Часть I. Калахаси

1. Талик

Второй ребенок в семье строителя и ткачихи, рожденный немногим более двенадцати лет назад, мальчик был назван по имени мифического героя, в незапамятные времена с помощью божественных огненных вихрей освободившего мир людей от злобных чудовищ.

Несмотря на свое имя, Талик имел мало героического, с божественным огнем его также ничто не связывало. Для своего возраста он вел вполне заурядную жизнь – обучался у наставника Кальина, разносил указания старейшины Яра Багура, помогал родителям по хозяйству и, когда оставалось время, играл со своими сверстниками.

И то ли свободного времени стало на всех не хватать, ведь примерно год назад к изучению письма и счета добавилось управление небесными дарами, то ли прочие сверстники перестали представлять для него интерес, общение мальчика с другими детьми почти всецело свелось к соседской девчонке – Шенне.

– Мам, колокол звонит! – забежав в дом с заднего двора, возбужденно сообщил Талик. – Закончила ли ты?

– А ты, мой сын? – одобрительно улыбнулась ему мама – стройная женщина с милым лицом и мягким голосом, несмотря на уже не юный возраст считавшаяся в их селении одной из первых красавиц. – Закончил поливать?

– Почти успел, – видя, что мама не спешит покинуть свой прядильный станок, он подбежал к ней и потянул за руку.

– Талик, переживать не надо. Она тебя дождется, не уйдет, – улыбнувшись шире, она позволила сыну увлечь себя к выходу.

Смутившись, мальчик ослабил прыть и, словно виноватый, опустил голову.

– Идем, нормально все, – она поцеловала сына в темечко и, приобняв того за худенькие плечи, сама неспешно повела его к входной двери. – Ведь нравится Шенне мне тоже.

Уже приоткрыв дверь, мать вдруг остановилась.

– Снаружи подожди меня, Талик. А мне переодеться надо.

– Да, хорошо, я жду.

Талик аккуратно закрыл дверь и вышел к самой дороге, по которой жители Калахаси – маленького и уединенного поселения на востоке – по двое-трое уже неспешно топали в направлении площади. Колокол звал его жителей на ужин.

Калахаси в те годы все еще придерживалось преимущественно общинного способа хозяйствования. Вернее было бы сказать, что за крепостью традиций и отсутствием тесных связей с другими поселениями иных способов оно и не знало. Даже вездесущие соляные торговцы – традиционные вестники происходящего в других землях – здесь почти не задерживались.

Стоя у края мощенной розоватым камнем дороги, мальчик усердно сверлил взглядом дверь дома наискосок. Он был уверен, что Шенне бы не ушла без него, и что заминка обусловлена ее дедом, который, как он сам любил говорить, не считал себя достойным спешки.

Когда долгожданная дверь отворилась, сердце мальчика непроизвольно ускорилось. В обычном до колена холщовом платье и с неизменными до груди косичками Шенне, лишь завидев его, тут же рванула через покрытую песком, словно пылью, мостовую. Едва не столкнувшись с прохожей пожилой парой и оттого налившись румянцем, она подбежала к Талику и взяла его за руку. Ощутив ее тепло, сердце его в благодушии успокоилось.

– Один сегодня? – радостно улыбалась она.

Дети не виделись с обеда, однако уже успели соскучиться.

– Надо маму подождать, – недовольный родительской нерасторопностью, опустил глаза Талик. – Одеться она в чистое решила.

– Ну да и ладно, – не придала тому значения девочка, довольно помахивая их сжатыми в ладонях руками. – Значит, подождем.

– Уж подождем! – согласился подоспевший к ним дедушка Шенне. – Привет тебе, Талик! – широкой ладонью дед потрепал мальчика за русые волосы. – Что, мамка снова копошится?

– Привет и вам, Яр, – мальчик слегка склонил голову. Носящим титул яра было принято выказывать уважение. – Снова, да…

– Она и так краса, но хочет быть все краше! – довольно провозгласил старик. – И пусть же, прятать красоты нельзя! Почти что преступленье это!

По наблюдениям Талика, Яр Каир повторял эту фразу как минимум раз в три дня, всякий раз подавая ее как некое ценное наставление.

Дедушка Шенне был стар, и, хотя все еще крепок телом, рассудок все чаще начинал его подводить. Долгие годы он был первым защитником Калахаси, следил за внутренним порядком и был уважаем всеми жителями от мала до велика. С приближением старости ему прочили место в Совете старейшин, которое из-за дефицита воинов так ему в итоге и не досталось; Совет ограничился лишь титулом яра. Когда же начал угасать его разум, старейшины освободили его и от охраны порядка, оставив лишь роль защитника – могучая сила бывалого воина все еще могла сослужить Калахаси службу при нападении на него извне.

