Линии

А теперь все кончено, он больше не разговаривает со мной. Правда, мне кажется, что насилие — это тоже форма общения… наверно, он что-то хочет мне сообщить.

Вообще, я не люблю книги без связного сюжета, мне нужны начало и конец истории, пусть даже они будут перемешаны, или последовательность в угоду причудам автора будет изменена, но, как не единожды показывала и продолжает показывать практика, из любого правила есть исключения. И вот здесь как раз оно. Еще вчера я дочитала эту историю, но все никак не могла найти подходящие слова, чтобы описать ее, в голове крутилось что-то про наброски, зарисовки и прочее в таком духе, но все это было не то, от этих фраз веет чем-то слегка прозрачным, акварельным, эфемерным, а прозе Мураками эти эпитеты абсолютно не подходят. И тут как озарение: я стою одна в темной комнате, которую освещают лишь десятки, а то и сотни небольших экранов, заполняющих все стены помещения, а на них транслируются изображения с камер наблюдения, которые понатыканы ныне повсюду в любом крупном городе любой развитой страны. И вот я подхожу ближе то к одной, то к другой, прикасаясь лишь вскользь к обрывкам чужих жизней, выхватываю то ужасающую обыденность бытового насилия, то чудовищное в своей прагматичности преступление, то лишь ежедневную трагедию бытия.

Одна токийская ночь, десятки людей, проносящихся как в калейдоскопе, связанные невидимыми нитями-линиями в одно целое, но даже и не подозревающие об этом, передающие как будто эстафетную палочку друг другу, чтобы показать случайному наблюдателю-читателю все болезни современного общества. Ведь кого мы можем застать ночью на улицах мегаполиса? Проституки и их клиенты, наркоманы и преступники всех мастей, несчастные люди, не имеющие дома или не стремящиеся в него по разным причинам попасть. У всех свои проблемы и трагедии, у каждого своя судьба, но одно у них общее — дикое одиночество, одиночество в толпе, когда людям все равно, что происходит НЕ с ними, когда они проходят мимо, предпочитая отвести взгляд и сделать вид, что не заметили расширенных зрачков и пустого лица пятнадцатилетней девочки, выискивающей очередного клиента, разбитого лица прилично одетой женщины в супермаркете или валяющегося на тротуаре человека, неважно пьян он, избит или ему стало плохо. Одиночество в толпе, неслышимый никем крик в городском шуме, молчание в вопросе и молчание в ответе...

Видимо, именно из-за этой ставшей привычной изоляции, из-за отсутствия общения как такового лишь один герой встречается не единожды — это странная девушка Юко, которая от природы обладает необычной способностью считывать электромагнитные волны с различных устройств и приборов. Если человечество разучилось понимать друг друга с помощью слов, может, нам и впрямь нужны новые способности к коммуникации?..

Духовная пустота героинь «Топаза» охватила теперь все слои нашего общества. Однако эти люди еще не имеют собственного языка. А поскольку это чувство тоски и одиночества, затопившее современную Японию, — явление абсолютно новое и не имеющее аналогов, то очень трудно выразить его основные особенности. Все, что мы можем видеть, — это ощущение безысходности и бесполезности, стремление разорвать все связи между собой и окружающим миром.
На сегодня одной документалистики уже недостаточно. А поскольку период модернизации страны закончился, то и литература того времени тоже должна погибнуть. Литература не должна быть руководящим началом у людей, лишенных языка. Она не должна превращаться в этой пустоте в самодостаточное и самовоспроизводящееся явление. Литература должна стремиться к тому, чтобы и эти люди обрели дар речи. (из послесловия автора)

"Он понял, что в этом грязном мире насилие — наилучшее средство для разрешения возникающих проблем".
"Правда, мне кажется, что насилие — это тоже форма общения… "

С японской литературой знакома мало. Слишком загадочна для меня эта страна и её народ. Читая, например, небольшую новеллу Рюноскэ Акутагава, мой мозг требует перечитывания, чтобы перестроиться на совершенно другую волну восприятия. Поэтому каждую новую книгу беру с острасткой и тайным ожиданием раскрытия истины.
"Линии" показались многообещающим знакомством с Японией. Эта книга похожа на множество новелл, собранных под одной обложкой.
Мукаи -> Джунко -> Юкари -> Такаяма -> Коиде -> Ясуко -> Акеми -> Каору -> Норико -> Юко -> и тд, цепочка достаточно длинная, но лишь Юко упоминается в разговорах не единожды, прославившись своим умением "читать электрические сигналы прямо по проводу".
Название каждой главы - новое имя, а каждого из действующих лиц можно представить участником эстафеты. Эстафетная палочка передаётся от одного героя к другому. За время забега мы успеваем кратко познакомиться с заглавным персонажем, с его детством, работой, родственниками, узнать диагноз и посчитать тараканов. Казалось бы, замечательный способ ближе узнать страну, не об этом ли мечтала?
Но! Большое НО: все случайные участники линейной истории - это типы со сдвигом. Чего только не водится в их головах и душах, какие фобии и мании ни одолевают. Истерия, наркотики, депрессия, маструбация с мазохизмом вкупе, самые немыслимые отклонения (например, не чувствовать вкус еды или боязнь чужих взглядов) и увлечения (например, паразитами) наполняют страницы книги.
Если речь о проститутках, то обязательно с садомазохистским уклоном:

Но больше всего ей нравились садомазохистские игрища, и, разойдясь с мужем в тридцатилетнем возрасте, она открыла клуб.

