Дисклеймер:

Запрещено читать людям с эпилепсией. Запрещено читать людям с присохшими частями мозга к черепу.

Рекомендуется к прочтению людям, имеющим предрасположенность к сгрызанию ногтей на ногах. Рекомендуется к прочтению людям, забывшим что я написал выше.

Рекомендуется к прочтению людям, забывшим что я написал выше.

Запрещено к прочтению людям, которые не мог%;??:% 74777777 7887%:%::,ЖЭЭХЭХХЭ.

//system.delete/code:(error/my/brain)/

//write:(eat/hes/eyes/after/eat/corpse/flesh)/

Your life/Is/

// nightmare

T.T

Диалог Пинкольна и Цицше

Приятный вечерний ветерок ласкал строгое лицо сэра Пинкольна. В начале прошлого года, преодолев порог 80-летия, в разыгравшемся потоке хаотичных мыслей, великий и ужасный сэр Пинкольн решил каждый вечер устраивать прогулки по набережной. И не напрасно, ведь это целое дело для человека его возраста – прогуляться, раскладывая идеи созидания в голове по полочкам. Такие вещи требуют сосредоточения и ответственности, правда ведь? А сэр Пинкольн как раз был человеком той породы, которой лучше всего думается на свежем воздухе. Он сидел на красивой скамье со спинкой и любовался закатом, глядя вперёд.

Снял темный цилиндр, затем монокль и ветер слегка подхватил его длинные кудри, даря приятную свежесть. В такие моменты сэр Пинкольн чувствовал умиротворение, гармонию и наслаждался ими.

Но вдруг его покой нарушил непонятный шорох за спиной. Сэр Пинкольн нахмурился и медленно обернулся, попутно возвращая цилиндр на голову. Он увидел перед собой элегантно одетого джентльмена с густыми белыми усами, сидящего верхом на красивой гнедой лошади.

Сэр Пинкольн даже подпрыгнул:

– Ох, какая встреча таким хорошим вечерком! Сэр Цицше, я очень рад вас видеть.

Покрутив пальцами рук свои огромные усы, Цицше поприветствовал демократичного собеседника:

– И вам здравствуйте, любезный. Что привело вас сюда в такой чудный вечер?

– Дорогой вы мой человек! – сэр Пинкольн приподнялся с распростёртыми руками. – Часто прогуливаюсь по набережной, чтобы лучше спалось и думалось. Присаживайтесь, составьте мне компанию, давайте-давайте, – он демонстративно указал рукой на скамью и медленно уселся обратно.

Цицше бросил взгляд в сторону моря, затем небрежно покачал головой, наклонился к уху лошади и очень тихо что-то прошептав ей. После этого он спешился и направился к Пинкольну. Осмотрев представителя прошлого века, Цицше, в знак приветствия, протянул ему свои трясущиеся руки:

– Не всегда можно встретить столь мудрых людей во время обычной прогулки. Уж тем более вечером. На скамейке. Не так ли, мой старый товарищ?

– Всё так, друг мой, всё так. Сколько уж лет мы с вами не виделись? Знаете, по случаю такой удачной встречи, кхм, давайте поговорим о былых наших свершениях и нынешних наших годах, – сэр Пинкольн улыбнулся и активно тряс руку Цицше в рукопожатии.

– Что же… – Закончив столь длительное приветствие, Цицше уселся рядом с Пинкольном. В его голове витало невероятно огромное количество мыслей, но все они перекрывались лишь одной. Он посмотрел в сторону.

Откашлявшись, Цицше повернулся к Пинкольну:

– Меня всегда удивляла ваша позиция гуманизма. Как можно так хорошо относиться к тем, кто принимают себя как раба, видя только одно существо в своем спасении. И не смотрите так на меня. Вы прекрасно знаете моё отношение к религии. Но я здесь не ради ругани с вами, дорогой друг. Точно также, как и вы, я пришел в это место, чтобы расслабиться, глядя на столь прекрасный закат. – Цицше вновь начал крутить свои усы, но на этот раз он делал это немного нервно.

