Глава 7 Скрытый лаз

Он не сказал ничего нового. Лишь то, о чем я и сам в глубине души догадывался, только не обращал должного внимания.

Впрочем, знать наверняка и догадываться – совсем не одно и то же, а потому легкий ступор я все же словил. Пока слова Затворника укладывались в голове, резонируя с внутренними ощущениями, просто глазел в никуда и ни о чем не думал.

– Понимаю, такую правду нелегко принять…

Я жестом попросил его замолчать.

– Дело не в правде, – проговорил я мрачнее, чем собирался, но, по сути, в этот момент был честен, как никогда.

Правда и в самом деле оказалась ни при чем. Как и ни одна из точек зрения, с которой на нее можно было взглянуть. Проблема, если таковое слово в этом контексте уместно, заключалась в умалчивании…

Чего Аргус опасался, принимая решение молчать о Шуоте? Неужто испугался, что, вопреки всем правилам, я не остался расплющенным в лепешку под какой-нибудь каменюкой? Или переживал, что я не сумею держать себя в руках, узнав правду? Ждал, будто стану кидаться на каждого встречного? Счел опасной нежитью? Внезапно ожившим зомби? Потому все это время так подозрительно вел себя? Боролся с естественным отвращением?

Жалобный стон массивных ветвей паата под ногами вывел меня из задумчивости и заставил воззриться на дождь из листвы и щепок, что посыпал с кроны под напором моих сил. Возбужденно заерзали и зароптали килпассы. Наездники-махди, тщетно пытавшиеся их утихомирить, удрученно качали головами.

– Попридержи-ка гофаев, Риши, – внезапная осторожность в голосе Затворника заставила сосредоточиться, и гигантское дерево тут же угомонилось.

Я огляделся. Ихор, прежде размеренно пенившийся у моих конечностей, расползся едва ли не по всему паату. Темная с алыми вкраплениями дымка выглядела мором, заразившим могучее дерево, и едва не касалась пернатых змеев. От самого себя сделалось до того тошно, что следующие несколько мгновений я тщетно пытался привести ум в состояние покоя. Ни ерничать, ни злиться не хотелось.

Мало-помалу охватившая округу мгла начала растворяться, но сам поступок еще долго терзал мысли моих новых знакомцев, что отражались на их лицах. Когда килпассы утихли, махди переглянулись и о чем-то забормотали на своем. Ругались, быть может?

– Риши, слушай, если ты все еще сомневаешься в моих словах…

Я перевел взгляд на Затворника, чье выражение утратило всякую беспечность. Он выглядел как никогда сосредоточенным. И самую малость взволнованным.

– Не сомневаюсь, – ответил я и, кажется, сделал большую ошибку.

Едва слова сорвались с языка, настороженность Затворника мгновенно сменилась презрительной ухмылкой. Он протянул:

– А. Так тебя уязвило, что твой приятель-куат тебе об этом не сказал, да? Как интересно.

Я напрягся быстрее, чем он успел сопроводить свои слова многозначительным движением бровей. Дымное щупальце, выросшее из левой кисти, молниеносно обвилось вокруг его горла –совсем немного сдавить и шея переломится.

– На что это ты намекаешь?

Затворник тут же отступил (фигурально выражаясь), хотя страха не выказал:

– Спокойно. Я ни на что не намекаю. Лишь изумляюсь твоей неисправимой наивности. Серые стражи бывшими не бывают. Не следует им доверять.

– А я никому и не доверяю.

Однако он не купился.

– Ох, и врунишка же ты, Риши! Не надо быть элийром, чтобы понять ход твоих мыслей. Серый страж не сказал всей правды и тебя это задело. Ты думал, он тебе друг или, хотя бы, союзник, и теперь недоумеваешь, почему он умолчал о самом главном. Ничего не упустил?

Не в бровь, а в глаз, как говорится. Ихор у горла лейра развеялся.

– Он мог и не знать всего, – заметил я, по большей части лишь для того, чтобы отвадить мерзкий и насмешливый внутренний голосок. – Он мог подумать, что я ранен, и потому забрать на корабль. Ты твердишь о моей смерти, однако, вот он я – вполне себе живой. Труп совсем не напоминаю. Откуда Аргусу это знать?

