Едва ли не каждый год на прилавках книжных магазинов появляются новые романы хорошо известных нам писателей: Пелевин, чьи книги ждут, как очередной купертиновский смартфон, Сорокин, гремящий, как грязные барабаны каких-нибудь The Stooges, Водолазкин, который пишет несколько реже, но каждый раз сильно и громогласно. Плодовитых и в то же время хороших авторов в России много, все мы их любим и с нетерпением ждем их новые произведения. Но куда интереснее, когда внезапно на литературном небосводе зажигается новая, невиданная ранее звезда, которая светит с такой поразительной мощью, что затмевает собой сияние всех прочих. «Дом, в котором» Мариам Петросян, над которым писательница трудилась почти 20 лет, «Кысь» Татьяны Толстой, написанный за 14 лет, «Дни Савелия» - дебютный роман Григория Служителя, вызвавший большое количество восторженных отзывов критиков и читателей. В этом году такой звездой стал новый роман Руслана Козлова «Stabat Mater» - пронзительная, светлая и в то же время горькая книга о потере, вере, надежде и тяжелой, фатальной борьбе за свои идеалы, сражении духовного с материальным, свободы и скрипучей, ржавой бюрократии – режима, действующего вопреки человечности.
Этот хоспис - не конвейер смерти, а вечный двигатель надежды. Для всех детей жизнь здесь делится на прекрасную, когда не больно, и ужасную, когда больно. Но это - жизнь, только жизнь, а не ожидание смерти. Нет даже постоянного ужаса, что скоро опять будет больно. Я думаю, их защита от страха и отчаяния намного сильнее, чем у взрослых, и в этом - великая милость, явленная здесь как нигде.
Россия. Наши дни. В мире бушует новая неизлечимая болезнь - синдромом Гувера – Джонса или сокращенно – СГД. Болезнь поражает только детей и вызывает мучительные, неконтролируемые боли. Врачи тщетно пытаются найти пути лечения болезни, а кто-то и вовсе опускает руки и уповает на время, и божественное снисхождение. Единственный выход для больных детей – паллиативная помощь, слабая попытка подавить страдания при помощи мощнейших анальгетиков и моральной поддержки. В романе нет одного единственного протагониста. Есть Главные Герои. Именно так, с большой буквы. Иван, переводчик, чей основной порок и самый страшный грех, как говаривал булгаковский Иешуа, – трусость. Медсестра Вероника – настолько сострадательная и эмпатичная, что способна принимать чудовищную боль детей на себя. Отец Глеб, чьими устами Козлов силится объяснить и оправдать гибельную жестокость нашего с вами мира и Бога. И конечно же сами дети: Алеша, способный видеть ангела и мечтающий встретиться с мамой; Рита и Леня – парочка влюбленных, вместе противостоящих боли и являющих собой маленький, укутанный грозовыми тучами, островок надежды. Картина страшная. На первый взгляд читателю может показаться, что перед ним очередная достоевщина – мрачный, жуткий пейзаж, писанный тушью, скорбью и десятками, а то и сотнями смертей и мучительных агоний. «Мрачные картины» Гойи – идеальная иллюстрация. Таким я представлял себя роман до его прочтения, и таким он действительно был до окончания первой части, занимающей примерно половину книги. Читать было больно, местами приходилось продираться через очередную жуткую сцену, буквально скрипя зубами и едва сдерживая слезы. Однако во второй части романа на место скорби и грусти пришла злость. Униженные и оскорбленные обрели мужество и начали бороться. Бороться за свою веру, идеалы, за мир и крохи человечности, которые в последнее время все чаще и чаще сметают со своих громадных столов приспешники падшего ангела.
Нелегко бывает справиться с обидой на ближнего. Но во сто крат труднее унять обиду на Бога. Почему он не может защитить ваших детей? Почему заставляет выносить невыносимое? Я не знаю. И в этом незнании - моя вина. Ведь чтобы простить, нужно понять. А как понять Бога, попускающего такие страдания? У меня нет ответа - простите...