Сэр Пинкольн поднял брови и начал медленно говорить:

– Ну, вот послушайте-ка, друг мой. Что вообще есть гуманизм? По сути, всего лишь человеческое отношение к другим людям в общественной деятельности. Ну, это грубо говоря, – Пинкольн достал сигарету из старого раритетного портсигара и закурил. – Предположим, вот что подумает жалкий человечишка, если я ему начну излагать свои мысли? Раньше я думал, что всё-всё поймет и поддержит мои взгляды. Я старался донести всё миром и добрым словом. Слушали меня далеко не все подряд, ведь у каждого в наше время есть своя точка зрения.

Так что, однажды, я попробовал донести свою точку зрения другим способом, – Пинкольн закрыл глаза и покачал головой, будто бы одобряя самого себя. – Я приказал подержать несогласного со мной смерда за руки, подошел тихонько и ещё раз изложил свою позицию по поводу рабовладельчества. Только именно в этот раз я, не докуривая сигарету, затушил её о лоб моего оппонента будто бы он пепельница, – сэр Пинкольн залился смехом почти до слёз и продолжил. – Вы знаете о моем политическом статусе в те самые годы, в подчинении у меня было много уважаемых людей, поэтому такие мои выходки стали обыденностью, ведь жалкие политики начали меня побаиваться и прикрывать. И знаете что? После таких коротких бесед с моими негласными врагами – они очень быстро всё понимали! Поэтому потом я использовал и стальные клюшки для гольфа, и плети, и кастеты – но всё это уже для более упёртых соперников, – Пинкольн мягко улыбнулся. – Я, знаете ли, был известен как человек, победивший рабство, но, ох, как же я изысканно давил всю эту скотину, которая стояла у меня на пути. Так что, спустя время, я весело и гордо собрал всех этих глистов в охапку и продал их составляющие на черном рынке. Я озолотился и сейчас живу припеваючи! Поэтому какова моя позиция гуманизма? А вот такая: согласные – друзья мне. А несогласные – вошь и гнида! Давить их! – Пинкольн снова засмеялся.

Услышав это, Цицше, словно зная всё с самого начала, довольно ухмыльнулся, резко вскочил со скамьи, повернулся к Пинкольну, указав на него пальцем:

– Ха! Так и знал! Я всё знал! ВСЁ ЗНАЮ, БЛЯДИЩА! Знаете, чем портовая шлюха отличается от демократии? – Выждав секундную паузу, Цицше, захлёбываясь слюной, продолжил. – Да ничем! Ничем не отличается! Кто больше заплатит, на тот хер и сядет.

Довольный своим высказыванием, он сощурился и кивнул куда-то в пустоту. После этого Цицше, пританцовывая, ударил себя по коленям, развел руки в стороны:

– Дорогой мой, Пинкольн. Какая же вы всё-таки скотина. Ваш маразм оставляет желать лучшего. Кто бы мог подумать, что такой сухофрукт, как вы, имеет за собой столько скелетов! Но, хочу напомнить, я здесь не ради конфликта с вами. Моя цель совсем не в этом.

Сэр Пинкольн резко вскочил со скамейки, злобно уставился на Цицше и закричал:

– А знаете что?! ДА ЕБИТЕСЬ ВЫ ПЯТЬЮ КОНЯМИ! Вот говорили и говорили в статьях о неведомом «сверхчеловеке», а в итоге что? Попались на том, что обосрали памятник Бекспиру с ног до головы, а потом своим же калом писали на стене: «Я пожилая креветка ультра-секс»! Какой вам «сверхчеловек», а?! Ты – пизданутое усатое тараканище! И лошадей ебал без конца! – Пинкольн был в такой ярости, что сжал кулаки до хруста костяшек.

