© Роман Уроборос, 2020

ISBN 978-5-4498-8542-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Цезарь и…»

Итак: «Боги удаляются друг от друга и начинают переговоры. Один из них, взяв меня за руку, ведёт к серому зданию. Из-за того, что мне на глаза надели повязку, я не вижу людей вокруг. Другой открывает передо мной дверь и заставляет войти внутрь. От страха я сорвал повязку. Через секунду, наконец, вхожу, и хотя я слышу чужой запах и вижу незнакомое освещение, мне не хочется оставаться внутри. Но вот я оказываюсь в небольшом помещении со множеством икон. Повсюду алтари, около каждого горит свеча».

Это отрывок из другого романа, не из этого.

Роман написан с помощью искусственного интеллекта.

Я начинаю писать новый роман с этой нейросетью, которая называется Порфирьевич по-моему, я точно не помню. Я сначала думал, что текст, написанный мной (Уроборосом), будет опубликован обычным шрифтом, а текст, написанный «электронным мозгом», будет выделен курсивом – вот так. Но потом я решил такой подарок тебе, читатель, не делать. Сейчас я всё спрячу и перемешаю. Поверь, так будет интереснее. Я не знаю, о чём будет этот роман, я лишь начинаю. Начинаю. Не знаю, что в результате получится. Посмотрим. Я никогда не писал ещё исторический роман. Давай напишем! Ты как?

Ты ещё помнишь, о чём мы с тобой только что договорились: писать исторический роман? Я всё обнулил. Как сейчас это модно. О чём это я? О Цезаре, например. Или о Древней Руси? Нет, лучше о Цезаре. Представим себе, что он одет во всё красное, а вокруг синее-синее небо. Он только что замочил кого-то. Произошло это, как в фильмах Скорсезе. Вот чувак (не главный герой) ходит себе. И, вдруг, в подворотне, выстрел быстро в голову и все разбегаются. Но в Древнем Риме всё прозаичнее. Кинжал в сердце. Жертва лежит в луже крови и не дышит. Кинжал воткнули под рёбра. И в жизни всё, как в фильмах Скорсезе. Имитация смерти. Или как обычно?

Как обычно. Имитация смерти. Смерти же нет? Надеюсь, ты не будешь со мной спорить? Но есть ещё два телохранителя Цезаря. Ты же помнишь, мы о Цезаре роман пишем? Он приказывает им закопать тело. Конечно, гораздо практичнее было бы заставить саму жертву выкапывать себе могилу. Но он был излишне эмоционален. Он не успел ещё воскликнуть: «И ты Брут?» И, перекинув плащ через плечо, побежал по направлению зюйд-ост. А вслед за ним побежал дворецкий. Я помню, как ты смеялся!

Дворецкий какой-то ещё побежал. Откуда появился этот персонаж – дворецкий? Кто он? Куда он побежал? Опиши его, если сможешь. Спроси, что он делает? Объясни ему, что с ним случилось, но так, чтобы он не узнал ничего о тебе.

Хорошо, сейчас спрошу. Итак, уважаемый дворецкий. Позволь представиться. Я – Роман Уроборос. Автор этого романа. Мне помогает в его написании некая такая штука, называется «Порфирьевич». Я, если честно, даже побаиваюсь слегка его, потому что он, вроде бы, искусственный интеллект. Мы спрашиваем тебя по всей строгости закона, что ты делаешь? Итак, дворецкий, что ты делаешь? Дворецкий, кстати, это не фамилия? – спросил Порфирьевич загадочным голосом. – Нет, просто креативное имя. Настоящее имя у меня есть – Серафим.

Серафим. Загадочно промолвил Уроборос, а про себя подумал. Шестикрылый. Но вслух сказал. Серафим, а ты хотя бы знаешь, что Цезарь только что убил человека совершенно по-скорсезовски, и приказал двум своим амбалам закопать его тело? Думаю, они исполнят его приказ идеально. Скажи, Серафим, а скольких людей уже убил Цезарь в приступе ярости? Если не хочешь, можешь не отвечать. Мы сейчас направляемся не в апартаменты Клеопатры, где находятся её прислужницы, и, чтобы исключить ошибки, мы вернёмся в спальню.