– Что ж, я побрел, ребятки, – нежно поправил он одну из сбившихся внучкиных косичек. – Как Альма выйдет – с нею догоняйте!

– Угу.

– Конечно, дедушка, так и догоним! – озорно улыбнулась ему Шенне.

Яр Каир сложил за спиной ладони и, приосанившись, побрел на площадь, по пути степенно приветствуя обгоняющих его калахасцев.

– Чем занималась ты?

– Сорняк полола, – брезгливо скривилась Шенне, не любившая копаться в земле. – А ты? Фигурку кончил?

Несколько дней назад они договорились вырезать по простенькой деревянной фигурке в форме птицы, которые, как им казалось, очень были востребованы в их играх. Девочка, использовав для того дедушку, уже свою заполучила, ему же никак не хватало времени закончить свою.

– Какой там… Даже с огородом не успел.

– Тебя не пустят, значит? – обеспокоилась Шенне.

– Сперва зайдем ко мне, долью две грядки. Согласна?

– Да! И кстати, – начала она шептать Талику на ухо, – сегодня днем я видела такое… это…

За сим разговором они не заметили подошедшей к ним женщины в кроеном оранжевом платье. Одежда подчеркивала точеную женскую фигуру, что вместе с широкими книзу рукавами и ярким окрасом сильно выделяло ее хозяйку, словно подсвечивало ее на сером фоне типичных калахасских платьев.

– О чем вы шепчетесь? – чуть наклонившись, обняла обоих Альма. – Опять задумали веселую проказу?

Шенне от неожиданности вздрогнула.

– Мам, это не проказа, – с легкой досадой прерванного любопытства ответил сын, – лишь секрет!

– Ну, раз секрет, так будет пусть секрет, – не стала спорить женщина, подталкивая детей вперед. – Идемте же.

– Да, надо дедушку нагнать!

– Ну что ж, попробуем, – согласилась она, однако не стала ускорять шаг и, как и ранее Яр Каир, неспешно направилась к месту собрания, учтиво улыбаясь приветствующим ее прохожим.

Совет старейшин, как слышал Талик от отца, подобные проявления индивидуализма не одобрял, хотя напрямую и не запрещал. Ремесленным мастерам было позволено создавать товар для себя, но лишь при условии выполнения установленного общиной плана и без использования общественных материалов. Вроде как не раз за долгую историю Калахаси предпринимались попытки полностью запретить работу на себя, однако все они не увенчались успехом.

Детей подобные вопросы, как и красота оранжевого платья, тогда волновали мало. Крепко взявшись за руки, они последовали за Альмой, желая как можно быстрее покончить с ужином и недоделанной работой, дабы уединиться от всех и погрузиться в свой маленький детский мир.

За их неприкрытую нежную дружбу сверстники часто подшучивали над Таликом и Шенне, дразнили женихом и невестой, бросали на них лепестки цветов, как часто делали взрослые при брачном обряде. Несмотря на это, подобное не смогло отвратить их друг от друга, и каждый из них полагал, что как они станут взрослыми, все именно так и будет.

Они прибыли к ужину позже прочих. Большинство жителей уже успели получить свои деревянные миски с давно надоевшей всем пшенной кашей, регулярное приятие которой поддерживалось больше чувством голода, нежели кулинарным искусством, и занять места за десятками массивных столов. Старейшина Яр Минжур уже что-то вещал про урожай, про вновь построенные и ожидающие заселения дома для новых семей, про потребность в расширении амбарных хранилищ.

Под руководством Альмы троица быстро нашла свой стол, привычно занимаемый ими с западного края. Корлик – отец Талика – бросил на супругу неодобрительный взгляд и с едва скрываемым раздражением продолжил поглощение своей трапезы.

– Тут мокро, – проворчал Талик, усаживаясь на сырую после дневного дождя скамью.

– Тс-с! – цыкнула на него мама.

До окончания речи старейшины разговаривать не дозволялось. Детей могли наказать немедленно – обидным словом или черновой работой, тогда как для взрослых существовала более сложная система предупреждений, обременений и лишений, высшим из которых было изгнание из общины.

Стоило старейшине закончить, как площадь заполнилась многолюдным говором.

– К чему наряд? – недовольно выдавил Корлик – широкоплечий мужчина средних лет со строгим из-под густых русых бровей взглядом.

Альма не сразу нашлась с ответом, лишь тяжело вздохнула.

– Чего молчишь-то?

– Что, Корлик, я могу тебе сказать? – было видно, что та совсем не рада вести подобные разговоры в присутствии других. – Мне нравится, когда я выгляжу красиво. Жаль, что тебе уж нет.

Отец яростно сжал кулаки, однако от прилюдной ссоры, до которой оставалось всего ничего, воздержался. Вероятно, нечто обидное крутилось у него на языке, и лишь присутствие семьи Шенне удержало это обидное у него во рту.