СГД-хосписы решают закрыть. Не выгодно, лишено смысла. Детей давайте домой, пусть родители сами их лечат. Нет лекарств? Сложно достать? Это вообще кого-то должно волновать? Сами-то вы чем занимаетесь? Отец Глеб – сатанист, очевидно. Вероотступник, так тоже можно. Медсестра Вероника, которая во вред здоровью помогает детям и волшебным образом исцеляет их от боли. Она кто? Да наркоманка, конечно, кто же еще? Да и в целом, вся эта группка юродивых, вместе с родителями, разумеется, террористы и экстремисты, с этими вообще церемониться нечего. Отказываются покидать хоспис? Забаррикадировались и устраивают какой-то очередной русский бунт? А русский ли – вопрос. Значит так, взять в кольцо, отрубить электричество, не пропускать сотовую связь, что там еще можно сделать? А, ну давайте и спецназ пусть подъезжает, шумиха больно большая выходит – надо по быстренькому их всех разогнать и по разным изоляторам раскидать. Этого в психушку, эту в «матросскую», ну а остальных как получится. Давайте, бегом исполнять! Да, вторая часть романа – тончайший весенний лед, по которому отважно прогуливается Козлов. Страх во время чтения возникает уже самый настоящий, физический. Хочется сказать автору: «Остановись, подумай, тебе оно надо? Вон, Филимонов уже «иногент», а тебе за такое что и по хуже могут вменять». Не подумайте, что роман излишне политизирован, что это очередная дешевая бравада за свободу, равенство, братство, которую нам регулярно пытаются втюхать псевдолибералы и лжеправозащитники. Козлов написал мощнейшую, очень важную прозу, но вместо Мордора и Саурона – современная Россия. В ней нет ничего такого, что не могло бы произойти взаправду. Нет фальши, нет громких обвинений и указательных пальцев в сторону конкретных людей. Есть болезненный, горький, самый настоящий реализм, который облачен в художественную, слегка магическую и очень взрывоопасную оболочку.
Ведь каждая власть и вправду держится на бессовестности. Особенно если у власти - преступники. Для них безмозглые и бессовестные - идеальные подданые. Потому что умным и совестливым не нужна никакая власть, они могут и сами управляться - по своему внутреннему, честному закону. Беда в том, что бесстыдная власть хоть и рухнет, но подданые, которых она успела отравить своей гнилью, действительно не смогут жить под самоуправлением совести, и нужна будет новая власть, очередной "новый порядок"...
Роман Козлова - не политический манифест. В первую очередь это диалог автора с читателем о самом насущном, о вечном. Он противопоставляет духовность и человечность материальному, циничному, изуверскому. Козлов делает то, что очень хорошо умели античные авторы – приводит читателя к катарсису, позволяет почувствовать, проявить сострадание, отчиститься. Такая проза сбивает с ног, пулей застревает в сердце и давит, ноет, вызывает слезы и жуткую горечь о том, что мир так жесток, о том, что надежда хоть и есть, но путь к ней тернист и остается только верить, что когда-нибудь человечество обретет мир и встанет на путь любви и милосердия. «Stabat Mater» - роман, который необходимо прочитать. Здесь и сейчас, сегодня – самое время. А особенно это нужно сделать тем, кто читать его не хочет. Кто боится выйти из зоны комфорта, боится сломать радужную скорлупу, облупившую тело с головы до ног. В наши непростые времена важно напоминать себе, что в мире есть куда более важные субстанции нежели политика, деньги и власть. В нашем мире до сих пор люди в адских мучениях умирают от рака, в нашем мире все еще нет лечения от болезни Альцгеймера, в нашем мире все еще умирают дети – умирают от страшных, неизлечимых болезней, которых просто не должно существовать в современной, развитой цивилизации. Пока государства выделяют десятки миллиардов долларов на производство орудий массового поражения, мы с вами должны помнить, что единственный верный путь пролегает не через окопы и человеконенавистничество, а через сердце и самоотречение, через всеобщее благо, сострадание и доброту.
Я животное, ты же видишь — я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий, то разберись! Загляни в мою душу, я знаю — там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни сам из меня, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов —«СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ. ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!»(Пикник на обочине)