Глава 1. Камень

А что, если нет никакого будущего? Что, если это просто плод моего воображения? Сколько раз я ловил себя на том, что представляю себе, как оно будет, или могло бы стать – рисую мысленно картинки этого будущего, в деталях вижу события, вижу людей, вижу, во что они одеты, как жестикулируют, как говорят и спорят, и что я им отвечаю… И тогда я спрашиваю себя, как часто в моей жизни все происходило именно так, как я себе это представлял? Да, собственно, никогда! Так в чем же смысл? Кому все это нужно? Зачем я постоянно забиваю голову всякой ненужной ерундой, переживаю, страдаю, испытываю гнев или радость, любуюсь своей крутизной – мол, какой я славный парень: умный, сильный, волевой, справедливый – и разрисовываю в своем воображении каждую мелочь, а на самом деле все всегда случается совсем по-другому…

Вот и сейчас, находясь в каких-то ста пятидесяти метрах от места назначения, я думаю лишь о том, как бы не срезаться. Удастся ли добраться? Смогут ли ребята надежно прикрыть меня?

Большой пыльный камень у входа в старую чудом сохранившуюся часовню – цель моего броска – уже виден. Он вмонтирован в иссеченный пулями парапет и как-то по-особенному выделяется среди обычных булыжников, из которых сложен невысокий вал вокруг палисадника. Вал огибает строение и вместе с узенькой улочкой поворачивает налево к каменистому пляжу, где волны теплого ласкового моря мерно плещутся, шумно перекатывая тонны мелкой гальки под жарким южным солнцем, словно и нет никакой войны.

Все в точности, как и описывал дядя Коля. Громоздкий и неуклюжий, мой камень слегка выпирает наружу и даже немного залезает на тротуар, так что на него можно поставить ногу, как на ступеньку, или присесть. Думаю, нищие в свое время прямо на нем и сидели, выпрашивая подаяния у прохожих курортников. Такое ощущение, что сотни лет назад строители вкатили его, как смогли, а потом бросили эту затею и просто оставили на месте, обложив со всех сторон валунами поменьше. Древнюю поверхность камня украшает едва заметная старинная резьба: узор из замысловатых линий – то ли ветвей, то ли каких-то символов. Кто и когда их вырезал, навсегда останется загадкой. Ясно лишь, что этот почти стершийся от времени рельеф появился на шершавой поверхности глыбы задолго до строительства часовни. Да и важно ли это сейчас? Сейчас необходимо преодолеть эти несколько десятков шагов. Только бы добраться… Только бы добежать…

И вот я уже чувствую, как хорошо знакомая мне сила воображения снова одолевает меня. Призраки вымышленного мира тихо вползают в мой мозг неторопливыми скользкими червями и принимаются как бы невзначай буравить его. Они старательны и неумолимы. Сейчас мое сознание начнет производить кадры, один за другим. Вот я вижу дом, стены которого сильно побиты пулями и осколками мин, стекол давно уже нет, из пустых глазниц оконных проемов валит дым, внутри что-то тихо потрескивает – вероятно, догорают остатки мебели, но опасность не там, а за углом, ближе к лестнице, над которой склонился помятый городской фонарь. Где-то здесь притаился человек в грязной куртке с серо-зелеными пикселями камуфляжных разводов. Он пахнет костром с навязчивым острым оттенком застарелого пота. Руки в изодранных перчатках сжимают автомат, в подствольнике граната. Сейчас он пальнет немного снизу. Одновременно я перекачусь вправо и ударю короткими в его сторону. Надеюсь, успею, иначе ребятам…

Стоп. Нет, хватит! Хватит! Я замираю, опустившись на колени, и пытаюсь вслушаться в окружающие меня звуки. Расширив ноздри, я подобно голодному волку внюхиваюсь, медленно и размеренно вдыхая горячий воздух с привкусом пыли и порохового дыма. Сейчас самое главное сосредоточиться на настоящем. Остановить фантазии! Только настоящее, только происходящее здесь и сейчас. Важен лишь данный момент…