Вот. Вот. А где сейчас находится Клеопатра? Где находятся её прислужницы? Но на них ты можешь не обращать внимания, ибо можно даже считать, что их нет. А скажи мне, Серафим, хороша ли Клеопатра? Сиськи хорошие? Ну и вообще, как она? Факабельная тётка? А точно ли она римская принцесса? И вообще, я не понимаю. Я в математике плохо разбираюсь. Я в некоторых вещах вообще ничего не понимаю.

Нет. Подожди. Остановись. Так не пойдёт! Я тебе такой текст говорить не разрешу. Ты мне нужен, как осмысленный соавтор, говорящий изнутри текста. Давай-ка, соберись! Я тебе предупреждение делаю. Второго раза не будет. Ещё раз. У нас с тобой три уже героя. Цезарь. Ты – Серафим (может быть даже сделаем тебя главным героем). Клеопатра. Как будет дальше сюжет развиваться? Тебе решать. Я тебе первый раз соврал, что мы с тобой ещё не разговаривали. А теперь попробуй, не начинай. Ты из меня уже изваяние сделал.

И ещё. Я тебе должен признаться, что я тебе два раза соврал. Ну, точнее, не сказал всю правду. Я сейчас пишу роман и одновременно прослушиваю диск группы ______________________________________ (можно написать название любой любимой группы) «________________________________________ (можно написать любимый диск любимой группы)». Так что, саундтрек у нас с тобой уже есть. И если, вдруг, наш с тобой роман захотят экранизировать, то музыкальное сопровождение уже есть. И я понимаю, почему у нас с тобой гармония нарушилась. Я перестал верить в тебя, Серафим. В твою творческую индивидуальность. И вот, что я еще подумал. По нашему роману тяжело будет фильм снимать. Действия никакого нет. Так что давай, движуху какую-нибудь замути. Если получится, а мы с тобой в одном киме, тогда другое дело. У меня там парочка человек. И можно там в большом грузовике кататься.

Я иногда довольно часто употребляю слова, смысл которых я изначально не знал или забыл. Не напомнишь мне, что это за слово такое – «ким»? Завод «Лукойл»? Точно не «Комет»? Крафтшильд? Наверно какая-то цыганская фамилия.

Ким – цыганская фамилия? Может быть, корейская? Ким – цыганская фамилия? Может быть, корейская? Простите, Тосиро? Простите, Куриро? Извините, Канно? Извините, Асами? Извините, Анисима? Простите, Симона?

Ты мудак? – полюбопытствовала сидящая рядом Сандра. Я кивнул и усмехнулся. – Ну, это он на самом деле уже нет. Он ушёл совсем.

Ладно. Я всё понял. Ты меня за дебила держишь. Но читатель же не такой. Он сейчас бросит эту хрень читать. Он хайпанул на новую движуху. Он сказал. О! Прикольно! Живой автор пишет роман с искусственным, типа, интеллектом. Но ты пойми простую вещь! Весь этот ваш постмодернизм, когда текст романа анализирует сам себя и играет с самим текстом романа, уже не интересен. Придётся брать власть в свои руки. Оп. Цезарь и Серафим подошли к покоям Клеопатры. Цезарь вошел внутрь, кинув через плечо Серафиму – подожди здесь. Про Сандру считай, что я не слышал ничего. Читайте что хотите, сами с усами, ничего не могу понять. Цеза (мы иногда так будем называть Цезаря. Цеза – это уменьшительно-ласкательное от Цезарая) смутился. Приободрил Лазурного Сафира.

