Пролог

Невысокий человек в белых одеждах, с маленькой, едва прикрывающей темя, черной шапочкой на голове стоял у края пустынного горного плато. Окруженная скалами равнина, напоминала огромную чашу с выщербленными и потрескавшимися стенками, а одинокая белая фигура среди серых камней была подобна рисовому зернышку, небрежно брошенному на дно чаши.

Человека-зернышко окутывало колдовское марево. Дрожащий воздух, пропитанный магическими токами, искажал очертания и не позволял разглядеть лица. В правой руке человек держал перед собой небольшой яйцевидный кристалл, граненый бок которого чуть выступал из колышущейся пелены. Под прозрачной поверхностью самоцвета темнела черная сердцевина. Левая рука сжимала длинный сучковатый посох. В стороне лежал заплечный короб с широкими ремнями-лямками.

Из сплетенного магией защитного воздушного кокона доносился приглушенный голос. Негромко, монотонно и заунывно звучали заклинания, недоступные пониманию непосвященных. Колдун-отшельник, могущественный ямабуси – «спящий в горах», творил волшбу при помощи древнего артефакта.

Колдовство было направлено на шершавую скалу, нависавшую над магом. Сила кристалла и слов разодрала каменную породу и удерживала открытой заполненную чернильным мраком брешь. Где-то в глубинах зияющей дыры мерцали разноцветные искры. Куда вел этот проход и откуда выводил, мог знать только тот, кто его создал.

Ямабуси знал. И терпеливо ждал, всматриваясь в искрящуюся тьму. Но, видимо, он ждал не того, что случилось. И высматривал совсем другое.

Яркий бело-голубой свет, ударивший из темной бреши в скале, заставил колдуна отшатнуться. Свет резанул по глазам, ослепил, залил все вокруг. Чародей в белых одеждах вскрикнул, вскинул руки к лицу… Кристалл и посох выскользнули из пальцев. Защитный кокон, утратив связь с магическим самоцветом, опал и растекся, уходя в каменную россыпь, будто пенящаяся водяная струя.

Колдун заставил себя отнять руки от глаз. Его лицо открылось. Старческое, морщинистое, с сухой желтовато-коричневой кожей. В узких миндалевидных глазах смешались досада, злость и недоумение. Старик, нагнувшись, потянулся к упавшему кристаллу…

* * *

Облавная цепь, посланная Михелем Шотте и возглавляемая Зигфридом фон Гебердорфом, настигла беглецов на открытом лугу. Ханских послов было двое, и это были именно те послы, к которым у барона имелись личные счеты. Правда, поперек хребта низкорослой лошадки татарского князька лежал кто-то третий – маленький связанный человечек в рваных черных одеждах, лица которого Зигфрид так и не смог разглядеть. Но пленник послов мало интересовал барона. Барона интересовали сами послы.

Беглецам удалось доскакать до небольшого лесочка. Дальше деваться было некуда, и спасти их могло только чудо.

Спасло колдовство… Черная брешь, невесть откуда взявшаяся в густой зелени леса. Дыра, слабо подсвеченная далекими всполохами.

Беглецы направили коней в пустоту и буквально растворились во тьме. Зигфрид колебался лишь пару мгновений, не больше. Вогнав шпоры в конские бока, прикрывшись щитом и выставив перед собой копье, он тоже ринулся во мрак.

Сначала Зигфрид слышал крики, звон металла и топот копыт за спиной. Потом звуки вдруг исчезли, а мысли сбились и смешались. Утратилось чувство времени, изменилось ощущение пространства. Впереди было только мельтешение разноцветных искр. По бокам – густая, упругая и неподатливая тьма. А сзади…

Обернувшись, Зигфрид увидел всадников. Его лучшие рыцари и самые верные слуги то ли скакали, то ли плыли, то ли летели по узкому темному коридору. Друг за другом, по одному, по двое.

Не все, далеко не все решились последовать за бароном. А может быть, просто не все успели: позади небольшого отряда, увлекаемого неведомой силой по невиданному коридору, не было больше никакой дыры и никакой прорехи. Позади было НИЧТО. Как, впрочем, и впереди тоже.

Из этого самого ничто, из переливающихся искр перед глазами, неожиданно вынырнула короткая стрела. Арбалетный болт. Только летел он почему-то вперед оперением.

Стрела сильно, но беззвучно ударила в украшенный золотыми львами щит Зигфрида. А еще миг (или, может быть, вечность?) спустя так же бесшумно полыхнули бело-голубые молнии. Полыхнули и застыли слепящими высверками, обесцветив и погасив колдовские искры, изорвав тьму вокруг, раздвинув стены коридора.