Затворник, к моему удивлению, согласно кивнул:

– Это правда. Ты и впрямь очень даже жив, однако… – он выдержал драматичную паузу, – тут есть кое-какая деталь, в корне меняющая дело. Ты, Риши, сейчас здесь, на Боиджии, в то время как твое прежнее тело превращается в песок на Шуоте.

– Что значит «прежнее»?

Меня, точно недоумка, одарили очередной снисходительной улыбочкой.

– С Тенями возможно все, дружище. Если вспомнишь принцип пробуждения способностей в потенциальном лейре, то сам догадаешься.

Влекомый не столько любопытством, но скорей привычкой сыпать знаниями о лейрах и Тенях, я проговорил:

– Того, кто хочет открыться потоку Теней, подвергают испытанию, ритуалу. Можно сказать, доводят до клинической смерти, а потом заново оживляют. Сам претендент, при этом, меняется безвозвратно, как духовно, так и физически. Если выживает, конечно.

– Правильно, – широко улыбнулся Затворник и неожиданно пробормотал себе под нос: – Я, пожалуй, единственный, кому повезло избежать этого ужаса.– Затем снова сверкнул глазами: – Но ты-то у нас случай особый. Это догадка, но я уверен, что она верна. Мне кажется, твоя Тень оказалась настолько сильна, что после уничтожения тела, соткала себе новое. Прямиком из потока.

От этого бреда у меня челюсть так и отвисла:

– Чего?

– Штука в том, Риши, что Исток не может обойтись без оболочки. Я полагаю, первое твое тело Гугса создал в качестве удобного футляра и одновременно усилителя резонансного взаимодействия с Тенями. Оно погибло, а привычка жить в домике осталась.

– Чего?!

Затворник всплеснул руками:

– Да что ты заладил-то? Я говорю, лейры всегда плохо ладили со смертью, а Исток вообще такой банальной слабости не подвержен. Тело может погибнуть, но сам дух, само воплощение Теней никуда не исчезнет. Некоторые природные процессы необратимы. И даже Исток обязан им подчиняться.

Откровенно говоря, слушать все это было больнее, чем узнать о своей безвременной кончине. И если последнее я хотя бы мог почувствовать на уровне подсознания, то вот от всех остальных заявлений Затворника хотел выть во все горло. Что это за хрень?!

– Это чистейшей воды бред. Ахинея. Ничего более идиотского в жизни своей не слышал! – Меня распирало от возмущения. Сколько еще чепухи придется выслушать, чтобы наконец разобраться в себе?!

– Ты так считаешь? А как же твое самоощущение? Неужто не видишь разницы? Раны, которые сами собой затягиваются? Сочащийся ихор? Из метафорического образа воплощенной Тени ты, Риши, стал ею по факту. Ты погиб и возродился. Новым собой.

– Так не бывает. И так не должно быть, – заявил я с прежней пылкостью, но все слабеющей внутренней убежденностью. – Это все не сказка, а я – не мифический зверь.

Тон Затворника сделался снисходительным:

– Понимаю твое состояние, Риши, и, пожалуй, реагировал бы так же. Но, хочешь не хочешь, а тебе придется принять все как есть. Ты Исток, воплощенная Тень, самодостаточная и независимая от единого потока. И хватит об этом. Я тебя сюда притащил не ради психотерапии.

И на том спасибо, хотел сказать я, но вместо этого, понукаемый новыми открытиями, спросил:

– Ты сказал, что попросишь об услуге взамен на помощь. Однако, судя по твоим же словам, помощь мне теперь не особенно-то и нужна. Если я и впрямь… умер, – произносить это слово было до того неловко, что голос дрогнул, – а затем возродился свободным, то значит не могу уничтожить поток. Ты сам это сказал: «угроза миновала». Ты никак не посодействовал этому, а значит ни о какой ответной услуге и речи быть не может. Или я не прав?

Новую улыбку Затворника словами описать было невозможно. Он вроде и раздосадовался попаданию впросак, но при этом остался доволен тем, как я его подловил. Странный тип, ну, правда.

– А разве сама информация, что я дал тебе, ничего не стоит? – хитро прищурился он.

На что я пожал плечами:

– А что она меняет-то? Узнай я обо всем раньше или позже – разницы никакой. Так или иначе, Теням ничего не грозит.

– Лихо соображаешь, пацан. Хотя далеко не во всем прав.

– И как это понимать?

