Глава 1

Сердце билось так громко, что Калли Гринуэй казалось, будто все пришедшие на аукцион могли слышать его учащенный стук. В это время цена за предпоследний лот – полотно Моне, художника-импрессиониста, всегда пользующегося бешеной популярностью среди ценителей живописи, – достигла и вовсе астрономической суммы.

Сделав несколько глубоких вдохов и медленных выдохов – но даже этот испытанный способ не помог ей унять волнение, – она уже, наверное, в сотый раз переложила ногу на ногу и посмотрела на часы.

Через каких-нибудь десять минут сбудется ее давнишняя мечта, для осуществления которой ей пришлось приложить столько усилий. И почему вдруг в такой торжественный момент у нее сдали нервы?

Закрыв глаза, Калли попыталась найти разумное объяснение своему поведению. Впрочем, что тут ломать голову над этим вопросом? Все объясняется просто. Ей, простому реставратору, не по душе крутиться среди элиты художественного мира, обожающей подобные мероприятия, где красота и искусство служат лишь корысти и утолению амбиций. На престижном аукционе дома «Кроуфорд» Калли чувствовала себя чужой, не то что у себя в студии.

Вот в чем кроется причина того, что ей никак не удается успокоиться и сконцентрироваться на словах аукциониста – слишком официальная и снобистская атмосфера царит в зале. А мужчина во втором ряду тут совершенно ни при чем! Поправив черное шелковое платье, взятое на один вечер у сестры, Калли безуспешно старалась убедить себя в справедливости сделанного ею вывода. Пусть этот красавец сидит себе сколько угодно! Ей-то что? Его присутствие на аукционе никоим образом на нее не влияет!

Она уже отругала себя за то, что вообще обратила внимание на появление этого мужчины в зале, а списывать на него свои психологические проблемы из-за расшалившихся нервишек – верх абсурда! Ни один человек в мире не способен оказать на нее такое сильное воздействие, а тем более тот, с которым она никогда прежде не встречалась. Ну, если уж проявлять педантизм… почти никогда. Два дня назад она мельком видела его на предварительном показе выставляемых лотов, но они ни разу даже не столкнулись лицом к лицу и не обменялись ни единым словом. Ведь встреча предполагает хоть какое-то общение, разве не так? А они лишь разок посмотрели друг на друга. Или… два? Впрочем, какая разница! На него просто нельзя было не обратить внимания: высокий, красивый, с отличной фигурой, в дорогом, явно сшитом на заказ костюме… какая женщина пройдет мимо? Уже одно его появление на аукционе подобного рода наводило на мысль, что незнакомец богат. Может быть, даже феерически. И кто знает, нет ли у него вдобавок ко всему какого-нибудь громкого и бессмысленного титула, вроде герцога или графа. Да, этот красавец был явно из тех, кто если и удостаивает женщину взгляда, то лишь для того, чтобы оценить, не стоит ли провести с ней ночь. О втором взгляде, о второй ночи речь уже не идет. Но Калли все устраивает, так как у нее нет ни малейшего желания знакомиться с подобным высокомерным и самодовольным типом. Одного такого хватило на всю жизнь. Достаточно!

Тогда почему же у нее никак не получается выкинуть из головы мысли о синеглазом незнакомце? И почему приходится бороться со жгучим желанием обернуться на второй ряд кресел справа от нее? «А потому что каждый раз, когда ты оглядываешься, его губы растягиваются в неотразимой обольстительной улыбке, от которой у тебя начинает кружиться голова», – подсказал ей неожиданный и весьма нежелательный ответ внутренний голос, однако Калли мгновенно заставила его замолчать.

– И наконец, последний лот сегодняшнего аукциона, – услышала она. – Номер пятьдесят. Диптих художника девятнадцатого века Жака Ренара под общим названием «Женщина на берегу моря»; вне всяких сомнений, лучшая работа великого мастера. До того, как попасть к нам, произведение принадлежало Гектору Уолси, как вы все, конечно, знаете, недавно ушедшему от нас. К сожалению, обоим полотнам требуется серьезная реставрация, только после этого они смогут предстать перед нами во всем своем величии.

