Отзывы на книги автора «Рёко Секигути»

Наши чувства не так подвижны, как волны. Сколь угодно живые и проворные, они тем не менее приспосабливаются к расставанию с ­каким-то существом или местом медленнее, чем тело, — всегда отстают от нас на несколько шагов.

Ad marginem издали очень поэтичное и чрезвычайно осеннее эссе о том, как текущее переплавляется в вечное или уходит в небытие.

Например, октябрь, завершающий чайный год, — месяц нагори, потому что с ноября в церемонии используются листья свежего урожая. В прямых и переносных смыслах думаю о «Цветах запоздалых». Чехов тоже очень осенний автор. И тоже немного нагори. Как и Мураками, который для меня почему-то немного затуманенный как воспоминание и при этом яркий, но только в сборниках старых рассказов, эссе о музыке и «Норвежском лесе».

Удивительно концентрированный текст: о горе и радости, искусстве помнить и отпускать, кулинарии, поэзии, бродячих сюжетах и памяти как системе воспоминаний и способе почтить, отдать должное. Примечания ни капли не уступают основному. Филигранное какое-то эссе. То, что оказалось очень необходимо именно сейчас.

Помните это щемящее чувство, когда заканчивается лето и надо вновь возвращаться к заботам, школе и осеннему дождю. Момент, когда вы смотрите на горизонт, где красно-медовое солнце завершает один из ваших лучших дней жизни. Или вы садитесь в поезд, уезжая из места, где провели долгое время и смотрите, как знакомый пейзаж удаляется и словно прощается с вами. Вы понимаете, что в вашей жизни будет еще много летних дней, теплых закатов и мест, где вам будет хорошо. Но так, как сейчас больше никогда не будет. Тоска, светлая грусть, сознание неповторимости и временности опыта - трудно подобрать определение в русском языке к этому едва уловимому тонкому ощущению. У япоцев оно называется «нагори».

Невероятно изящное, поэтичное, филигранное эссе. О времени, близости к природе, кулинарии, поэзии, памяти. Чтение его - настоящая медитация, отдых для души и разума. На фоне происходящих событий, она действует как волшебная микстура, излечивает и дает надежду. Всё происходящее словно сон, а здесь в книге описана настоящая жизнь в её чистоте и милости.

Мой день рождения приходится на последний день лета. «Тоска по уходящему» для меня в этот период помножена на два - грядет завершение самого любимого времени года и завершение ещё одного года моей жизни, поэтому это зыбкое чувство так близко мне и знакомо. Можно сказать, что я настоящий человек - нагори по рождению.) Книга - очарование и вдохновение. То, что оказалось нужно именно сейчас.

Я стараюсь отслеживать новинки японской литературы, поэтому «Нагори» заинтересовала меня с первых упоминаний. Однако на деле эта маленькая книжка оказалась совсем не такой, какой я успела её представить. Во-первых, автор — японка, но именно этот текст она написала на французском языке, во-вторых, это не фикшен, а эссеистика. Получается не совсем японская не совсем литература. Дальше — больше.

Я читала анонсы и доступные фрагменты книги, предвкушая её содержание: нежный, исполненный ностальгии текст о горечи скорого прощания и сладости последних мгновений близости. Главка, выложенная на сайте издательства, задала высокую планку: мне показались весьма многообещающими размышления госпожи Секигути о линейном и цикличном времени, об аморальности «сезонных слов» в хайку о техногенных катастрофах, уничтоживших саму возможность возврата к прежнему ходу вещей:

Да, в циклическом времени «весна вернется снова», но цветы вишни в окрестностях катастрофы непоправимо заражены: обновление невозможно. Люди уже не смогут собирать и пробовать весеннюю зелень, несъедобными будут и плоды, так что птицы, питающиеся ими, отравятся.

