он не замечал, что на протяжении всей беседы держал огрызок сигары между зубами. Он так и держал его в зубах, расхаживая взад-вперед по длинной комнате.

Затем последовал ожидаемый вызов. Зазвонил телефонный звонок. Монте Ирвин сжал руки в кулаки и глубоко вдохнул. Его цвет изменился так, что вызвал бы интерес у врача. Сделав над собой видимое усилие, он подошел к небольшому столику, на котором лежал прибор. Закатив огрызок сигары в левый угол рта, он взял трубку.

– Алло! – сказал он.

– Некто Брисли, сэр, желает…

– Соедините его со мной.

– Очень хорошо, сэр.

Небольшой перерыв, затем:

– Да? – сказал Монте Ирвин.

– Меня зовут Брисли. У меня сообщение для мистера Монте Ирвина.

– Говорит Монте Ирвин. Есть что сообщить, Брисли?

Глубокий, богатый голос Ирвина был не совсем под контролем.

– Да, сэр. Леди проехала на такси от Принцевых ворот до Албемарл-стрит.

– Ага!

– Прошла в покои сэра Люсьена Пайна и была принята.

– Ну?

– Через двадцать минут вышла. Леди была с сэром Люсьеном. Оба шли по старой Бонд-стрит. Достопочтенный Квентин Грей…

– Ах! – вздохнул Ирвин.

– Обнаружил их там. Он вышел из такси. Он присоединился к ним. Все трое поднялись в квартиру профессионального любителя кристаллов, называющего себя Казмахом, читающим сны.

На лице Монте Ирвина появилось озадаченное выражение. При звуке телефонного звонка он несколько побледнел. Теперь он начал возвращать себе привычную яркую окраску.

– Продолжайте, – приказал он, так как собеседник сделал паузу.

– Через семь-десять минут, – продолжал гнусавый голос, – спустился мистер Грей. Он окликнул проезжавшее мимо такси, но тот отказался остановиться. Мистер Грей выглядел очень раздраженным.

О том, что невидимый собеседник читал из блокнота, свидетельствовали его монотонная интонация и сокращенные фразы, напоминающие показания констебля в полицейском суде.

Он быстро пошел в сторону Пикадилли. Коллега последовал за ним. Возле Ритца он поймал такси. На нем он вернулся на старую Бонд-стрит. Он поднялся наверх и отсутствовал от четырех с половиной до пяти минут. Затем он снова спустился вниз. Он был очень бледен и взволнован. Он вышел из такси и пошел прочь. Коллега последовал за ним. Он видел, как мистер Грей вошел в ресторан «Принц». В холле мистер Грей встретил незнакомого коллеге мужчину. После некоторого разговора оба джентльмена отправились ужинать. Сейчас они там. Я говорю из метро на Дувр-стрит.

– Да, да. А леди?

Туземец, возможно, египтянин, очевидно, слуга Казмаха, вышел через несколько минут после того, как мистер Грей ушел за кэбом, и уехал. Сэр Люсьен Пайн и леди все еще находятся в комнатах Казмаха.

– Что? – воскликнул Ирвин, доставая часы и глядя на диск. – Но сейчас уже восемь часов!

– Да, сэр. Здесь все закрыто, а другие офисы в квартале закрываются в шесть. Дверь Казмаха заперта. Я постучал и не получил ответа.

– Черт побери! Вы говорите чепуху! Здесь должен быть другой выход.

– Нет, сэр. Коллега только что освободил меня. Оставил двух джентльменов следить у «Принца».

Цвет лица Монте Ирвина начал медленно угасать.

– Значит, это Пайн! – прошептал он. Рука, державшая трубку, задрожала. – Брисли, встретимся на Пикадилли в конце Бонд-стрит. Я уже иду.

Он положил трубку, подошел к стене и нажал на кнопку. Крепко зажав между зубами огрызок сигары, он встал на ковер перед очагом, лицом к двери. Вскоре она открылась, и вошел Хинкс.

– Машина готова, Хинкс?

– Да, сэр, как вы и приказали. Пусть Паттисон подойдет к двери?

– Сейчас же.

– Очень хорошо, сэр.

Он удалился, тихо закрыв дверь, а Монте Ирвин остался стоять в библиотеке, глядя на портрет в полный рост своей жены в платье пьеро, которое она надевала в третьем акте Служанки масок.

Часы в холле пробили половину восьмого.