Даже в свои годы Талик хорошо понимал, что между отцом и мамой мало согласия. По одному добрые и покладистые, находясь вместе, они постоянно вздорили – за каждый пустяк или нечаянную оплошность. Мальчик не мог знать, что отравляет его родителям жизнь, успокаивая себя уверенностью, что у них с Шенне все будет по-другому.

Быстро закончив с едой, мальчик заскучал. Его подружка все еще ковыряла пшенную массу, не спешили и мама с Яром Каиром, величественная степенность которых порой создавала впечатление, что они родственники. Сосредоточив взгляд на стоящей перед ним миске, Талик мысленно представил, как тремя пальцами подхватывает ее снизу, и едва слышно зашептал:

– Дар-маджулс… – миска послушно и ровно начала подниматься над столешницей. – Дар-затрак, – все так же шепотом скомандовал он, как только посудинка поднялась до уровня его глаз. – Дар-затрак, – добавил он, видя, что та все еще поднимается.

Талик улыбнулся. Миска почти зависла в воздухе, продолжая подниматься, но очень-очень медленно. Подъем предметов мальчик тренировал под присмотром наставника Кальина уже почти год, но лишь недавно он стал получаться у него с первого раза – ровненько и без дерганья. Подвешивание же предмета в воздухе получалось у него немногим чаще, чем один раз из десяти.

Мальчик прицелился и, будучи незамеченным остальными, легонько толкнул посудину в сторону Шенне. Миска медленно проплыла на противоположный край стола и едва ощутимо тюкнула девочку в лоб. От неожиданности она открыла рот, но, завидев довольное лицо Талика, быстро сориентировалась. Чуть сдвинувшись в сторону, Шенне хихикнула, прицелилась и отправила снаряд обратно.

– Дар-матик, – вполголоса скомандовала она, и миска поплыла в сторону Талика.

Мальчик знал, что для перемещения подвисшего в воздухе предмета требуется совсем немного небесной силы, а потому без лишних раздумий последовал ее примеру – остановив ее по приближении к лицу струей воздуха, он запустил посудину обратно.

Сидящие рядом взрослые, все, за исключением отца Талика (не желавшего смотреть на жену, а потому упрямо наблюдающего за соседним столом), уже заметили детскую шалость. Никто из них, однако, не посчитал нужным ее прекратить. Как ни посмотри, а безобидной забавой они практиковали применение небесной силы, без которой не обходилось ни одно ремесло.

Несколько раз деревянный снаряд проделал свой путь с одного края на другой. Скорость полета с каждым разом возрастала – дети быстро увлеклись своей игрой. Талик уже готовился пульнуть посудину обратно, как за спиной его раздался знакомый голос:

– Не трать дары на пустяки, малыш!

Талик вздрогнул, фокус его усилий сбился, в результате чего миска ушла сильно влево и, минуя Яра Каира, врезалась в грудь его отцу. Тот ухватил ее за край и раздраженно шлепнул о стол.

– И помни, – невозмутимо продолжал поучать старейшина Яр Муган, не отрывая взгляда от стройного стана Альмы, – если истощится сила, твой дар-буган тебя не сможет защитить.

– Я знаю, – с обидой за прерванную забаву огрызнулся мальчик.

Эту прописную истину наставник Кальин повторял своим ученикам ежедневно. Талик ее под сомнение тоже не ставил – постоянно защищающий тело дар-буган требовал большого расхода небесных сил. Именно поэтому, как объясняли взрослые, до десяти лет детям вообще не дозволялось применять небесные дары.

– Муган, присядешь с нами? – кивнул молодому годами старейшине Яр Каир. – А ты, Шенне, немножечко подвинься!

– Нет-нет, Каир, я мимоходом, – тот перешел на противоположную сторону и в знак приветствия похлопал старого воина по плечу. – Эй, Альма, а мальчишка-то способный! – с хитрой улыбкой перевел он взгляд на женщину, надолго задержав его на ее аккуратном лице.

– Надеюсь, Яр Муган, – женщина отвела свои глаза на сына, – но все же рано говорить о том. Талик ведь слишком юн.

– Мудры слова твои, родная, слишком юн, – старейшина перевел свою с ехидцей улыбку на мальчика. – А интересно, чем Талик, как станет взрослым, заниматься хочет? Камни ворочать, как его отец, или как дед – работать в чистом поле?

В интонации старейшины несложно было услышать издевку. Отец Талика от злости закусил губу. Сделать, однако, он в той ситуации мог мало. В словах Яра не было клеветы или обмана, что не позволяло Корлику рассчитывать на успех при жалобе в Совет. Прочие взрослые напряглись в ожидании недоброго.

– Старейшина, зачем такое вопрошать? – запросто ответил мальчик, не успев оценить глубину скрытого в вопросе подвоха. – К чему способности небесной силы повернутся, тем и займусь.