Продемонстрировав мне все свои тридцать два зуба, Затворник охотно объяснился:

– По правде, здесь и кроется суть услуги, о которой я собирался тебя просить. Если ты знаком с историей Боиджии, то должен знать о том, для чего вообще юхани ее создали.

Осторожно кивнув, я сказал:

– Что-то вроде хранилища, где они припрятали все свои тайные знания, перед тем как развоплотиться и стать Тенями. – Помолчав немного, я добавил: – На мой вкус, весьма недальновидный поступок. Если верить Аверре, юхани создали слишком много опасных вещей. По-настоящему опасных. Разумней было бы их уничтожить с концом, а не прятать. Оставив даже самый ничтожный шанс на то, что эти артефакты могут быть найдены, они подвергли Галактику опасности.

– Какой-то ты неромантичный.

Моим ответом на это был долгий и многозначительный взгляд.

– Ладно, – тут же отступился он, – понимаю тебя. Когда столь плотно работаешь с Тенями, о романтике думать некогда.

– Не сочти за грубость, но мне кажется, что у тебя, от чрезмерного затворничества крыша немного поехала.

Тот даже отпираться не стал.

– Есть такое. Чуть-чуть. Но я с этим борюсь. Как и с тем, что обнаружил недавно тут, в лесу.

– Может, скажешь уже, что это?

– В том-то и дело, что я сам не знаю. Потому и хочу привлечь тебя, чтобы выяснить.

– И что я должен сделать?

– Как можно больше ихора!

Первым порывом было спросить, для чего, но в голове всплыла еще одна (да-да!) любопытная мысль, которую я и озвучил:

– Рассчитываешь, что он укажет путь?

Затворник снова впечатлился:

– Исток куда сообразительней, чем прикидывается. И часто ты строишь из себя незнайку?

– По случаю, – поскромничал я. – И я не строю. Чаще всего я и впрямь мало что понимаю.

– Верю с охотой. И ты прав – да, теневой ихор действительно по-особому реагирует на следы юхани. Как компас, фактически.

Поскольку не он один мог строить из себя саркастичного выродка, я елейным голоском пропел:

– Как ты можешь знать об этом, если, по собственным же словам, никогда ихор не создавал?

Судя по выражению лица, Затворнику мой подход понравился. Он выдал:

– Ну, у меня было множество примеров для наблюдения. Да и сам я не дурак, положим. Ты вон тоже быстро до кумекал, хотя едва ли на личный опыт опирался.

Что ж, это было справедливое замечание. И поскольку, ходить вокруг да около я не любил, перешел к главному:

– С чего нам начать?

– Сперва сделай то, что у тебя лучше всего выходит: разозлись.

Вопреки напутствию, я собирался засыпать Затворника очередной порцией вопросов, но тут в кармане негромко завибрировал коммуникатор. Выданная Измой на непредвиденный случай, штучка напрочь вылетела из головы. Так что, когда тихий зуммер заиграл, все, кто в тот момент находились поблизости, насторожившись, вытаращились на меня, будто на сумасшедшего с гранатой.

Вынув коммуникатор из кармана, я без особого, впрочем, рвения нажал кнопку «принять».

Из динамика донесся раздраженный старческий голос:

– Мастер Риши, где вы?

Возмущение Измы заставило растеряться и ляпнуть первое, что на ум пришло:

– Гуляю. – И не ложь, и не правда.

Повисла продолжительная пауза.

– Г-гуляете? Что это значит?!

Бросив мимолетный взгляд в сторону Затворника, насмешливо выгнувшего бровь и вслушивавшегося в разговор с особым тщанием, я закатил глаза и бросил в микрофон:

– Изма, вам объяснить значение слова?

– Не нужно. – Фырканье мекта было столь громким, что, казалось, могло шевелить листву на паате. – Я зашел навестить вас, но не застал. Почему вы ушли, никого не предупредив?!

Он меня еще и отчитывать будет? Темные клубы ихора сами собой стали сгущаться вокруг.

– А разве я заключенный?

Новая пауза. Но уже короче первой.

– Разумеется, нет. Однако напомню, что вас настойчиво просили не покидать пределы замка, а я прекрасно слышу, что вы сейчас вне его стен. Вы на улице? Вам бы не помешало с большим уважением относиться к тем, кто вас приютил.

Стало не то чтобы неловко, скорей напряженно. В мысли прокралось подозрение, что…

– Изма, это вы потеряли меня или Аргус?

– Хозяин все еще… занят и не знает, что вы гуляете.