И пока на страницах ещё не вышедшей книги госпожа Сегкигути томилась близостью разлуки, я предвкушала встречу. Но... ожидания мои не оправдались. Действительно тонкие размышления о природе времени заняли как раз одну главку, ту самую, с сайта издательства. Всё остальное отчасти тоже касалось течения времени, но совсем в другом смысле — речь шла о смене периодов, наиболее пригодных для сбора, приготовления и поедания тех или иных продуктов. Да-да, «сезон» в заголовке значит именно это: тыквы осенью, мандарины зимой и т.д. Нагори — это последняя мандаринка из-под ёлки, последняя ложка оливье, иначе говоря — последняя крошка сезонного деликатеса, вкус которой наполнен осознанием, что ещё раз ощутить его получится не раньше, чем через год.

Сезоны интересуют госпожу Секигути только с предельно объективирующей, антропоцентричной позиции — чем бы таким особенным насладиться именно сейчас? Хрустящими, едва входящими в спелость плодами такими-то или уже отходящими, последними в этом году плодами такими-то? Особенно дико это звучит, когда писательница рассуждает о том, «как рыба сопротивляется нашему ножу перед тем, как попасть в кастрюльку» или о том, как разнится вкус говядины, ведь «одно дело — телёнок, другое — принесшая несколько выводков корова». И хотя госпожа Секигути говорит, что «продукты — это живые существа», её способы обращения с живыми существами несколько пугают:

Юдзу всегда остается самим собой, но нетрудно представить себе, что на каждом этапе его развития — от цветения до зрелости — мы встречаемся с ним, идущим по жизни, когда снимаем крышку кастрюльки, где момент этой жизни чудесным образом запечатлен.

Хорошо же шагает по жизни юдзу, раз за разом попадая в кастрюльки к пытливым поварам... Что ж, это было прелюбопытное чтение, пусть и совсем не такое, какое я ожидала найти.

«961 час в Бейруте» — это совершенно уникальное произведение на стыке гастрономии и литературы. Рёко Секигути родилась в Токио в 1970 году. На сегодняшний день она, пожалуй, самая франкоязычная японская писательница. Она изучала историю искусств в Сорбонне, с 1997 года большую часть времени живёт в Париже, а с 2003-го пишет на французском. Её творчество, в котором сочетается любовь к кулинарии с литературными экспериментами, трудно поддаётся классификации. Яркий пример тому — книга «961 час в Бейруте». Это рассказ о пребывании в ливанской столице, где гастрономические размышления сплелись с более общими мыслями о городе и стране, которая находится в постоянном напряжении.

На первый взгляд цель этой книги проста: создать портрет Бейрута через национальную кухню, через «движения рук поваров, кулинарные байки, рассказанные местными жителями». Для этого Рёко Секигути провела в Бейруте почти полтора месяца, с 6 апреля по 15 мая 2018 года, всего 961 час. Сначала она написала небольшой путеводитель, а затем эту кулинарную книгу, главная задача которой — примирить «вкусы эпохи» с «личной или семейной памятью».

Даты пребывания Рёко Секигути в Бейруте также имеют значение. Это было до восстания ливанского народа против коррумпированных властей, до COVID-19 и ужасного взрыва в порту 4 августа 2020 года. Однако другие трагедии, пережитые маленькой страной, были ещё ощутимы. Среди них — шрамы Гражданской войны (1975–1990), присутствующие как в памяти ливанцев, так и в облике города, когда в глаза бросается «яркий контраст между разрушенными зданиями, послевоенными руинами и новенькими домами».

Многие бейрутцы выступают против реконструкции, которая иногда разрушает город больше, чем сама война. Они хотят сохранить «следы «прежнего» города, воспоминания о Бейруте, в котором жили их предки, память о его древнем арабском прошлом», принесённого в жертву на алтаре чрезмерной модернизации.

А что насчёт кухни во всём этом? Она повсюду. В «красках, запахах, голосах, вкусах и движениях рук людей, готовящих еду». В возрождения ливанского виноделия или разнообразия и свежести гастрономии, которая одновременно традиционна и международна, открыта для Запада, где интерес к так называемой восточной кухне не ослабевает. Одно из богатств книги «961 час в Бейруте» — это тонкое размышление об идентичности, традициях и обмене, передаче и разрыве.