Но всадников все влекло и влекло дальше – прямо, вперед… Только не сквозь мрак уже, а через ослепительный свет, заставляющий до боли жмурить глаза.

Пронесся еще один миг. Еще одна вечность осталась позади. Зигфрида и его воинов выбросило, выкинуло, вышвырнуло…

* * *

Из хлещущей бело-голубым светом скалы на плато вываливались обвешенные железом кони и люди. Один за другим, один на другого…

Крики, лошадиное ржание, звон и грохот… Кто-то падал с коня, кто-то падал вместе с конем. Кто-то, удержавшись в седле, по инерции продолжал скакать дальше.

Зигфрид, очутившийся на горном плато первым, оказался одним из таких счастливчиков.

Именно под копыта его обезумевшего жеребца и угодил ямабуси. Старика, так и не успевшего дотянуться до оброненного кристалла, отбросило в одну сторону. Кристалл откатился в другую.

Барон натянул поводья, осаживая коня…

Глава 1

Наконец-то во вражеском лагере смолк перестук топоров. Перестали сновать туда-сюда кнехты, таскавшие бревна, доски, камни и корзины с землей. Людской муравейник на время затих, вот только какой-то пугающей была эта тишина…

Тимофей снова стоял возле Угрима, заглядывая через плечо горбатого князя.

С надвратной башни, высоко поднятой княжеской волшбой, было удобно наблюдать за неприятельским станом, тылы которого терялись где-то в дальних лесах и перелесках. Тимофей скользнул взглядом по императорскому шатру, окруженному тройным кольцом охраны. Похоже, его величество Феодорлих Гуген Второй, несмотря на немощь, самолично прибыл под Острожецкие стены вместе со своим войском. Однако подготовкой к штурму заправлял, конечно, не он.

Распоряжения отдавал маленький человечек в красных одеждах. Придворный колдун и советник императора Михель Шотте в сопровождении небольшой свиты мелькал то тут, то там. Часто возле латинянского мага можно было видеть женскую фигуру. Арина Никейская не скрывала своего присутствия. А может, чародей и ворожея специально демонстрировали осажденным, что они теперь заодно.

Пугали…

К атаке латиняне подготовились быстро и основательно, изрядно проредив при этом окрестные леса. За лагерным частоколом появились добротные и длинные, словно сбитые для штурма небес, лестницы. Там же лежали осадные щиты и стояли плетеные корзины с землей и камнями – засыпать ров. К лестницам, щитам и корзинам уже подтягивались вооруженные отряды.

Особенно выделялась массивная и высокая – вровень со стенами Острожца на скальном основании – деревянная башня, увенчанная площадкой для стрелков и широким перекидным мостиком. Многоярусный турус стоял на дубовых катках в полтора обхвата. Такая же бревенчатая гать была уложена на несколько саженей перед осадной башней.

Сооружение производил сильное впечатление, но Тимофей не представлял, как такую махину можно сдвинуть с места. Куда больше его беспокоил камнеметный порок, тоже выглядевший весьма внушительно.

Латиняне изготовили всего один камнемет, но зато какой! Метательная машина с небольшую крепостную башенку располагалась далековато: из лука не достать. К тому же спереди и по бокам ее прикрывали дощатые щиты в два человеческих роста.

Больше всего порок напоминал шалаш, сложенный из бревен и поставленный на широкое основание. В верхней части крепился гигантский рычаг. Длинный конец рычага, снабженный пращей, медленно клонился к земле. На коротком – обращенном к крепости – покачивалась крепкая мелкоячеистая сеть, набитая то ли камнями, то ли свинцовыми слитками. Груз-противовес, надо полагать. И по всему видать – груз немаленький. Упругий рычаг аж изгибался под чудовищной тяжестью.

По обе стороны «шалаша» крутились два деревянных колеса на толстой оси. Колеса – наподобие беличьих, только внутри каждого размерено шагала пара кнехтов. Вероятно, таким образом латиняне заряжали свой чудо-камнемет.

Ага, кажись, зарядили. Колеса перестали крутиться. Приставленные к пороку кнехты пропустили ремни и канаты пращи между опорных стоек «шалаша», вкатили в плетеный карман отесанную глыбу размером с хорошего бычка.