Бесшумно выдохнув, я ответил:

– Буду признателен, если он и не узнает.

– Но, мастер Риши!..

– Изма, вам не о чем беспокоиться, – твердо проговорил я под одобрительный кивок Затворника. – Со мной все хорошо. Вернусь достаточно быстро. Как только завершу одно дельце…

– Вы ведь понимаете, что будет, если правда о вашей прогулке всплывет? Хозяин не обрадуется.

Вспомнив далеко не самый теплый разговор у бассейна, я сказал:

– Как-нибудь переживет. – И без малейших колебаний отключился…чтобы тут же столкнуться с вялыми аплодисментами Затворника:

– Да здравствует самостоятельность! Мои поздравления, герой.

– Заткнись, – беззлобно бросил я, спрятал коммуникатор обратно и покосился на одного из килпассов, беззаботно клацающего челюстями в попытках поймать хоть одну из снующих меж листвы красноперых пичуг. – Полагаю, в путь отправимся верхом?

– Точно. Только отдельного зверя я тебе не выделю. Полетишь с одним из махди. Не против, надеюсь?

– Ничуть.

Я приблизился к пернатому ящеру и невольно вспомнил гофаев. Зверюги отличались практически во всем, но только не в отношении к собственным наездникам. И те, и другие, казалось, одинаково добродушно воспринимали тех, кого возили. В надежде наладить ментальный контакт, я протянул к килпассу руку, но махди, что сидел верхом, отрицательно качнул головой. Я смутился. И правда, что за дурь соваться к чужой животине? Но махди, казалось, не обиделся, а, протянув жилистую руку, помог мне забраться в седло.

– Держись крепче, Риши, – посоветовал Затворник.

Когда килпасс, понукаемый наездником, вдруг резко соскочил с ветки вниз, я чуть не вывалился из седла. От падения уберег инстинкт, заставивший вцепиться в аборигена, точно в родную мать. Тот что-то пробормотал себе под нос, после чего расхохотался. Наверное, веселился моей неуклюжести. Решив, что это и впрямь смешно, я чуток расслабился и, пока проносились под очередной раскидистой кроной, пытался отыскать взглядом Затворника.

– Не вертись! – послышался с боку его окрик.

Скорость, которую развивали килпассы, без шуток кружила голову. Не всякий флаер на такую способен. Ветер шумел в ушах, трепля волосы. Запах прелого воздуха исчез, сменившись прохладной ночной свежестью. Не большой любитель летать, я все же не сумел остаться равнодушным. Особенно, когда глаз зацепился за местные виды, доступные лишь с высоты птичьего полета.

Если днем Великий боиджийский лес радовал глаз всеми оттенками зеленого, то с наступлением ночи раскрывалась его подлинная красота. Люминесцентные цветы и лишайники, покрывшие едва ли не всю нижнюю часть паатов и заливавшие округу голубовато-сиреневым светом, придавали ему особое полумистическое очарование. И это невзирая на полчища ночных хищников, резво снующих с ветки на ветку в поисках еды. Китхи, гуатаны, крохотные туа-летяги, кого здесь только не было! Попалась даже колония плотоядных лоз, в чьих ловчих сетях болтались иссохшие останки заплутавших жертв (притом не только животного мира).

Вдруг махди-наездник сказал практически на чистом риоммском:

– Навернешься в такую сеть, доставать не полезу.

Я принял предупреждение не слишком развевать рот по сторонам, но от вопроса не удержался:

– Он что, вас всех нашему языку обучил?

На что абориген, громко фыркнув, отозвался чуть ли ни с возмущением:

– Мы не такие дикие. Многое знаем и сами.

Резонно, учитывая, что я практически ничего не знал о махди.

Прежде, чем Затворник дал сигнал на снижение, мы преодолели под кронами еще несколько километров. И вот что удивительно: за все время полета, занявшего с полчаса, я ни разу не услышал просьбы задействовать ихор.

Пришлось напомнить.

– Ты же сказал, что не знаешь, где искать место. – Мы спикировали на одно из мертвых деревьев, насквозь проросшего мерцающими бледной синевой лозами-паразитами. Под стволом, дико изгибавшимся почти параллельно земле, обнаружилось нечто вроде прогалины, куда по неведомой причине ни одно растение не осмеливалось пустить побеги. Даже сам паат, засохший много лет назад, казалось, избегал этого места, что определенно не могло быть простым совпадением.