Вот и наступил долгожданный момент! Калли закрыла глаза, стараясь упорядочить свои мысли и снять напряжение. Когда же вновь открыла их, то у нее от восторга перехватило дыхание: панель с лотами пришла в движение и развернулась на сто восемьдесят градусов… Какое великолепие!

Она вспомнила, как впервые увидела эти две картины, вернее, их репродукции. Это произошло в школе, на одном из начальных уроков по истории искусств, преподавательница мисс Мак-Леллан продемонстрировала их в качестве примера творческой смелости Ренара: избрать в качестве объекта изображения не наделенную абсолютной красотой богиню, а обыкновенную женщину. В классе захихикали, поскольку героиня Ренара на одной из репродукций была полностью обнажена. Но для Калли этот момент стал поворотным в ее жизни. Естественность и красота картин произвели на нее столь неизгладимое впечатление, что она твердо решила выбрать себе профессию, так или иначе связанную с искусством. Шок, по силе равный ее предшествующему восхищению, Калли испытала, когда узнала, что подлинники обеих работ принадлежат некоему напыщенному аристократу и висят у него в поместье, где сыреют и впитывают табачный дым, а настоящие ценители прекрасного лишены возможности любоваться этими шедеврами.

До недавнего времени! Теперь они перешли по наследству к Гектору Уолси-младшему, но тот почти сразу же обратился к дому «Кроуфорд» с просьбой выставить их на аукцион. Молодой человек увлекался скачками и остро нуждался в деньгах. Городская галерея Лондона моментально приступила к сбору средств для приобретения картин и поиску специалиста, способного восстановить поврежденные полотна. К восторгу Калли, ее энтузиазм, впечатляющее резюме и прекрасное знание творчества и техники Ренара помогли ей обратить на себя внимание руководства галереи и убедить его в том, что лучше реставратора им не найти. Она уже давно мечтала об этой работе, а успех гарантировал ей новый виток в карьере.

После того как была названа начальная цена, Калли оглядела зал и ободряюще посмотрела на сидевшую рядом с ней Джину, сотрудницу галереи. Гул нарастал: в него вплетались и голоса служащих аукциона, и восторженные возгласы присутствующих. Телефонистки то и дело подавали знаки аукционисту об очередной надбавке цены. За какие-то минуты она превысила сумму предполагаемой окончательной стоимости, указанной в каталоге. Калли напряженно сжимала свой буклет, и ей вдруг стало так жарко, что захотелось обмахнуться им как веером, но девушка вовремя спохватилась, ведь аукционист такие движения мог воспринять как желание вступить в торги. Момент слишком напряженный, чтобы допускать хоть малейшую ошибку.

«Если бы не этот самоуверенный и потрясающе красивый джентльмен, мне сейчас было бы намного легче», – отметила про себя Калли, когда украдкой бросила взгляд в направлении незнакомца. Пульс ее еще больше участился, потому что тот расслабленно сидел в своем кресле, откинувшись на спинку. Ей не помешало бы иметь хоть капельку его хладнокровия. Ведь хотя Джина и поднимала руку при каждой новой цене, озвученной аукционистом, Калли никакого облегчения не чувствовала. Она не смогла бы расслабиться и в том случае, если бы ей пообещали, что исход аукциона предопределен и полотна окажутся в галерее.

Как бы убедительно ни звучали слова представителей галереи, что у них достаточно средств для приобретения полотен, быть невозмутимым в данной ситуации мог лишь незаинтересованный человек. «Как, например, незнакомец», – не могла не подумать Калли. Но что он тогда делал на аукционе? Он еще ни разу не участвовал в торгах с тех пор, как появился в зале после объявления тридцать восьмого лота. Но Калли не успела поразмышлять над возможными объяснениями его появления в зале, потому что голос аукциониста дрогнул, и на несколько секунд наступила полная тишина.