Цицше, удивленный дерзостью своего оппонента, сделал шаг назад. Он облизнул пальцы рук, затем провел ими по усам и вскрикнул:

– Ах так?! Сука ты цилиндрическая! Откуда ты узнал, что я имел сношения с лошадьми?! Беру слова назад! – Обозленный Цицше подбежал к своей лошади. – Ничего, любимая, не слушай его. Я люблю только тебя. – Погладив лошадь, он нежно поцеловал её в морду, затем обернулся к Пинкольну, злобно на него посмотрел:

– Я покажу тебе сейчас, что такое ИСТИННАЯ ДЕМОКРАТИЯ! – Цицше снимает один из закреплённых на лошади сапогов, ставит его на землю и расстёгивает ширинку своих серых брюк. Темно-желтая ссанина полилась толстой струёй. Наполнив сапог наполовину, Цицше взял его в руки, повернулся к Пинкольну и с самодовольной гримасой выпил всё содержимое. Осушив сапог, он откинул его в сторону и протерев рукавом рот, громко заявил:

– КАКАЯ ЖЕ ВКУСНАЯ ССАКА СЕГОДНЯ! – Скинув пиджак и разорвав рубашку, Цицше оголил свой торс, после чего развел руки в стороны. – НЕ ЖЕЛАЕТЕ ЛИ ПОПРОБОВАТЬ, МОЙ СТАРЫЙ БОРЕЦ ПРОТИВ РАБСТВА?

Сэр Пинкольн от увиденного почувствовал рвотный позыв, но сдержался и открыл новый словесный залп:

– Да я могу вам добавочки наебенить! ЩА ОБОССУ ТЕБЯ, КОНЕЁБ ПРОКЛЯТЫЙ! Ух, беги, беги в лес, сучара, иначе я и тебе кастетом пробью в туза, ты ж не согласен с моим великодушием?! Вот будешь скакать под плетьми, а я подкую твою лошадь СВОИМ ХУЁМ! – Пинкольн покраснел, вены на его лбу пульсировали, а глаза широко открыты.

– Я БУДУ РАД ВКУСИТЬ ВАШЕЙ ССАКИ! – Возгласил Цицше, ударив кулаком в грудь. – Не ведом мне страх, уж тем более перед такими как ты! И, чтоб доказать это… – Он спустил брюки, снял с ноги туфлю, резко присел над ней и начал громко кряхтеть.

После того как зловонный кал упал ровно на стельку обуви, Цицше, жадно облизнувшись, сожрал всё дерьмо, чавкая и причмокивая. – НЕ ВЕДОМ МНЕ СТРАХ, ВЕДЬ Я СВЕРХЧЕЛОВЕК. И НИКАКОМУ ГАНГСТЕРУ ВРОДЕ ТЕБЯ НЕ СЛОМИТЬ МОЮ ВОЛЮ! – Цицше показательно слизал с туфли остатки дерьма, полностью снял с себя штаны, выставив напоказ свой малый причиндал. – ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ТЕБЕ СКАЖУ? ЗНАЕШЬ? НЕ ЗНАЕШЬ? ЗНАЕШЬ? НЕ ЗНАЕШЬ? – Не дожидаясь ответа, Цицше, имея из одежды лишь вторую туфлю на ноге, добежал до лошади, снял с нее оставшийся в закреплении сапог и кое-как натянул его на голову. Запрыгнув на бедное, любимое, обожаемое им животное, Цицше, даже не заметив, что сидит повернутым к заду лошади, выкрикнул:

– ПОШЕЛ ТЫ НАХУЙ, ЛУНКА! – Резко согнувшись, ударил носком надетого на голову сапога лошадь, от чего та, словно обезумевшая, заржала, побежала к краю набережной и прыгнула в море. Она плыла безостановочно, пока не оказалась настолько далеко, что на обратный путь уже не было сил. – Плыви, скотина, плыви к горизонту, плыви к СВОБОДЕ! – Глухо проорал Цицше в надетый на голову сапог и нырнул с лошади в море. Плавать он умел лишь «топором». А его возлюбленная плыла, плыла и плыла.

От увиденного сэр Пинкольн нахмурил брови. Он долго смотрел вслед уплывающему Цицше, разные чувства бурлили в его груди и разные запахи витали в воздухе. Сэр Пинкольн снял цилиндр, крепко прижал его к сердцу и сказал со слезами на глазах:

– Боже, храни Умерику! – Сразу после этих слов у него случился инсульт.