Лот Берок был потомственным пастухом. Всю свою жизнь он помнил как его отец и дед занимались выпасом скота. Здесь, на лугах, была очень сочная кормовая трава, которая из-за близости моря и обильной влаги, яркого теплого, но не палящего солнца, вставала густым ковром дважды в год, а все оставшееся время не жухла и не высыхала, как это было в других местах. Скот был на подножном корму весь год и, наверное, поэтому отличался крупными знатными габаритами и невероятными удоями, а получаемое молоко было густым, как сметана и сытным, как полноценная еда, состоящая не менее чем из трех блюд. Так что это небольшое королевство уже долгие годы славилось своими мастерами-скотоводами, великолепными сырами, которые продавались во все ближайшие государства, а рецепты их изготовления уходили корнями в древние века и передавались по наследству, чем местные сыроделы очень дорожили .

   Лот Берок очень гордился своим происхождением и, всегда, с уважением говаривал о замечательной гильдии сельских животноводов. Но маленький червячок зависти периодически очень сильно глодал его самолюбие. Потомственные пастухи всю жизнь пасли чужой скот. Они никогда не голодали, не испытывали особых недостатков, так как их семьи не отличались особой привередливостью, но мечты о собственных парнокопытных и крупнорогатых всегда витали в их помыслах, поэтому нельзя сказать, чтобы Берок был каким-то особенным. В свои 42 года он уже давно обзавёлся семьёй. Имел очень хозяйственную и заботливую жену из соседней деревни и трёх ребятишек: двух очаровательных дочерей десяти и двенадцати лет, а так же пузатого, роскошного карапуза – сына четырёх лет отроду, который так же, как и он, Берок, должен был стать обыкновенным пастухом. И, вот однажды, ему представился случай подняться на одну ступень выше в незамысловатой иерархической лестнице крестьян. Во время проливного дождя, быстро согнанный скот обычно прятали под крышами загонов, но в это ненастье пастухи не досчитались четырех молодых тёлочек. Возможно, они погибли при разливе реки Донды, которая несла свои воды в Аротское море и была в такие моменты непредсказуемо опасной. Река протекала недалеко от деревни. Возможно, они стали жертвами стаи волков, которая, именно во время ненастья спускалась с гор и совершала свои жестокие и кровавые набеги на стада, что было менее вероятным. Поиски пропавших животных оказались бесполезными. Через несколько дней, после сожалеющих разговоров, в селе практически забыли о происшествии. Только хозяева горевали очень долго, вспоминая своих рогатых кормилиц. И вот, в один воскресный день, Лот Берок отправился в лес, чтобы запастись шишками для растопки. Он шёл в глухое место, где их было великое множество и не требовалось особой сноровки, чтобы набрать пару-другую мешков. И каково же было его удивление, когда в густой траве на опушке леса он увидел всех четырёх тёлочек в добром здравии и нагулявших толстенные бока. Берок, бросив мешки, погнал пропавших животных в деревню, сначала рассчитывая на горячую благодарность своих односельчан. Но чем реже становились стволы деревьев, тем больше и больше его охватывало незнакомое чувство сомнения. Вскоре его сознание стало сопротивляться человеческому долгу, увязнув, как муха в меде. В давнем своем еще неясном желании, он остановился: "Почему я не могу воспользоваться таким случаем? Это же судьба ! Не ради себя, ради детей своих…" Искушение было слишком велико, а человеческая натура слишком слаба и искушение победило. Погнав животных в обратную сторону, уже на границу с другим королевством – Намитрией, он продал их большим любителям говядины маврам за приличную по его меркам сумму. Вернувшись в деревню, сам не свой, он рассказал селянам о том, что на берегу Донды он нашел утопленника – купца из Золотой Порты, которые часто спускались на своих кораблях по реке к морю. В деревне ахали и немного завидовали неожиданному богатству, свалившемуся на голову Берока. А он, не теряя времени даром, на имеющиеся деньги выгодно купил десяток коз и двух телочек и быстро превратился в поставщика молока на местную сыроварню. Довольно быстро он отстроил новый дом, приоделся, и его лицо засветилось благополучием, и хмурился теперь Берок только тогда, когда по дороге ему приходилось встречаться с хозяевами пропавших телочек. Нельзя сказать, что при этом изменился его характер, нет, этого не произошло, но что-то надломилось в нём, и может быть это был тот стержень человеческой порядочности, который недоступен обычному визуальному восприятию.