– У нас повышение цены на… простите… на десять миллионов. – Пораженный аукционист снял очки и посмотрел на одну из телефонисток. – Да, так и есть: новая цена – пятьдесят миллионов. Кто больше? Услышу ли я от вас «пятьдесят один миллион», мадам?

Наступила зловещая тишина, и Калли почувствовала, что сердце выпрыгивает у нее из груди. С кем же они боролись за картины? По расчетам сотрудников галереи, все коллекционеры, имевшие виды на полотна Ренара, собрались в зале дома «Кроуфорд». Увидев застывшее выражение на лице Джины, не предвещавшее ничего хорошего, Калли с тревогой опустила глаза на каталог в своих руках. В конце концов Джина утвердительно кивнула.

– Пятьдесят один миллион, – тут же провозгласил аукционист, снова надевая очки и поворачиваясь к телефонисткам. – Будет ли пятьдесят два? Да? – Он крутил головой то в одну, то в другую сторону, напоминая судью теннисного матча. – Итак, пятьдесят два. Кто больше? Кто даст пятьдесят три?

Джина кивнула, но уже с видимым напряжением.

– Мадам предлагает пятьдесят три. Кто больше? – Аукционист снова посмотрел в сторону телефонов. – Внимание! Заочный участник нашего аукциона только что по телефону предложил шестьдесят!

«Шестьдесят?» – повторила про себя Калли, не веря своим ушам.

– Кто больше? Кто-нибудь скажет «шестьдесят один»?

Все замерли, и Калли плотно зажмурилась.

– Нет, никто не решается? Шестьдесят миллионов – два. Последний шанс. Нет желающих? – Калли беспомощно посмотрела на Джину, но та с извиняющимся видом покачала головой. – Шестьдесят миллионов… три! Продано за шестьдесят миллионов фунтов стерлингов.

Звук удара молотком эхом отозвался в ушах Калли, и она вздрогнула.

Городская галерея Лондона потеряла полотна Ренара!

Ужас охватил Калли: ее любимые картины отправлялись неизвестно куда. Надежды на то, что ей поручат восстанавливать их, испарились в одно мгновение, как и перспективы карьерного роста.

Панель снова пришла в движение, и полотна медленно скрылись от взглядов гостей аукциона.

Аукцион завершился. Они проиграли.

Люди вокруг поднимались со своих мест и направлялись к выходу, а Калли все сидела, молча уставившись на пустую панель. Она не обратила внимания на то, что незнакомец тоже задержался в зале, и едва заметила, что Джина, шепотом выразив ей сочувствие, ушла. Конечно, представители галереи всегда ограничены в денежных средствах и, кроме того, обязаны отчитываться перед спонсорами в своих тратах. Купить картины, которые привлекут посетителей, – это хорошо, но потратить почти в два раза больше денег – риск нарваться на недовольство и лишиться таким образом спонсорской поддержки. Джина сделала все, что могла, и подняла цену даже выше, чем они договаривались. Кто-то очень хотел заполучить шедевры Ренара еще сильнее. Но кто?

Эта мысль вывела Калли из ступора. Какая бы галерея ни купила картины, им обязательно понадобится специалист для того, чтобы отреставрировать их. Нужно действовать! Понимая, что нарушает все правила, Калли вскочила на ноги и бросилась к телефонисткам. Узнать покупателя представлялось ей единственным шансом исправить ситуацию, и она стремилась ухватиться за него.

– Пожалуйста, – умоляющим голосом обратилась она к той, которая приняла звонок от неизвестного покупателя. – Скажите мне, кто купил полотна Ренара.

Девушка, а вслед за ней и некоторые другие телефонистки удивленно посмотрели на Калли.