Вот хрустнула какая-то стекляшка под моим потертым кевларовым наколенником. В полуметре от уха послышалось тихое и короткое жужжание или даже звон. Наверное, это пролетела пуля. Я слышу, как справа и немного сзади шкварчат горящие колеса подбитого бронетранспортера. Запах гари становится уже совсем привычным, но и сквозь него я чувствую смрад нестиранной неделями военной робы. Знойно. Капля пота стекает из-под пыльной каски и неспешно крадется по небритой щеке к подбородку. Вот она начинает двигаться все медленнее и медленнее. Почти остановилась. Время концентрируется. Мысли исчезают. Тишина. И в этой хрустальной тишине я улавливаю невнятное еле заметное движение где-то слева и начинаю ощущать, как жар понемногу усиливается. Капля пота повисла на щеке. Воздух, насыщенный пряным кисло-горьким запахом горящего пороха заполнил легкие. Черные, заворачивающиеся в спирали филигранные узоры дыма и разлетающиеся комки грязи с обломками кирпичей, раскаленных камней и огрызками асфальта замерли. Все замерло. Время спрессовалось и остановилось.

Я осторожно встал, выпрямился и попытался пристальнее разглядеть стоп-кадр. Опасность была не под лестницей, как мне казалось, а у груды битых кирпичей в самом начале переулка, уходящего вниз к набережной, шагах в тридцати от часовни. Какой-то долговязый смуглый парень в черной бандане, испещренной белой арабской вязью, швырнул в меня гранату. Это она подняла веер осколков и обдала мою левую щеку сухим жаром взрыва. Я отчетливо разглядел густые клубы дыма, взвихрившиеся над воронкой, вперемежку с гибкими и рельефными языками пламени. Несколько искореженных кусочков металла повисли в воздухе буквально в пятнадцати сантиметрах от моего лица. У меня даже возник соблазн протянуть руку и дотронуться пальцами до их горячих рваных краев. В самом центре огненных протуберанцев вдруг заискрился ослепительно-белый свет.

Странно. Я ведь еще не добрался до точки. Однако времени рассуждать уже не было. Пора. Пространство сгустилось и собралось в яркий шар, а потом вывернулось наизнанку фантастической воронкой и открылось мерцающими вратами в иную реальность. Надо идти. Я сделал несколько шагов навстречу застывшему взрыву и ощутил привычное облегчение. Свет струился отовсюду. Я словно плыл в нем, погруженный в приятную расслабляющую субстанцию…

* * *

– Блин, как он это сделал? – удивился Чиф, глядя на то место, где только что стоял Шаман. – По описанию до портала еще далеко… Или мы ошиблись с координатами?

– Лан, погнали, – ответил его напарник Стас, привычным жестом стряхивая с себя кусочки земли и мелкого мусора, которыми его обильно посыпало в момент взрыва. – Потом разберемся, если нас тут всех не накроют. Выбираться надо.

– Не накроют, – ухмыльнулся бывший морпех Леня с говорящей фамилией Уж, юрко выползая из-под ощетинившейся бахромой арматуры железобетонной плиты, где он устроил себе огневую точку. – Ща Шаман нашаманит, и все будет тип-топ.

Чиф пристально посмотрел на Ужа, как бы взвешивая ситуацию и подбирая нужные слова, но ничего не сказал. Вместо ответа он начал собираться, и все поняли, что пора уходить.

Боевик, пытавшийся взорвать Шамана, в ту же секунду был срезан очередью из соседнего дома. Он упал очень неловко. Его тело согнулось в нелепой позе над кучей битых кирпичей и приняло на себя часть осколков его же собственной гранаты. Стрелял, по всей видимости, Алик, которого все почему-то называли Мирза, а может быть и бывалый казак лет шестидесяти по кличке Лом, любивший в ответ на навязчивые шутки ребят, мол, против Лома нет приема, при каждом удобном случае разглаживать свою жесткую седую бороду и приговаривать: «Эт ничего…» Минут за пять до взрыва они перебрались на другую сторону улицы и заняли позицию у основания полуразрушенного морского вокзала, чтобы пулеметным огнем прикрыть Шамана на последнем этапе рывка.

Как бы то ни было, операция прошла успешно. Все живы. Врата открылись, и Шаман отправился на задание. Дело было сделано, группа могла возвращаться на базу.