Если секс, то самый грязный и с самого раннего возраста:

Фуми было всего двенадцать лет, но она знала все о сексе, включая даже вопросы беременности…
Пока они находились вместе, она была постоянно возбуждена и не переставала сосать его член даже тогда, когда накручивала себе бигуди или сушила волосы феном.

Если рассказ о родителях, то они приёмные или насильники (или и то и другое вместе), а настоящая мать пятнадцатилетняя школьница:

После этого случая приемный отец стал постоянно избивать пасынка, а мать Кодзи испытывала извращенное наслаждение, поливая спину Фуми кипятком, но только тогда, когда рядом не было никого, кто мог бы ей помешать.

Если прочитать мысли, то каждый мечтает убивать или хотя бы делать больно другому:

Сострадание тоже было опасно: она беспричинно хотела убить каждого, кто жалел ее.

Хватает и таких, которые не прочь причинять боль себе:

Парень приложил кончики своих пальцев к раскаленной керосинке и продержал их секунд десять. По комнате пополз запах горелой кожи и ногтей. На глазах у парня выступили слезы.

Насилием наполнен каждый в этой альтернативной истории. Насилие, как потребность и норма. Насилие, как средство для получения удовольствия. Насилие, насилие, насилие... И даже секс, которого в книге предостаточно, тоже выглядит одним из видов насилия.

У нас тут вещи и посерьезнее случаются! Дети убивают других детей, бомжи мочат бомжей, дети режут своих родителей, а те душат своих детей… Отчего это все, а? Откуда все это дерьмо?

Хотела я того или нет, но все образы постепенно слились для меня в один. Уверена, что это такая задумка автора. Не зря ведь каждый из участников-отрезков длинной линии описаны по одной схеме. Итак, какой он, средний арифметический отрезок? Вывод-заключение неутешительный:
1. Он (она) воспитывался в семье, где родители (один из родителей) были психически неуравновешенными, независимо от того приёмные они или настоящие. Ребёнок подвергался насилию.
2. Ранняя половая жизнь. Часто уже в школе девочки успевали сделать несколько абортов или рожали, отдавая ребёнка в чужую семью. Беспорядочные связи.
3. Самые невероятные отклонения от нормы, но всегда с уклоном в садомазохизм. Герой (героиня) получал удовольствия, убивая, истязая, нанося увечья себе или другим.
4. Никто не считает своё поведение ненормальным, вспоминая, что именно так обращались с ним в детстве.
Замкнутый круг.

А теперь сижу и думаю: автор избрано вылавливал своих героев в самой мутной воде или это норма для Японии? Даже если эти линии извращенцев, насильников, жертв - одна сплошная гипербола, всё равно возникает чувство, что с японцами не всё в порядке.
Мерзкий осадок от прочтения и страх, что отдельные моменты будут преследовать ещё долго.

Ее преследовали кошмарные картины, например окровавленные грибы эноки. Она подала их к ужину, а потом, вскрыв живот убитого, вдруг наткнулась на них. Они плавали в крови и еще не успели перевариться. Сначала Минако приняла их за глистов или каких-то других паразитов и только потом узнала те самые грибочки, которые она так любовно поджаривала в кипящем мавае, перед тем как подать к столу.

Вот такое непростое оказалось это знакомство...

Эти загадочные и сумасшедшие японцы.
Каждый второй - если не домашний насильник, то извращенец, или проститутка, или гей, или убийца, или самоубийца, или псих, или скрывает секреты, от которых будет больно, или будет тошнить.
Каким-то образом, у японцев осталось одно удовольствие - секс, который они превратили в культ.
(а культ превратили в наследие и экспорт)
Если анализировать глубже, то обнаружится, что все в Японии - один сплошной секс. Причем очень больной, ненормальный, балансирует на тоненьком лезвии между насилием и смертью, и часто приобретает и эти формы.
Как японцы любят садо-мазо, унижения, боль, мучения и страдания - их страну можно описать этими словами, добавив "+ научно-технический прогресс".
А все потому, что движет японцами глупая, древняя, лицемерная вежливость, за которой спрятано истинное лицо нации - лицо старого маразматика-извращенца, сейчас - импотента, а в прошлом - насильника (и самурая).
Япония - очень странная страна. Хорошо, что у них есть писатели, которые позволяют заглянуть на изнанку картинки, которую видит мир
(и туристы).
Мне очень нравятся все эти темы Рю Мураками.
Это же все на самом деле невероятно притягательно.
Белые худые школьницы в ошейниках и шипах.
Пирсинг.
Садо-мазо клубы.
Одиночество.
Депрессия.
Суицид.
Мистика.
Наркотики.
(рок-н-ролл)
Секс.
Смерть.