Чиновник объявил мне, что за “самовольство” я буду наказан двояким образом: во-первых, меня никогда больше не пустят за границу, во-вторых, мне больше не позволят выступать перед членами советского правительства. Последнее меня не слишком огорчило, поскольку я знал, что на подобных официальных приемах внимание уделяется, скорее, застолью, чем искусству и так дело обстоит в большинстве стран.