В общем-то, принцип действия латинянской машины был понятен: поднятый противовес падает вниз, праща со снарядом взлетает вверх. Не понятно только, сработает ли порок. Сможет ли добросить этакую глыбину до укреплений Острожца?

А что если сможет?

Тимофей поежился.

Ежели многопудовой каменюкой шарахнуть по стене, да со всей мочи. Да еще раз. Да повторить…

Скальную породу, поднятую Угримовым волховством, камнемет, быть может, и не порушит, но вот верхние надстройки стен посшибает запросто. Вместе с людьми притом.

Поставленные у бойниц лучники, которым надлежало первыми встретить врага, притихли. Снизу молча смотрели облаченные в броню дружинники, готовые по первому зову взбежать на стены. Ждали приказа ополченцы, сбившиеся тесными кучками вокруг десятников и сотников.

Тимофей покосился на горбатую фигуру волхва. Угрим пока не произнес ни слова. Ищерский князь молча наблюдал за приготовлениями осаждающих.

Ожидание становилось томительным, молчание – невыносимым.

– Как думаешь, княже, латиняне добросят камень до стен? – не выдержал Тимофей.

– Это требучет, – Угрим ответил, не повернув головы. – Мощный порок. А если его мощь еще и усилена магией…

– Ты же защитил крепость от чужого колдовства! – вскинулся Тимофей.

– Защитил, – кивнул князь. – Поэтому к стенам полетит обычный камень. Только прежде чем он долетит до них, его ведь можно и подтолкнуть волшбой и направить в нужное место.

– Значит, латинянские снаряды могут до нас долететь? – нахмурился Тимофей.

– Могут, – прозвучал бесстрастный ответ. – И, скорее всего, долетят.

– И сделать ничего нельзя?

– Можно, – столь же сухо и невозмутимо ответил князь. – Если не упустить момент. Если поставить щит на пути ядра. Щит должных размеров и достаточной крепости. В нужное время и в нужном месте.

О каком щите идет речь, Тимофей спрашивать не стал. Такую каменюку способен остановить в полете только волховской щит.

Латиняне приготовились к первому выстрелу. Кнехты из обслуги отступили на добрую полусотню шагов. Возле требучета остался только один человек. Здоровый, как медведь, голый по пояс, с большим молотом в руках он застыл справа от порока.

А впрочем, нет, он был не один. К метательной машине направлялся… Ну да! Красная накидка, красный колпак. Михель-колдун! Значит, Угрим прав: без чародейства не обойдется.

– Кня… – Тимофей не успел договорить.

Латинянский молотобоец обрушил свое орудие на крепь, удерживающую метательный конец рычага. Молот вышиб запорный клин. С глухим стуком, слышимым даже здесь, на стенах, рухнул многопудовый груз противовеса.

Рычаг дернулся вверх. Взметнувшаяся следом праща взлетела по широкой дуге еще выше. Ременная петля-крепление соскользнула с гладкого крюка. Праща раскрылась, вышвыривая снаряд…

В тот самый миг, когда камень вырвался из плетенного кармана, Михель сделал шаг вперед. Взмах обеими руками… Колдун словно толкнул к небу воздушную волну.

Магический пасс придал валуну дополнительное ускорение. Вертясь в воздухе и ввинчиваясь в него, подобно сухому листу, подхваченному смерчем, тяжелая глыба устремился вверх. Сначала – вверх…

* * *

Снаряд не терял, но лишь наращивал скорость. Снаряд летел все выше, выше. Быстрее, быстрее…

Ни один порок, сооруженный человеческими руками, сколь бы мощным он не был, и сколь бы хитроумным и изобретательным не был его создатель, не смог бы зашвырнуть ТАКОЙ валун ТАК высоко. Но чародейство опытного колдуна многократно множило силу стенобитной машины.

В наивысшей точке своего полета – где-то на полпути между лагерем осаждающих и городскими укреплениями – глыба обратилась в едва различимое пятнышко. А потом…

Фигура в красном вновь взмахнула руками. Широкие рукава, будто крылья, опали вниз.

Снаряд начал падать. С еще большей скоростью, чем поднимался вверх.

Аккурат на четырехскатную крышу надвратной башни.

Тимофею сделалось не по себе. Бешено вращающаяся глыба летела на их с Угримом головы.

На стенах справа и слева раздались тревожные крики стрелков.

Тимофей как завороженный следил через бойницу за округлой выщербленной смертью, закрывшей, казалось, уже весь свет. Вот сейчас! Ударит, сомнет, разобьет кровлю. Завалит, засыплет и размажет всех, кто под ней. Снесет верхнюю боевую площадку. Обрушит башню…

Еще мгновение, еще полмгновения жизни.

