Этим вечером в «Кривом зубе» было довольно многолюдно. Вот только внимательный взгляд вряд ли разыскал бы среди множества лиц так уж много завсегдатаев. Нет, завсегдатаи, как им и положено, время от времени появлялись в дверях и даже делали шаг за порог, но затем резко притормаживали, и, окинув испуганным взглядом угрюмые бородатые лица тех, кого они даже в светлое время суток предпочитали осторожно обходить по другой стороне улицы, большинство их предпочли внезапно вспомнить, что этот тихий, спокойный вечерок они собирались провести где-нибудь еще. Так что, хотя на первый взгляд в «Кривом зубе» было так же многолюдно, как и обычно, состав посетителей в этот вечер в таверне был совершенно другой. И еще более верным это утверждение стало после того, как уже на закате двери таверны распахнулись и на ее пороге появились двое посетителей, внешним видом разительно отличающиеся от остальной публики. Первый из вошедших, высокий светловолосый юноша, окинул таверну насмешливым взглядом, небрежно стянул с головы шляпу и широким шагом двинулся через весь зал к столу, стоявшему в углу, практически у самой стойки, который, наверное, вследствие какой-то мистической случайности оказался незанятым.

Едва двое вошедших уселись за стол, как к ним, шаркая ногами, подошла сама хозяйка таверны, Хромая Бигда. Мазнув по столу засаленной тряпкой, что, впрочем, никак не отразилось на его состоянии, Бигда ощерила щербатый рот в странном оскале, в котором только завсегдатаи таверны могли бы узнать улыбку ее хозяйки, и, шепелявя из-за когда-то давно выбитых зубов, произнесла:

– Чего изволите, ваша милость?

– Пива… и дочку! – заявил юноша. – И то и другое побыстрее, пожалуйста!

Таверна замерла. Это была уже наглость. Даже не всем присутствующим в таверне было известно, что глава всех портовых воров по прозвищу Горсть Камней является не просто женщиной, но и дочерью владелицы «Кривого зуба», но те, кому это было известно, совершенно ошалели от подобных слов. Тем более что свидетелей разговора Грона с громилой на той узкой улочке здесь вроде как видно не было.

В зале таверны повисла напряженная и очень недобрая тишина. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем из кухни послышался стук каблуков. Он приближался, становился громче, а затем из дымного марева вынырнула женщина средних лет, с довольно простым, но добрым и спокойным лицом, одетая в слегка поношенное, но чистое платье, изрядно застиранный, однако еще не потерявший форму передник и белый, вернее даже белесый, чепец, с подносом в руках. Дробно грохоча каблуками деревянных сабо, она торопливо подскочила к столу, шваркнула на него поднос и проворно бухнула перед Гроном и Шуршаном по паре кружек, увенчанных белой шапкой пены.

– Чего еще изволите, ваша милость? – по-служаночьи приторно улыбнувшись, поинтересовалась она.

Грон усмехнулся:

– Больше ничего, Горсть. Присаживайся. Рад знакомству.

На лице мнимой служанки тут же возникла гримаса досады. Она зло зыркнула на Грона и, сдвинув на угол стола поднос, с совершенно уже другим выражением лица уселась за стол.

Пару мгновений они молча разглядывали друг друга, а затем Горсть Камней сердито буркнула:

– Что надо, ваша милость?

На этот раз вполне привычное уху обращение в ее устах прозвучало почти издевательски. Грон нахмурился и едва заметно качнул головой:

– Не хами мне, Горсть, те из твоих соратников, кто рискнул нахамить мне в Загулеме, потом очень пожалели об этом… некоторые до сих пор жалеют, надо сказать.

– В Загулеме? – Горсть Камней недоверчиво уставилась на Грона, затем ее взгляд переместился на Шуршана, и она насмешливо осклабилась. – А это, значит, тот самый знаменитый Шуршан? Игил! – вдруг рявкнула она во все горло.

– Да, Горсть! – Перед столом мгновенно возник тот самый громила, с которым Грон днем разговаривал в переулке.

– Так как, ты говоришь, этот белокурый мальчик звал своего телохранителя? Шебуршок?

– Д-да… вроде…

Горсть Камней размахнулась и со всей силы отвесила своему подручному увесистую затрещину. Грон даже подивился, как женская рука смогла нанести такой удар. Мужика аж чуть отбросило в сторону.