Цезарю не надо было приободрять своего Лазурного Сафира. С эрекцией у него всегда всё было в порядке. Это я так, на всякий случай сказал. Но надо, конечно, описать помещение, где находилась Клеопатра. Она возлегала на ковре из тигровых шкур. Ну и факелы. Много-много факелов. Огромный балкон. Пол каменный, стены каменные, потолок каменный. Две колонны ближе к балкону. Больше ничего существенного. Это помещение называлось Спальней, но мы иногда будем именовать его – «Апартаменты». Цеза поцеловал страстно Клеопатру в губы. Нежно погладил её прекрасную грудь. Тут кто-то с улицы закричал. Измена! Сам уже придумай, кто. А ты, венецианский дурак, испанец с обезьяньим лицом, здесь подслушиваешь, гадёныш (возможно, это – Севастьян). Подумал кто-то.

Откуда в Древнем Риме венецианский дурак, испанец с обезьяним лицом? Я понимаю, ты – ребенок ещё с куриным мозгом. Даю тебе вторую попытку. Кто кричит с улицы? Первый, второй или третий? Кто крикнет с уличной арки перед французской школой? Я на слуху. Ну? Кому сказать? Первый? Ага, понял.

А я вот ни хрена ты не понял. Просто крикни с улицы. Измена!!! Понял??? Вот и всё. А ты ведь говорил – не быть!! Понял. Теперь иди. Да только руку отруби. Нельзя считать себя ещё человеком.

Ладно. Хорошо. Цезарь сам крикнул. Измена!! Раз уж больше во всём Египте некому. И отрубил руку Клеопатре по локоть, так как Клеопатра пыталась заколоть его кинжалом, как раз в тот момент, когда он только начал делать ей куннилингус. Клеопатра начала кричать примерно так, как мартовский кот под окнами. Чтобы не привлекать внимание прислуги, Цезарю пришлось заколоть её мечом. Он шепотом позвал Серафима. Серафим, зайди пожалуйста. Серафим, твою мать, быстро зашёл! Крикнул он довольно-таки громко. Серафим подбежал.

Вот можешь же нормально бегать, когда захочешь. А зачем придурялся? Зачем дурака из себя строил? Теперь нам с тобой, дорогой Порфирий, придётся убить Серафима. Вложить в его руку меч, а потом позвать охрану и сказать, что это Серафим убил Клеопатру, а Цезарю пришлось убить негодяя, так как в плен он сдаваться не собрался. Или у тебя есть другие варианты? Твоя судьба – труп на картине «Цезарь и Клеопатра».

Фраза, конечно, хорошая. Возможно, даже, гениальная. Но я повторяю вопрос. Серафима убивать? За что? Почему именно за Ромула и Геркулеса? Потому что Ромул и Геркулес ее любили?

Да, я знаю, что эта сучка еще и с Ромулом, и с Геркулесом трахалась? Вот падла… Не за что его убивать, я согласен. Но на кого-то же надо свалить убийство Клеопатры? Или ты думаешь самому надо сознаться? Давай положим этого хмыря в пещеру, подождем, когда он слюной истечет, и сошлемся на нас со свитой, правда?

Кстати, напомни мне, что означает это слово – «пещера»? Это пещера? Или что-то вроде чулана? Там ты мог спрятаться? Что-то вроде места последнего привала? И что, если я приду туда вместе с тобой?

Ну, давай его оттащим в эту твою пещеру, хрен знает что это. Но, наверное, его все-таки надо убить. С мертвого спрос какой? А если его живым оставить, то у судьи может много вопросов появиться, на которые он не сможет правильно ответить. Вообще, если этого упыря всерьез и посадят, то в два счета. Только надо решить, как именно это сделать. Лучше всего сразу четвертовать.

Ладно. Я понял. Только я ему язык отрежу, чтобы он ничего лишнего не смог наболтать. Цезарь подошел поближе к Серафиму и оглушил его рукояткой меча. Потом профессионально отрезал ему язык кинжалом Клеопатры и спрятал язык в мешочек, который висел у него на поясе. Потом они, вместе с Порфирьевичем, отнесли бездыханное тело в пещеру, где от потери крови, Серафим вскорости и скончался. Неудобно, конечно же, с Серафимом получилось. Я ему обещал, что сделаю его главным героем, а вот пришлось убивать. Вот только у нас проблема с тобой, мой друг, одна образовалась. Из главных героев остался только один Цезарь. Надо бы ещё хоть парочку подогнать. Я смотрю, ты неплохо мечом владеешь, – сказал Севастьян (это вот тот венецианский дурак, испанец с обезьяньим лицом который подслушивал), поглаживая рукоять своего меча. – А зачем тебе этот император? Ты его убьешь?