И не отойти ведь уже, не отбежать. Не спастись. Не успеть. Если только…

Краем глаза Тимофей уловил стремительное движение князя.

Угрим, пристально следивший из-под прищуренных век за каменным ядром, резко подался к бойнице, взмахнул руками, очерчивая раскрытыми ладонями продолговатый овал. Перед лицом, перед собой, перед всей надвратной башней.

На эту-то незримую преграду и наткнулся латинянский снаряд.

Послышался сухой хруст камня о затвердевший воздух. Тимофей отчетливо различил искры, брызнувшие из сдавленного нутра валуна.

– Крысий потрох! – только и смог вымолвить он.

Глыба, остановленная в нескольких локтях от башни, разорвалась в пыльном дыму как татарский сосуд с громовым порошком. Разлетелась на куски, выстрелила фонтаном битого щебня. Искрошилась. Осыпалась шуршащим камнепадом на ров, на вал, на скальное подножие крепостных стен.

То ли колдовской щит, поставленный Угримом, оказался недостаточно велик, то ли недостаточно крепок, но несколько осколков – небольших, сильно отклоненных в сторону – все же, долетели до стены. Раскрошились об окаменевшие бревна. Ударили по заборалу. Мелкая каменная россыпь брызнула в бойницы, на боевых площадках заклубилась пыль. Вскрикнул первый раненный.

Все же зацепило кого-то!

Тимофей поморщился, как от головной боли, князь тоже неодобрительно покачал головой. Еще бы! Сейчас каждый дружинник на счету.

– Княже, а можно останавливать камни дальше от стен? – спросил Тимофей,

– Чем дальше ставишь щит, тем сложнее его укрепить, удержать, поймать на него чужой снаряд и совладать с чужой магией, – ответил Угрим.

Выходит, нельзя…

Ошеломленные лучники уже выглядывали из бойниц и смотрели на клубящееся под стенами облако пыли. Раненого – молодого ратника с разорванным кольчужным рукавом – спускали вниз. Его место занял новый стрелок.

– Силен Михель, – пробормотал Тимофей. – Такую глыбину, да эдак зашвырнуть – не шутка!

– Да, это сильный чародей, – согласился Угрим. – Но не всесильный. Против него одного выстоять можно. Беда в том, что он не один. Меня сейчас интересует Арина. Где она? На что приложится ее сила?

В самом деле… Тимофей скользнул взглядом по вражескому лагерю. Гречанки, что прежде так и вилась вокруг латинянского мага, теперь видно не было. Странно это и тревожно.

А латиняне уже суетились вокруг камнемета. Обслуга осматривала и проверяла деревянную конструкцию: не расшаталась ли, не треснула после первого выстрела. Гигант-молотобоец искал вышибленный клин. В беличьи колеса влезали кнехты. Только маленькая красная фигурка позади порока стояла неподвижно. Михель наблюдал за крепостью.

Стенобитное орудие вновь пришло в движение. Провернулись и закрутились деревянные колеса. Медленно-медленно начал подниматься груз противовеса. Так же медленно опускался метательный конец рычага.

Перезаряжать такой порок – дело долгое. Но не бесконечное.

Тимофей косился на Угрима, однако заговорить с князем не решался.

Угрим обратился к нему сам:

– Убери лучников со стен, воевода, – велел князь. – В башнях оставь по одному дружиннику.

– По одному человеку на башню? – удивился Тимофей. – Не маловато ли?

– Хватит, чтобы наблюдать. А начнется штурм – поднимутся остальные. Пока идет обстрел, пусть люди хоронятся под стенами. Воинов у меня мало, и терять их понапрасну я не хочу.

Помолчав немного, Угрим пояснил:

– Сейчас Михель только пристреливается, да ко мне присматривается. Он еще не бил по-настоящему. Но может ударить в любой момент.

Вот оно как! Обрадовал князь, нечего сказать…

– В общем, гони ратников прочь, Тимофей! Не время им сейчас умирать. Потом. Позже. Успеют еще…

Потом, значит? Позже, значит? Успеют, значит? Ну что ж… Приказ Тимофея, подхваченный зычными голосами дружинников, облетел крепость. Лучники спустились вниз. Только на башнях остались одинокие наблюдатели.

А беличьи колеса вражеского порока все вращались. Неподъемный груз поднимался. Рычаг, опутанный пращевыми ремнями, клонился к земле…

* * *