– Ты тупой, Игил. Причем намного тупее, чем я раньше думала, понятно? – заявила Горсть громиле, ухватившемуся за ухо.

А Грон сгреб со стола кружку, сдул пену и, сделав большой глоток, добавил:

– Ну а я тебе о чем днем говорил?

Таверна на мгновение замерла, не зная, как реагировать, но тут лицо Горсти расплылось в такой усмешке, что уже одно это породило легкие смешки за соседними столиками. А когда Горсть весело, звонко, будто добропорядочная мать многочисленного семейства, залилась тонким, высоким смехом, весь зал дружно грохнул.

Отсмеявшись, Горсть Камней подтянула к себе одну из двух лишних (ну или запасных) кружек пива, которые сама же и поставила на стол, и, сделав щедрый глоток, уперла в Грона тяжелый взгляд.

– Итак, чем же это я так заинтересовала графа Загулема, что он напросился на встречу со мной?

Грон соразмерно отхлебнул в ответ и задумчиво спросил:

– А ты уверена, что это именно то место, где стоит обсуждать такие вещи?

Горсть Камней повела взглядом по многолюдному залу, чуть сморщила лоб, а затем решительно поднялась:

– Шакиф!

– Да, Горсть! – Перед столом на смену куда-то испарившемуся Игилу тут же нарисовался довольно щуплый, но чрезвычайно юркий мужичок, внешность которого, если бы это происходило на Земле, Грон бы отнес к явному кавказско-средиземноморскому типу.

– Когда гости прикончат первую кружку, проводи их в мою светелку, – чуть усмехнувшись, приказала Горсть Камней. – И организуй, чтобы матушка доставила туда все, что я люблю. Ну и что гости закажут сами.

– Конечно, Горсть. – Шакиф расплылся в улыбке столь широкой, что, если бы ему в этот момент поднесли бутерброд из разрезанного вдоль батона, он мог бы отправить его в рот целиком, не откусывая.

Когда Горсть скрылась в дымном мареве кухни, Шуршан поспешно потянулся к кружке, но Грон придержал его руку:

– Не торопись. Здесь на диво вкусное пиво. Грешно пить его залпом…

Светелка Горсти Камней, до которой они добирались довольно долго длинными подземными переходами, оказалась размером с зал для допросов. То есть там вполне мог разместиться стол для семи членов суда, и еще две трети комнаты оставалось для допрашиваемого с охраной. Вот только в отличие от залы для допросов это помещение было заставлено мебелью – диванами, ширмами, сундуками, тяжелыми шкафами. Как и предполагал Грон, когда останавливал Шуршана, Горсть встретила их уже переодетая в мужскую одежду. По покрою эта одежда была простой, но сшита из дорогих материалов, хотя и не слишком броской расцветки. Из украшений, которые Грон непременно ожидал увидеть (все-таки Горсть Камней была женщиной), на ней были только массивный золотой браслет, брошь и пара перстней. Ну и, возможно, серьги, которые было не разглядеть, поскольку уши этой удивительной женщины, держащей в кулаке все многочисленное и довольно буйное дно такого большого города, как Агбер-порт, прикрывали волосы.

– Садитесь. – Горсть указала на диван, заваленный шитыми золотом парчовыми подушками. Когда Грон устроился на диване, разворошив горку подушек и распихав их по сторонам, она снова устремила на него тот же тяжелый взгляд, но вопрос задала уже совершенно другой: – Откуда ты так много знаешь обо мне, граф Загулема?

Грон пожал плечами:

– Я умею задавать вопросы. Ты же знаешь, Горсть, правильно заданный вопрос уже содержит в себе едва ли не половину нужного тебе ответа.

– А где ты берешь вторую половину?

– Я умею убедить отвечать мне.

Горсть усмехнулась:

– Да уж, наслышана… И чего же ты хочешь от меня, онотьер Грон?

Грон молчал. Долго, наверное с минуту, они смотрели друг другу в глаза, сражаясь за то, кто же дольше сумеет не отвести взгляд, но их поединку не дано было завершиться чьей-то победой. Потому что раздался легкий стук в дверь, после чего она сразу же распахнулась, и на пороге появился Шакиф в сопровождении двух помощников, нагруженных плотно уставленными подносами. Быстренько выгрузив все на стол, Шакиф приложил руку к сердцу и мгновенно исчез.

