© Foyer Oriental Chrétien 206. Avenue de la Couronne 1050 Bruxelles 5 – Belgique

© 2012, Культурный центр «Духовная библиотека», Москва

Предисловие

Одной замечательной особенностью Евангелий является то, что они не только доносят до нас слова и учение Самого Спасителя, но отражают живую, непосредственную реакцию окружавших Его людей, которые то приходят в великое изумление (Мк 5.42), то ужасаются (Мк 10.26), то смущаются и печалятся (Мк 10.22), то, недоумевая, прославляют Бога (Мк 2.12).

Возможно составленные Матфеем «изречения», упомянутые ранним церковным автором Папием Иерапольским, существовали, как считают некоторые современные ученые, в виде подборки отдельных афористических поучений Иисуса (наподобие апокрифического евангелия от Фомы). Но для нас очень значимо, что, в конечном счете, все четыре канонических, принятых Церковью Евангелия изображают Иисуса в окружении людей – ближайших учеников, «многих толп», тех, кто внимает Его слову и тех, кто не принимает их или даже откровенно враждует с Ним. Евангельское повествование не имеет ничего общего с отвлеченной доктриной. Похоже, что для евангелистов было важно передать не только слова Спасителя, но и то, какой отзыв они находят у его слушателей. Одно невозможно без другого; используя евангельский образ: слово – семя, которое падает на почву, чтобы укорениться и принести плод.

Но не только слова Спасителя, Он Сам, Его личность настолько необыкновенна, что, привлекая к себе внимание, требует ответа. Иисус вступает в Иерусалим и весь город приходит в движение и говорит: кто Сей? (Мф 21.10). Этот вопрос – «кто Сей? кто Он? кто Ты?» – мы слышим из уст окружающей толпы (Мф 8.27), из уст его недругов фарисеев (Лк 5.21), из уст царя Ирода (Лк 9.9), первосвященника (Мф 26.63) и даже римского прокуратора Понтия Пилата (Ин 18.33, 19.9). И уже тогда, в древности, «много толков было о Нем в народе, и одни говорили, что он добр, а другие говорили – нет, но обольщает народы» (Ин 7.12). Пилат говорит: «это Человек» (Ин 19.5), а иудеи считали, что в Нем бес (Ин 8.52). Когда в Кесарии Филипповой Иисус спрашивает своих учеников «за кого принимают Меня люди?», то те отвечают Ему «одни за Иоанна Крестителя, другие за Илью, а иные за Иеремию, или за одного из пророков» (Мф 16.14). Людям свойственно определять непонятное по аналогии с известным – существующим или когда-то существовавшим, – опираясь на доступный им опыт. Потребовались подвиг веры и особое дерзновение, чтобы узнать и признать в Нем совершенно новую беспрецедентную личность: «Ты – Христос, Сын Бога живого» – отвечает Петр – «у Тебя слова вечной жизни» (Ин 6.68–69).

Так было уже в I в., сегодня же, в XXI, ответ на вопрос «За кого почитаю Меня люди Нового времени?» занимает целые тома. Первая книга, посвященная обзору различных представлений о личности и учении Иисуса, принадлежит А. Швейцеру. Вышедшая в 1906 г. на немецком языке, она была переиздана в 1910 г. по-английски с несколько измененным названием «Поиски исторического Иисуса: критическое исследование их развития от Реймаруса до Вреде». Но это было только начало – только «Первый поиск», охватывающий период от 1778 г., когда появилась анонимная статья (позднее было доказано, что она принадлежит гамбургскому ученому Герману Реймарусу), озаглавленная «О намерении Иисуса и Его учеников», и до работы А. Швейцера. За ним последовал «Новый поиск», где доминировали идеи Рудольфа Бультмана, нашедшие отражение в работе Джеймса М. Робинсона «Новый поиск исторического Иисуса». Наконец, начиная с конца 70-х наметились современные (социологические, политические, религиозные, этно-культурные и т. п.) подходы в исследовании жизни и роли Иисуса, за которыми закрепилось название «Третий поиск».

В кратком вступлении невозможно обозреть сотни концепций: за минувшие три века критических исследований Иисус успел побывать и галилейским равви, и выдающимся наставником новой морали, и реформатором протестантского типа, и харизматиком, уверовавшим в свое божественное призвание, и героическим сверхчеловеком ницшеанского толка. Его сближали то с современными Ему фарисеями, ессеями, киниками, а то с современными нам революционерами или с философами экзистенциалистами.

На этом фоне само название книги «Господь» звучит как исповедание веры, как утверждение, что именно апостолы, ближайшие ученики Иисуса, и вслед за ними христианская Церковь смогли увидеть и сообщить миру самое главное, самое сущностное в личности своего Учителя: Он – Господь, Сын Божий, пребывавший в лоне Отца прежде сложения мира; уникальная, единственная во всей мировой истории Личность, объединившая в Себе во всей полноте человеческую и божественную природы. С самых первых страниц автор этой книги – католический священник Романо Гуардини (1885–1968), долгие годы проповедовавший в соборе мюнхенского университета – предупреждает об ограниченности любого исторического жизнеописания Иисуса, потому что в самой глубине Его существования скрыта тайна Его божественного происхождения. Эта тайна не может быть раскрыта и познана целиком, но к ней можно вновь и вновь приближаться используя разные евангельские фрагменты в качестве отправных точек.