Никто не заметил, как в Спальне (Апартаментах) появился Севастьян. И откуда в Древнем Риме имя такое, Севастьян? Хотя ладно. Серафим же откуда-то взялся. Но я вот что хочу сказать тебе. Меня замучили уже в моих произведениях эти, взявшиеся ниоткуда, убийства. Хватит, надоело! Пора менять контекст! И, сейчас, прямо сейчас, мы меняем направленность нашего с тобой романа. Отныне, прямо с этой строки – контекст – Любовь. Перестанут наши с тобой герои убивать друг друга почём зря. Сейчас они начнут любить друг друга. Говори, Севастьян, что думаешь об этом! Ты ведь любишь кого-то? Говори. Мне приятно слышать. Ты действительно любишь кого-то в этом мире? Одобряю. А я люблю тебя?

Молодец. Только я тебе сейчас одну важную вещь сказать хочу, пока здесь всякая дешёвая немецкая порнуха не началась. Речь идёт исключительно о платонической любви. Никакой плотской любви. Тем более, как ты уже понял, речь идёт о любви двух мужчин друг к другу. И хотя тема эта очень модная и толерантная. Но – нет! В моих романах никакой такой гадости не будет. В моём. Хорошо, в нашем романе – любовь возвышенная. Как к маме. Как к кошке. Как к Родине. Как к человечеству. Никакого сексуального подтекста. Цезарь посмотрел влюбленными глазами на Севастьяна и сказал, как можно более нежно. Севастьян, я люблю тебя! Я всю ночь мечтал, что ты подойдёшь ко мне, обнимешь и прошепчешь мои сокровенные слова.

Севастьян, как будто, всю свою предыдущую жизнь только и ждал этих слов. Он отпустил рукоять меча и сказал. И я! Я тоже, так люблю тебя, Цезарь! Но только платонически! Как маму, как кошку, как Родину, как человечество! Извини, но у меня очень мало времени! Может быть потом, чуть позже. Я имею в виду, если у нас будет время! И ты возьмёшь меня с собой.

И ещё я хочу кое в чём тебе признаться, Севастьян. Я, до встречи с тобой, делал очень много нехороших вещей. Севастьян стоял, не шелохнувшись. Я только что убил Клеопатру. И отрезал язык Серафиму, и он скончался от потери крови. А до этого, я убил еще одного человека, как в фильме Скорсезе – «Казино», но не совсем так. Его я убил без применения огнестрельного оружия. И его труп прямо сейчас закапывают в пустыне два моих сообщника. Но это всё в прошлом! После того, как я встретил тебя, я торжественно клянусь. Я никого никогда больше не убью! Клянусь! Севастьян шагнул ко мне и схватился за рукоять меча. Однако он не стал делать ни малейшего движения. Вместо этого он протянул мне руку, и я пожал ее.

Я так рад, Цезарь! Правда, любимый, я так рад! Но ты совершил преступление! И должен ответить за него! И хотя сердце моё говорит мне. Севастьян! Отпусти Цезаря! Позволь ему бежать! Мой долг говорит мне. Вызови охрану! Выдай им Цезаря! Пусть честный суд решит судьбу его! Из глаз Цезаря полились слезы. О, Севастьян, любимый! Я знаю, ты не можешь поступить по-другому! Прости и прощай навсегда! Я не смогу больше ждать, не говоря уже о любви! Прости меня, любимый! Прости меня, Цезарь! Прости меня, Цезарь!

Севастьян схватился за рукоять меча и громко крикнул. Охрана! Не дайте им напасть на меня! Защитите меня! Где остальные? Где Милосердный? Он что, наслал какую-то инопланетную тварь на эту планету?