Без влияния других культур не может выжить ни одна кухня, ни один язык. Просто есть вероятность, что некоторые кулинарные культуры уже выстроились вокруг этих метаморфоз и не могут обходиться без изменений, тогда как другим в какой-то момент своего развития необходимо замкнуться в себе, чтобы защититься. Подобно телу, которому нужна безопасность, чтобы выздороветь. Быть может, сейчас ливанской кухне или ливанцам требуется прийти в себя, прежде чем открыться другим кулинарным культурам.

Рёко Секигути хотела запечатлеть образ Бейрута до всех потрясений последних лет. Сохранить его не разрушенными и в очередной раз растерзанным, а живым, возрождающимся, с оптимизмом глядящим в будущее. И сейчас её книга для самой писательницы, для ливанцев и для всех, кто застал город до череды катастроф, — это возможность снова встретится с прежним Бейрутом. Через кулинарию, которая рождает воспоминания и ностальгию.

Автор: японка, живущая во Франции, видимо поэтому довольно много параллелей с Францией и Парижем.

Сама книга - своеобразное "лоскутное одеяло" из коротких зарисовок впечатлений, отголосков эмоций, запахов.

Бейрут - город не для пешеходов. Максимально не развита культура ходить (без машины никуда, и ты без нее никто).

При том, что в стране довольно много мигрантов (в основном это обслуживающий персонал) - там нет ресторанов национальных кухонь. Автор предполагает что эта замкнутость обусловлена войной: идёт период восстановления (сохранение уникальности)

Подчеркивается важность еды для ливанцев. Они любят поесть, и делают это с удовольствием.

Последние главы - возвращение в Бейрут (спустя год), когда там идёт революция. Люди сплотились чтобы обеспечить себе лучшее будущее

Я не очень понимаю японскую ментальность, и думаю, что европейский человек не способен её понять. Он может только обманываться, что всё понял, и очаровываться.

Но это не значит, что не стоит читать азиатскую литературу. Я вот захотела узнать, что такое «нагори», что за тоска по уходящему сезону. Наверно, всем знакомо это чувство щемящей, но хорошей тоски, когда вы любуетесь закатом. Если просто, то это понятие об этом. И от всех повтоящихся, цикличных явлениях, потому и тоска хорошая - ведь это (но по-другому) обязательно повторится.

Но книжка,к сожалению, ни о чем. Это (в некоторых местах буквально) список продуктов, которые являются преходящими, сезонными, по которым можно тосковать. То есть это брошюра о вкусной, гармоничной пище.

Мне было бесконечно мало японского колорита и вообще мне просто было мало.Вышел уже второй тираж книжки, который разбирают также быстро.
Знаете,в литературе тоже есть своеобразные сезоны.
2/5

книга хороша, но только в контексте кулинарии, которая мне совершенно не интересна. очень много рассуждений о сезонных продуктах, степени их зрелости, сочетании между собой и тд

если вы повар или увлекаетесь готовкой, скорее всего, вам понравится

я же ждала больше рассуждений о самом нагори, его проявлениях в жизни людей, мб немного о связи с культурой и менталитетом японцев, и как эта связь образовалась и как определяет их жизнь, но здесь о нагори по сути только одна глава, и то маленькая

в общем, оказалось, что не мое

Пришлось много думать и перечитывать некоторые абзацы повторно, чтобы полностью уловить смысл написанного. И это хорошо: значит, этот текст стоит того, чтобы быть обдуманным.

В своём небольшом эссе писательница исследует природу человеческого голоса и его место во времени и пространстве. Она изучает, насколько статична запись голоса в моменте, и можно ли совершать своеобразные путешествия во времени, переслушивая записи голосов людей - себя из прошлого, друзей, незнакомцев, тех, кого больше нет в живых.