– Прошу, – Горсть Камней широким жестом указала на накрытый стол, – угощайтесь. Повара моей матушки, конечно, не так искусны, как те, к которым, вероятно, уже привык жених нашей дорогой принцессы, однако смею вас заверить, большинство ваших будущих подданных оценили бы то, что стоит на этом столе, как роскошную праздничную трапезу.

– Я тоже, – усмехнулся Грон и, не чинясь, протянул руку и оторвал ножку жирного копченого каплуна.

Похоже, он довольно сильно поразил Горсть Камней своей осведомленностью, и она изо всех сил пыталась хоть как-то выровнять исходные позиции.

– Итак, господа, – деликатно выждав минут десять, пока гости насыщались, начала Горсть Камней, – чему же обязана визитом столь высокопоставленных гостей?

Грон отложил кость, которую с аппетитом обгладывал, и, сграбастав кружку, сделал добрый глоток пива (они с Шуршаном решили не изменять начальные предпочтения в области напитков), а затем поставил кружку на стол и воткнул в Горсть спокойный и внимательный взгляд.

– Ну если быть откровенным, то я пришел просить о союзе.

– О союзе? – В голосе Горсти прозвучало неподдельное удивление. – С кем же это?

– С тобой.

Горсть Камней мотнула головой:

– Вот уж никогда не поверю, ваша милость. Такие, как вы, даже не с каждым равным вступят в союз. А мы… нас вы готовы видеть только на виселице. Ну в крайнем случае в кандалах на галерах или рудниках. Но союз… Придумайте что-нибудь поправдоподобнее.

– Ну… в чем-то ты права, – задумчиво произнес Грон, – и, будь я обычным дворянином, а главное, будь у меня обычные враги, все было бы так, как ты и говоришь. Но, вишь ты, в чем закавыка-то… и я не являюсь обычным дворянином, и враг у меня такой, которого, как это ни забавно звучит, врагу не пожелаешь.

– И что это у вас за враг такой? – вполне обоснованно поинтересовалась Горсть Камней.

– Твои коллеги в Насии кличут его Соседом…

– Черный барон!.. – ахнула Горсть и тут же откинулась на стуле. Пару мгновений посверлив Грона напряженным взглядом, она решительно мотнула головой. – Ну уж нет, ваша милость. Я в эти ваши разборки влезать не собираюсь. Вы уж там как-нибудь сами по себе давайте, а наше дело – сторона.

– А тебе и не нужно влезать в наши разборки, – усмехнулся Грон. – И знаешь почему?

Горсть Камней молча смотрела на него, но Грону и не требовалось ее ответа. Вопрос был риторическим.

– Потому что ты в них уже влезла. Причем по самые уши.

– Как это? – недоверчиво усмехнулась Горсть Камней. – Что-то я такого не припомню.

Грон снова сгреб со стола кружку и, сделав большой глоток, поставил ее обратно.

– Понимаешь, – начал он, – Черный барон тоже не обычный дворянин. Ему не нужна слава, не нужны земли, не нужны деньги. То есть не совсем так. Ему все это, конечно, нужно, но не само по себе. Все это для него лишь инструменты, которые нужны ему для удовлетворения его самой большой потребности. И эта потребность – власть. Он хочет стать хозяином. Хозяином всего, до чего он только сумеет дотянуться. И сейчас вышло так, что он протянул лапы к Агберу. Поэтому все, кто здесь живет, от коро… вернее, того, кто станет королем, до последнего нищего, уже втянуты в это. Хотят они этого или нет.

Горсть Камней некоторое время смотрела на него, то ли обдумывая его слова, то ли просто присматриваясь к нему, а затем этак делано задумчиво спросила:

– А разве вы, ваша милость, не собираетесь стать мне таким же хозяином? Разве не то же самое вы проделали у себя в Загулеме?

Грон мотнул головой:

– Нет. Два раза нет. Я не собираюсь быть тебе таким же хозяином, и я проделал в Загулеме не то же самое.

Горсть Камней продолжала молча смотреть на него. И Грон пояснил:

– Я просто установил свои правила. Их немного, и они просты. Но они есть. И… кто не захотел им подчиниться, закончил так, как закончил.

– Ну и в чем разница?