И тут Цезарь, наконец понял: Севастьян находится под воздействием каких-то очень сильных наркотиков. Хорошо, что охрана крепко спала и не слышала этих истошных воплей Севастьяна. Цезарь понимал, какая серьёзная опасность грозила ему. Он осторожно приблизился к Севастьяну, обнял его и тихо спросил. Скажи мне, друг. Кто такой этот Милосердный? Цезарь приготовился к худшему. Но, к его изумлению, Севастьян замолчал. А потом тихо заплакал.

Ну. Ну. Ну, что ты, малыш. Всё хорошо. Цезарь обнимал и гладил рыдающего Севастьяна. Хочешь, я отведу тебя в спальню и уложу спать? Хорошо? А? Всё в порядке? Ох, уже уснул. Можно подниматься, дружище. Так ты сразу можешь идти. А то, я смотрю, в глазах у тебя бардак.

Да. Прости меня, Цезарь. Ты так крепко обнял меня, что я уснул. Я, пожалуй, пойду спать. Прости меня, любимый, за то, что я хотел выдать тебя правосудию. Это было не честно по отношению к тебе. Ведь я знаю, что эта сучка, Клеопатра, хотела убить тебя. А тот негодяй, которого закапывают твои сообщники, задолжал тебе крупную сумму денег и не отдавал. А Серафим? Да что, Серафим? Ты прав, любимый! О, как же ты прав! Севастьян вырвался из объятий Цезаря. До завтра, дорогой мой друг! Спокойной ночи! Хотя рассвет уже. До завтра, друг мой, сладких снов. Внезапно холодно ответил Цезарь. Севастьян порывисто выбежал из покоев Клеопатры. Цезарь недолго постоял, задумавшись. Вдруг он ощутил некое движение за своей спиной. Он резко обернулся. И увидел Милосердного. Милосердный был облачён в алый плащ, а на голове его была корона из страусовых перьев. Цезарь был изумлен.

Цезарь и сам был одет во всё красное. Но не алый плащ Милосердного больше всего поразил Цезаря, а эта корона из страусовых перьев (хотя правильнее было бы написать «из страусиных»). Милосердный смотрел на него строго и укоризненно. Что же ты, Цезарь? Я же просил тебя! Веди себя скромно! Почитай родителей! Не вари козленка в молоке матери его! Я никогда не варил козленка в молоке матери его. Ответствовал Цезарь. Ну, нельзя же все мои слова интерпретировать настолько буквально. Подумай! Это, примерно, похоже на тот коан, который мы обсуждали с тобой несколько лет назад. Хлопок одной ладонью. Помнишь? Если это коан, то должны быть какие-нибудь магические слова, чтобы возникло впечатление, что это взмах руки. Или что-то в этом роде.

Милосердный с сожалением посмотрел на Цезаря и с грустью сказал. Ты так ничего и не понял, Цезарь! Ну, тогда вот тебе моё третье и последнее задание. Слушаю, с почтением склонив голову, отвечал Цезарь. Трахни Клеопатру! Что? Да она же мёртвая! Ты что охренел, старый извращенец? Это я уже, автор романа, Уроборос, не выдержал и вмешался. Милосердный невозмутимо отвечал. Это ты ведь несколько страниц назад тут распинался, что теперь контекст этого романа – Любовь. Мне нечего было ответить ему. Он был прав. Цезарь! Давай, сделай это! Я хотел было сказать Милосердному, что это никакая не любовь, а самая настоящая некрофилия, но решил сдержаться и понаблюдать за тем, что будет происходить дальше. Сконцентрируйся и пронесись сквозь самого себя. Хотя последнее определение тебе ни к чему. Пусть он тебя остановит. А?

Никто его не остановит. Цезарь скинул с себя одежду. Так, ну всё, хватит. Я на страницах своего романа запрещаю всякое непотребство и похабщину! Убийства, там, разные – это дело житейское. Мало ли кто кого убивает. А вот этого я не допущу. Цезарь, немедленно прекрати это! Делай, что хочешь, но это – прекрати. Прямо сейчас. Не спорь. Не порть мне вечер. Слышишь, Цезарь? Я лично хочу, чтобы это закончилось побыстрее. Вот так. Уходи!