   Загнав свое стадо в тёплый и сухой коровник, Берок, как обычно, уселся на маленькую скамеечку в своем саду. Он набил терпким табаком свою трубку и, несколько раз затянувшись, выпустил ровное колечко табачного дыма, которое тут же стало подниматься вверх к тёмно-синему, почти чёрному небу и, сверкающим в немыслимой дали, ярким звёздам. Берок от наступившего блаженства впал в секундное состояние прострации и даже, как сосунок-теленок, пустил пузыри. Ровный гул и колебание земли под ногами заставили его очнуться: "Что такое?" Он встал и стал вглядываться в спускающиеся сумерки. Где-то посреди деревьев, он заметил сильное колебание кустарников чёрной смородины и чертополоха, который он уже давно собирался выдрать с корнем и вышвырнуть в лог, но все как-то не доходили руки. Берок, притягиваемый непонятной силой, быстро преодолел половину расстояния и оказался в самом центре своего сада. В ту же секунду ослепительно яркая вспышка огня заставила его резко отвернуться и закрыть глаза ладонью. Когда он повернулся, то не поверил своим глазам. Между кустами смородины в земле была неправильной формы зияющая трещина, довольно больших размеров; в нее запросто могла бы поместиться взрослая корова. Она была очень глубокой, с невообразимо глубокого дна вверх поднимались огненные языки пламени желто-оранжевого цвета, отблески которого освещали всю половину сада, и поднимался желтый и очень едкий дым. Над ней, не имея никакой опоры, прямо в воздухе висел человек, закутанный с ног до головы в толстый шерстяной плащ. Берок от удивления выронил изо рта трубку и застыл, онемев. Края трещины неожиданно быстро сомкнулись, пламя исчезло под землей, а дым быстро улетучился вертикально вверх. Зависший в воздухе человек медленно опустился. Берок стоял, что говориться ни жив, ни мертв. Человек сделал по направлению к нему два шага и остановился, видимо изучая крестьянина, затем немного откинул капюшон назад, не открывая лица.

   -Понравилось? – довольно приятным голосом спросил он. Берок встал на четвереньки, его замутило, естественно, больше от страха, язык одеревенел во рту, в горле пересохло. Незнакомец подошел к нему вплотную.

   -Пора возвращать долги, мой дорогой, – опять как можно ласковей произнес он и дотронулся рукой до головы Берока. Тот застыл каменным изваянием, а затем от его тела стали отлетать мелкие синеватые искры, при этом все контуры как бы растворились в воздухе. Резкая боль в теле разорвала каждую клеточку его крепкого организма. Раздался хлопок, в небо потянулся синий дымок узенькой тонкой полоской. Незнакомец беззвучно захохотал, откинув голову назад, а затем усадил себе на плечо крупного черного ворона с блестящими пуговками-глазками и отсвечивающим в лунном свете вороненым клювом.

   -Теперь ты – мои глаза, так послужи мне! – и он подкинул птицу высоко вверх. Ворон часто захлопал крыльями и, сделав широкий круг над селом, исчез в темноте…

  ***

   Он позвал меня на рассвете, когда причудливые остроконечные пики горных отрогов ещё были наполовину скрыты сыростью и стелющимся по их склонам туманом, закрывающим их как шапкой, внизу скопился прогретый за день воздух, вызывая духоту. Небо только начинало вызревать, приобретая свой естественный цвет. Начинался восход, который нужно встречать хотя бы один раз в году, для того чтобы получить необходимый для полноценной жизни небесный запас энергии. Лучи, восходящего источника жизни, высветили на небосклоне три небольших облака, придав им золотистый оттенок, а проносящиеся в атмосфере в хаотичном порядке ветра, расставили их по углам равнобедренного небесного треугольника. Ёжась от утренней прохлады, я поднялся по вырубленной в скале лестнице и очутился в его келье. Несколько огарков толстенных коричневых стеариновых свечей медленно догорали в своих плошках, начиная чадить. Он, как и раньше, сидел ко мне спиной, за невысоким покатым столом, а скрип пера настоятельно утверждал, что он пишет.

   -Заметил ли ты что-нибудь особенное за эти два дня? – откладывая перо в сторону, спросил он.

   -Облака, – сразу же ответил я. Он удовлетворенно кивнул и поднялся из-за стола, на котором в беспорядке лежали старинные манускрипты и толстенная книга с летописью, её я узнал сразу. Он подошёл к окну, на подоконнике которого стоял чугунный прибор напоминавший астролябию, положил на него руку и нежно провёл по её выгнутой поверхности.

   -Облака – это только сегодня утром, – продолжил я: – Вчера вечером отсвечивал зеленым цветом Дорийский камень и звезды в созвездии Волопаса изменили своё положение…

   -Это знак, – понял я. Он сильно волновался, такого за ним практически никогда не наблюдалось – слегка подергивались края век его глаз. Пройдя по комнате, он погасил все свечи. В келье стало намного темней. Он поманил меня рукой, сам же взял со стола длинный свиток ангирийского манускрипта и вновь подошёл к окну.

   -О сочетании этих примет здесь и сказано, – тяжелый вздох вырвался из его груди: – Я очень давно жду … и готовлюсь к этому. Читай же!

   Я встал, повернувшись к окну, чтобы ещё неяркий утренний свет осветил строчки манускрипта. "Да и придёт зло на Землю обетованную в очередной раз, когда в небе звезды встанут в прямую линию, зеленой злобой расцветёт Дорийский камень, а утренние облака на безоблачном небе превратятся в угольник. Захочет зло победить и захватить мир земной ни посредством битвы открытой, а захватив разумом, используя слабости человеческие и страсти людские. Тогда и должны сойтись добро и зло в битве смертельной за род человеческий, ибо зло порождает зло, а добро порождает истину…"