– А в том, что я не вмешиваюсь, пока соблюдаются эти правила, – продолжил объяснять Грон. – Среди людей всегда будет некоторое число тех, кто хочет напиться, побуянить, снять податливую девчонку, заплатить деньги, чтобы залезть в самое злачное место и оторваться там по полной. И я совершенно не против того, чтобы им дали эту возможность. Потому что пока еще не найдено способа сделать всех людей святыми, да даже если и найден, я не собираюсь этим заниматься. Более того, я совершенно не против того, чтобы такие люди заплатили за эти свои пристрастия… ну, скажем так, чуть больше того, что они планировали. Но именно чуть. И именно такие. А что касается остальных – это мое стадо. Я – его пастух. И поэтому не надо лезть в мой загон. Иначе будет плохо.

– На городской земле не проведены межи, и у людей на ухе не стоит клеймо, – усмехнулась Горсть Камней.

Грон делано удивленно вскинул бровь:

– Ты серьезно хочешь подискутировать со мной по этому поводу?

Горсть Камней рассмеялась:

– Да, пожалуй, нет, ваша милость. Эк вы завернули, мне так нипочем не сказать…

– Пойми, – мягко пояснил Грон, – на земле, на любой земле, в любом городке, провинции, стране может быть только один хозяин. И это правильно, потому что если хозяина нет, а равно как и если хозяев много, ну как бы все, каждый понемножку, то такая земля очень быстро приходит в запустение. Потому что общее – это как бы и ничье вовсе. А ничье – не жалко. И такой хозяин, как я, не твой хозяин, а хозяин земли, это есть хорошо и для тебя тоже. Не так ли?

– А он, значит, другой?

– Да, – твердо кивнул Грон, – другой. Оцени нас по делам нашим. Никто не просит тебя верить мне на слово. Да и даже если бы просил, вряд ли бы ты согласилась на это. Но прежде чем ты начнешь искать подтверждение моим словам, я немного расскажу тебе о том, о ком у нас с тобой уже идет речь. Во-первых, ему мало будет той власти, которой вполне удовольствуюсь я. Он захочет тебя всю. Полностью. И не столько для того, что это так уж действительно ему нужно, сколько для того, чтобы, захватив тебя в свою полную власть, как следует потешить себя. Причем знаешь чем? – Грон сделал паузу, заглянул Горсти Камней в глаза и продолжил вроде как невпопад: – Люди получают удовольствие от разных вещей. Некоторые от денег. Ты знаешь таких, сталкивалась с ними. Они считают, что нашли самое важное в этой жизни. А все остальное – заумь, детство или глупость. Другие от выпивки. Кто-то до седых волос все никак не может обуздать свою похоть. Но он, тот, кого называют Черным бароном, получает особенное удовольствие от того, что ломает людей, заставляет их делать то, от чего этого, конкретно этого человека просто с души воротит. Это для него вожделеннее денег, вкуснее вина, сладострастнее оргазма. Так что когда ты станешь узнавать о его поступках, не подходи к ним с обычными мерками. А меряй этой.

Горсть Камней несколько мгновений молча переваривала его слова, а затем горько усмехнулась:

– На свете уже, наверное, не осталось вещей, от которых меня воротит, ваша милость. С этакой-то жизнью.

Грон глубоко вздохнул и тихо произнес:

– А если он заставит тебя поймать молодую невинную девчонку, пустить ее… по кругу, а затем, окровавленной и изувеченной, забить ей между ног бутылку и разбить ее там?

Горсть Камней вскочила на ноги. Ее ноздри гневно раздувались, грудь вздымалась, а рот раскрылся, готовый разразиться сумасшедшей тирадой. Этот… он ударил ее по самому больному месту. По тому, что, как ей казалось, уже давно и хорошо сокрыто в глубинах памяти, по тому, с чего когда-то давно, годы и десятилетия назад, начался путь, сделавший из молоденькой, симпатичной и смешливой девчонки нынешнюю грозу воров Агбер-порта. Он не смел напоминать ей об этом! Но Грон не дал ей начать.

– Пойми, – все так же тихо продолжил он, – мне тоже больно говорить тебе это. Я лишь хочу сказать, что каждого из нас есть чем прижечь. И он будет делать это не столько потому, что ему это действительно непременно необходимо. А потому, что он такой… – С этими словами он встал и, коротко поклонившись, вышел из комнаты.