– Я сказал, что не знаю, что искать, – ухмыльнулся тот по-идиотски, спрыгнув на толстую ветку. – Остальное ты сам додумал.

Я молча закатил глаза. Спорить бесполезно.

Спешившись, сам спросил:

– Что я должен сделать?

– Пусти ихор по прогалине. Глянем, как он среагирует.

– Почему ты вообще решил, что это именно то самое место?

Затворник долго всматривался мне в лицо, а потом ответил с улыбкой:

– Я же говорил: есть кое-какой опыт.

Что бы это значило? Уточнять я, конечно же, не стал. Да и к чему? Знал же, что наболтает всякой чепухи, от которой голова потом только пухнет. Лжи в этом своенравном балагуре, может, и не ощущалось, но вот недомолвок – устанешь считать. Не будь я сам чрезмерно любопытным, на шаг бы в этот лес даже не ступил.

– Эй, а у тебя неплохо выходит!

Вынырнув из ментального омута, я бросил взгляд на густое темное облако, стремительно убегавшее от меня к широкой и темной поляне внизу.

– О! Похоже, я был прав, а?! – Казалось, лицо Затворника вот-вот треснет, столько самодовольства в нем было. В сердцах он даже по-братски шлепнул одного из аборигенов по плечу. Тот, точно загипнотизированный, уставился на ихор и даже не шевелился. – Риши, прибавь-ка!

– Я тебе дойное животное?

Он тут же скривился.

– Ой, не надо! Чего тебе стоит? Говоришь так, будто собственную кровь сцеживаешь.

– Откуда тебе знать, что это не так?

Вопрос был из разряда риторических, и сам Затворник это прекрасно понимал. Хоть и не отказался от очередной загадочной ухмылочки, намекавшей, что я опять чего-то не понимаю.

– Нет, Риши, даже не будь ты Истоком, знакомство с тобой все равно стоило бы ценить. Ты умудряешься сочетать несочетаемое, отчего выходит ну просто адская смесь!

Если это был комплимент, то чересчур завуалированный. Настолько, что я не разобрался, стоило ли мне на него обижаться. Решив, в конце концов, не тратить время, я продолжил сосредотачиваться на ихоре, странными концентрическими кругами сгущавшемся над прогалиной. Спустя несколько мгновений до моих ушей начал доноситься едва заметный шум, похожий на тихий шепот. На всякий случай глянув на своих спутников, я понял, что не один его слышу. Пернатые ящеры выглядели взволнованными, их цветастые хохолки то и дело тревожно поднимались и опадали. Махди переглядывались и пытались успокоить животных. Сам лес вокруг, казалось, недовольно зароптал.

– Весьма зловеще, не находишь? – осведомился Затворник, подмигнув мне.

«Клоун», – мысленно постановил я.

– Что дальше?

– Наблюдай.

Проще некуда. Я снова вперился в темные круги, заполнившие прогалину, и спустя какое-то время начал замечать небольшие изменения в рисунке. В изображении окружностей стали появляться пробелы, а там, где ихор плотнее всего собирался, в самой почве проявлялись слабые углубления.

Махди, следившие с почтительного расстояния, заволновались и повскакивали обратно в седла.

Я глянул на Затворника:

– Чего это они?

– Думаешь, старые привычки легко перебороть? Махди с молоком матери впитали, что Тени – это зло в чистейшем виде. Не удивляйся особо.

Я и не стал. Какая мне разница, чего они себе там навыдумывали?

Меж тем, рисунок на прогалине сделался еще более четким. Как если бы ихор был красками, которыми чья-то невидимая рука заливала такие же невидимые рамки. С каждым следующим мгновением узор как будто тяжелел и сильнее вдавливался в почву.

В один из моментов, когда рисунок окончательно проявился схематичным изображением небесной сферы, прогалина вдруг взяла да и обрушилась внутрь себя. А на месте клочка земли открылся широкий лаз. Вот только куда, мне пока было неведомо.

– Ой, смотри-ка, я был прав! – просиял Затворник и повернулся ко мне. – В который раз, между прочим.

Задумавшись на секунду, а не послать ли его куда подальше вместе со всеми закидонами, я все же промолчал. Зайти так далеко и вдруг пойти на попятную? Нет, это было не про меня.

– Снова подземелья, – вздохнул я и бесстрашно шагнул в нору.