– Я не знаю, мадам. Но в любом случае не могла бы ответить на ваш вопрос. Эта информация строго конфиденциальна.

Калли с отчаянием посмотрела на нее.

– Могу сказать лишь, что их купили по поручению частного коллекционера, – протянула телефонистка и сочувственно покачала головой.

На дрожащих ногах Калли добралась до ближайшего кресла и упала в него. Закрыв лицо руками, она с трудом боролась со слезами, грозящими покатиться из глаз. Частный коллекционер! Именно этого следовало бояться больше всего. Теперь никто не увидит полотна, пока и этот владелец не умрет или не разорится.

Впервые после расставания с Дэвидом у нее появилось чувство, что жизнь налаживается. И что? Никакой надежды теперь нет, ей оставалось отправиться в свой номер дешевого лондонского отеля, который она только и могла себе позволить, а завтра вернуться в небольшой дом-студию в Кембридже. Снова искать заказы, чтобы иметь возможность платить по ипотечному кредиту, и навсегда распрощаться с мечтами о карьерном росте.

– Мне кажется, вам сейчас не помешало бы выпить что-нибудь. – У говорящего был французский акцент.

Калли вздрогнула еще сильнее, чем когда аукционист стукнул молотком и объявил о продаже полотен Ренара, возможно, оттого, что она сразу догадалась, кому принадлежит голос. Все ее клятвы, что ей удастся держать себя под контролем, если незнакомец вдруг окажется рядом с ней, разлетелись в пух и прах. Наоборот, от его близости у нее слегка закружилась голова. Собрав в кулак все силы, Калли как бы небрежно поправила волосы и развернулась к мужчине:

– Спасибо, но я в порядке.

«В порядке? – Калли рассмеялась про себя. – Когда надо мной нависает почти двухметровый француз?» С ней определенно что-то творилось, но она не могла разобраться в собственных чувствах, да и желания разбираться у нее не возникало.

– Вы меня не убедили, – проговорил незнакомец, пристально смотря на нее.

– А вы кто? Психолог, что ли? Вас наняли помогать участникам аукциона, огорченным его исходом? – с вызовом спросила Калли, теряя самообладание под его испытующим взглядом. – Пришли поближе к концу аукциона в поисках потенциальных клиентов?

На лице мужчины появилась кривая, но тем не менее обезоруживающая улыбка.

– Так, значит, ты все-таки заметила, как я вошел в зал.

– Вы не ответили на мой вопрос, – покраснев, пробормотала Калли.

– Знаю.

Она нахмурилась. Ей не нравились люди, кичащиеся своим богатством, но еще большую ненависть у нее вызывали те, кто любит уходить от ответов.

– Благодарю вас за беспокойство, но мне пора возвращаться к себе в отель, – сказала Калли и, развернувшись, направилась к выходу.

– Нет, – кинул ей вслед незнакомец. – Я не психолог.

Обернувшись, она сразу же об этом пожалела: именно этого он, похоже, и ждал от нее.

– Тогда кто вы?

– Леон. Можно на «ты», – ответил мужчина, подходя и протягивая Калли руку.

– И?..

– Я тут по делам своего университета.

Так он читает лекции в университете? Почему она не поехала получать образование во Францию? В Англии почти всем преподавателям искусства было за шестьдесят, и выглядели они так, будто никогда не пользовались ни бритвой, ни расческой. Сомнения в правильности своих выводов вдруг охватили Калли: ведь незнакомец на первый взгляд показался ей богачом, пусть и с хорошим вкусом. Может, все это объясняется лишь тем, что он француз? Представители этой нации известны особой утонченностью и умением стильно одеваться. Теперь все понятно: как лектору, ему небезынтересно посмотреть на шедевры, которые раньше были скрыты от глаз широкой публики. «Никогда нельзя торопиться с выводами!» – выговорила себе девушка.

– Калли, – представилась она и машинально пожала руку незнакомца.