Последнее рассматривается Секигути особенно остро - можно ли считать, что человек не умирал, если ты лично не видел его безжизненное тело? Можно ли переслушивать записи голоса этого человека и верить, что он всё ещё жив? Можно ли (и нужно ли) хранить своеобразные капсулы времени - записи голосов тех, кого больше не услышать вживую?

Здесь напрашивается старая шутка про то, что в наше время для того, чтобы слышать голоса мёртвых, не нужно устраивать спиритический сеанс - достаточно включить песни какой-нибудь культовой рок-группы. А ведь если задуматься, это так удивительно - мы можем слышать стольких людей, которых уже нет, ежедневно, ежеминутно, да притом так, словно бы они сидят рядом с нами. Жаль лишь, что это относится, по большей степени, к известным личностям, а голоса близких зачастую уходят безвозвратно, оставаясь лишь нашим воспоминанием.

Часто говорят: N умер, но его книги и мысли останутся с нами. Однако для знавших N всё наоборот: его книги остаются, его мысли живут внутри нас, но его самого больше нет

Эта мысль очень откликается мне, когда приходится размышлять о трагедии окончания человеческой жизни. Читаешь новости - умер актёр такой-то, умер известный музыкант, умер заслуженный писатель. И, хоть в первый момент сердце покалывает боль утраты, уже в следующую минуту понимаешь, что ты, как потребитель медиа-контента мало что теряешь. Человек умер, но всё прекрасное, что он успел сделать за свою жизнь, остаётся в мире, и мы имеем к этому стабильный доступ. Но для тех, кто знал этого человека лично, был ему близок - что для них значат все оставленные им работы? Не тянет даже на слабую замену живому, неудержимому потоку, которым являлся этот человек. Для них это невосполнимая утрата, так же, как и для нас - утрата наших близких, от многих из которых не остаётся ничего существенного, кроме воспоминаний и стопки фотографий.

Тема утраты синей нитью (в тон художественному оформлению книги) идёт через все размышления автора. Что для нас утрата? Разовое событие, или процесс? Ведь если вдуматься, наш внутренний диалог с дорогими нам людьми не прекращается с их смертью. Мы продолжаем с ними разговаривать, ждать их одобрения, сверяться с ними, как с моральным компасом. И лишь в минуты острой нужды, когда недостаточно только мысли, мы осознаём, что вживую эти люди уже недоступны, как бы сильно нам этого не хотелось. И тогда мы вновь переживаем утрату.

Но, может быть, противоположность присутствия - не отсутствие, а исчезновение? Ведь присутствие царит, пока длится жизнь, тогда как после чьей-то смерти нами завладевает не отсутствие - нечто статичное, а исчезновение, возобновляющееся вновь и вновь... Не оно ли нас мучит и изводит - не состояние, а без конца повторяющееся действие?

Секигути не даёт нам выводов или морали. В своей работе она делится с нами тем, насколько значимы для неё голоса, заставляя лишь задуматься - а что они значат для нас. Единственный совет, что мы от неё получаем - записывайте голоса своих близких на случай, если когда-то это станет всем, что от них останется. Ведь "пока голос существует... от его <человека> жизни остаётся волна".

Разрозненные истории японки о полутора месяцах, проведенных в Ливане.
Надерганные из разных сфер, собранные воедино по праву земли из того, что на ней же и валялось, они не стесняясь занимают все пространство страницы, гордо маршируя четырнадцатым кеглем (иногда ещё и с ошибками).

Казалось бы, в этой книге будет много еды, но куда уж там! Скромные по размерам главы наполнены воспоминаниями об иных городах и странах, чужом опыте и мыслях. Рецепты тоже есть, но будто бы вскользь.
Действительно сочно и вкусно описана еда в начале - и то это цитирование другого автора.

Читается, впрочем, быстро и без особых сожалений. Немного досадно за упущенный потенциал такой благодарной темы, но и так сойдёт.