Пройти этот путь вместе с современным читателем, размышляя, вглядываясь в сокровенное, останавливаясь, умолкая, перед непостижимым, не уничтожая и не устраняя тайны, но погружаясь в нее и есть задача этой книги.

И еще одно, что заметно отличает книгу «Господь»: если многочисленные современные новозаветные исследования, предлагая свою реконструкцию слов и учения Иисуса, уводят нас от Евангелия, подменяют его своим прочтением, то, напротив, задача Р. Гуардини – направить к Евангелию: «… в конечном итоге цель всех этих рассуждений в том, чтобы подвести читателя к чтению Священного Писания. Христианский смысл духовного слова заключается в том, что оно исходит из живого поручения Христа и из силы Святого Духа… А мера этого слова содержится в Священном Писании».

Эта книга предназначена для тех, кто задаваясь вопросом «Кто Сей?» и отвечая себе «Сей – Господь», желает приблизится к Нему и глубже понять Его Благую весть.

протоиерей Леонид Грилихес

Вступление

Каждый, кто решается говорить о личности и о жизни Иисуса Христа, должен знать, какую цель он себе ставит и какие границы поставлены здесь всякому исследователю.

Можно, согласно духу нашего времени, попытаться написать психологический портрет Иисуса, но такая попытка заранее обречена на неудачу. Франциска Ассизского, например, можно изучать психологически – в той мере, в какой в нем, хотя он и простой человек, не начинается то, что выше человека и что одно только обосновывает истинного человека в Божьем смысле. Именно это имел в виду Павел, говоря, что о «духовном» человеке «судить никто не может» (1 Кор 2.15). Тем не менее вполне возможной и прекрасной задачей было бы исследовать корни этой дивной личности, а также установить, чем определяется та или другая черта его существа, каким образом в нем сталкиваются силы, кажущиеся столь противоречивыми и все же образующие столь полное единство, и многое другое. В отношении Иисуса Христа такое исследование невозможно, по крайней мере за известными пределами. Когда пытаются тем не менее, его проводить, то разрушают Его образ. Ибо в самой глубине Его личности находится тайна Сына Божия, делающая немыслимой любую «психологию», та тайна, благодатным отблеском которой является невозможность «судить» о христианине. В сущности, делать можно только одно: показывать со все новых и новых исходных точек, каким образом все качества и существенные черты этого образа вливаются в непостижимое, – правда, в непостижимое, полное бесконечного обетования.

Можно также попытаться написать «Жизнь Иисуса», что, впрочем, делалось многократно. Но, строго говоря, и это невозможно. Жизнь Франциска Ассизского можно описать в той мере, в какой и здесь тайна возрождения и благодатного водительства не противостоит всякому «почему» и «откуда». Можно все-таки попытаться увидеть, какое место занимает он в своей эпохе, как она воздействует на него и, в свою очередь, формируется им, как он притягивает к себе все духовные силы своего времени, становится их непосредственным выражением и все же остается полностью собой, каким образом он ищет то Единственное, в чем он стремится себя осуществить, какие колебания, срывы, какие стадии свершения стали уделом его исканий.

У Иисуса и это возможно только в очень узких границах. Конечно, Он включен в определенную историческую среду, и понимание действующих в ней сил способствует лучшему пониманию Его самого, – но все же ни Его сущность, ни Его деятельность не могут быть выведены из исторических данных, ибо Он приходит из тайны Божией и в нее возвращается после того, как «пребывал и общался с нами» (Деян 1.21). Можно, конечно, проследить в Его жизни определенные события, имевшие решающее значение, можно постичь их смысловую направленность и увидеть, в чем воплощается этот смысл, – но «развитие» в собственном смысле этого слова постичь нельзя.

Столь же невозможно указать «мотивировку» хода Его судьбы и того, как Он исполняет Свою миссию, ибо последнее «почему» лежит в непостижимости того, что Он называет «волей Отца» и что ускользает от всякого исторического разъяснения.

То, что можно было написать о Нем, было написано в Евангелии. Например, как Он «преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков» (Лк 2.52), и что Он родился, когда пришла «полнота времен» (Гал 4.4), следовательно, возрос на определенной исторической почве. Из подобных изречений можно почерпнуть убеждение в том, что существует глубокая связь между Его образом и событиями, но при этом следует отказаться от распутывания этой связи, как это делается в обычном изложении истории – напротив, нужно вновь и вновь останавливаться перед событиями, каким-либо образом связанными с Ним, перед Его словом или делом, прислушиваться к Нему, поучаться у Него, поклоняться Ему и исполнять Его волю.