Когда от прикосновения у нее перехватило дыхание и на секунду-другую пропал дар речи, ей пришлось пожалеть о своей беспечности.

– Ты, выходит, и есть огорченный участник аукциона? – с сомнением спросил мужчина, вопросительно изогнув бровь.

– А почему этого не может быть? – возразила Калли, хотя сама не понимала, зачем спорит с незнакомцем. Ведь, как и она, Леон, работая лектором-искусствоведом, не смог бы купить бесценные полотна.

– Мне кажется, ты сегодня не принимала участия в аукционе.

– И вы… ты заметил меня в зале? – выдохнула она, испытывая почему-то радость от этой мысли.

Глупости! Два дня назад, когда она не была разодета, как сегодня, он не нашел ее достойной своего внимания, так что тут все дело в платье сестры и макияже. Да и не все ли равно, сколько раз и когда он смотрел на нее? Такой, как Леон, ни одной юбки не пропустит.

Он кивнул:

– Признаюсь, заметил. И раз ты не ответила на мой вопрос, то будем считать, что мы квиты.

Калли с сожалением посмотрела в сторону панели, и сердце у нее сжалось при воспоминании, как на ее глазах исчезали картины.

– Мне на него сложно ответить. Ну, скажем так: сегодня вечером моя жизнь могла измениться в лучшую сторону, но этого не произошло.

– Вечер еще только начался, – возразил он, широко улыбаясь.

Она с трудом заставила себя отвести глаза от его губ и перевела взгляд на часы. Четверть одиннадцатого. Что бы ни говорил француз, для нее этот вечер закончен, и даже любопытство не заставит ее искушать судьбу.

– Как я уже сказала, мне пора возвращаться в отель, – решительно сказала Калли и, повернувшись, зашагала в сторону дверей.

– Тебя кто-то уже пригласил на ужин или ты из тех женщин, которые боятся сказать «да»?

Калли остановилась и лишь слегка повернула голову.

– Нет. Я из тех женщин, которые знают, что, если незнакомый мужчина предлагает что-нибудь выпить, он имеет в виду совсем другое. Меня подобное предложение не интересует.

Леон присвистнул.

– Так тебе нравится, когда мужчины сразу переходят к делу, не теряя времени? Расскажи поподробнее, что должен предложить тебе мужчина, чтобы ты согласилась?

Она покраснела.

– Я бы предпочла, чтобы приглашение выпить обозначало бы приглашение выпить, и больше ничего.

– Так ты все-таки согласна что-нибудь выпить, chérie?

Калли нервно сглотнула и почувствовала, как у нее мгновенно пересохло во рту. Неужели она боится сказать «да»? – подумала она, одновременно испуганная и обиженная словами француза. А что, если он прав? Нет! Ничуть ей и не страшно, просто опыт и здравый смысл подсказывали ей, что из этого ничего хорошего обычно не получается. В конце тебя всегда ждет разочарование!

На первом месте у Калли всегда стояла карьера, поэтому она предпочитала проводить вечера за изучением учебников и книг по реставрации, чем со своими подругами в клубах в поисках очередного ухажера. Семь лет жизни она потратила на построение карьеры, и к чему пришла в результате? Ни к чему!

Горький вздох вырвался у нее. Согласие пойти с ним куда-нибудь почти наверняка вело к разочарованию, но перспектива возвращения в пустую комнату дешевого отеля тоже была нерадужной. По крайней мере, приняв его приглашение, она сможет отвлечься от грустных мыслей. Что плохого в том, чтобы выпить бокал в обществе приятного мужчины?

– При условии, что… – уверенно начала она, но потом подняла глаза и осеклась, увидев его сногсшибательную улыбку. Но отступать уже было поздно, – что мы не будем говорить о работе.

– Договорились, – быстро согласился француз.

– Хорошо, – пробормотала Калли, у которой снова закружилась голова. – Тогда… куда ты хотел пойти?