Лицо врага поражает меня тогда, когда я замечаю, как оно похоже на мое.

Станислав Ежи Лец

Разработка серийного оформления художника А. Саукова

Серия основана в 1996 году

Иллюстрация на переплете В. Нартова

© Глушков Р., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Пролог

«Внимание, водитель! Это шоссе ведет в никуда! Других населенных пунктов дальше нет! Погорельск – северная граница Пропащего Края!» – предостерегал изрешеченный пулями придорожный щит. Не иначе, его успели продырявить из всех видов стрелкового оружия, какое только встречалось в округе. Виднелись даже отверстия треугольной формы – судя по всему, от наконечников арбалетных болтов.

– Э-хе-хе. Кажется, попутку до города мне не поймать, – пробормотал Старик, прочтя надпись на щите. – Сколько там, бишь, до этого Погорельска?

Он присмотрелся к карте внизу щита, и та подсказала ему, что город расположен в двенадцати километрах южнее.

– М-да, прилично. – Старик почесал в затылке. – Однако куда ж деваться? Пойду прогуляюсь. Благо еще утро и спешить некуда.

И он, зябко подняв воротник старомодного плаща, зашагал на юг.

Спешить ему и правда было некуда. День, который Старик ждал целых двадцать пять лет и до которого почти не чаял дожить, все-таки настал, и это главное.

Вот только ничего торжественного в нем не было. Никто не встречал Старика за воротами тюрьмы, да и с погодой не подфартило. Когда его упекли в Святой Острог – в те годы еще обычную колонию строгого режима, – лето было сухое и жаркое. А нынешний промозглый июль больше напоминал конец осени. Тем более что вокруг не наблюдалось ни одного зеленого дерева и трава была сплошь пожухлой.

Шум закрывающихся за спиной железных ворот Острога напоминал стон умирающего исполинского чудовища. Старик поморщился: дрянное напутствие. Тюремный привратник тоже не пожелал ему удачи. Выставил за порог и – гуляй на все четыре стороны. Ну и пусть. Старик четверть века не слышал в свой адрес добрых слов, так почему должен был услышать их сегодня?

Ладно хоть, начальник проводил старейшего острожника по-человечески: выдал ему немного денег и направление в дорожную службу Погорельска. Эта бумага позволит Старику устроиться туда рабочим и получить кров над головой: нары в бараке для несемейных. Конечно, если освобожденный надумает здесь остаться.

Если же не надумает, ему придется гораздо труднее. Выходного пособия не хватит на то, чтобы уехать из Пропащего Края на теплый, спокойный Юг. В этом случае Старик застрянет без гроша в незнакомой стороне, где он будет никому не нужен и где ему никто не протянет руку помощи.

Был и третий путь – вернуться к преступной жизни. Но такой вариант бывший зэк всерьез не рассматривал. За время его отсидки мир стал совершенно другим, и в здешних краях сменилось не одно криминальное поколение. А нынешнее понятия не имело, кем когда-то был Старик, и не окажет ему ни малейшего почтения.

Он знал это, глядя на молодых зэков Острога. Имена их разгуливающих на свободе главарей Старику ни о чем не говорили. Так же как имя самого Старика было для дерзкой молодежи пустым звуком. Он был для нее простым острожником, только и всего. Трудягой, который держался в тени и не искал себе проблем.

Зато работы Старик не боялся. Любой, даже тяжелой.

Это в первые годы заключения он еще выпячивал свой бандитский гонор. Но когда в колонии сменилась власть, а снаружи и вовсе настало безвластье, ему быстро обломали рога. О чем он, впрочем, теперь не жалел. Правильно сделали, что обломали. Занявшись каждодневным трудом, Старик почувствовал, как его шальные мысли пришли в порядок, бунтующий нрав смягчился, а физическая усталость даровала хороший сон. Бездельничать и наживать себе врагов стало некогда. Разве что друзьями Старик тоже не обзавелся. Но, как показала его в корне изменившаяся жизнь, уходя с головой в работу, он мог обходиться и без друзей.

В Остроге Старик всячески избегал неприятностей. И не собирался искать их на свободе. Его все еще крепкие руки могли пригодиться на ремонте дорог? Почему бы нет. Ему некуда было идти, и его никто не ждал. Кроме, как выяснилось, дорожной службы Погорельска. Что ж, и на том спасибо – значит, прямиком туда Старик и отправится.

Единственное, что пока нервировало его на воле, – отсутствие стен. Двадцать пять лет они окружали его – в камере, в мастерских или на тюремном дворе. И теперь, когда его взор ни во что не утыкался аж до горизонта, бывшему узнику становилось малость не по себе. Казалось, дунь ветер сильнее – и он упадет, поскольку ему будет не за что ухватиться.

Но ветер дул и дул, а Старик все не падал. И его одинокая, чуть сгорбленная фигура продолжала идти по пустынному шоссе на юг, в Погорельск. Туда, где ему, отныне свободному человеку, пообещали жилье и работу…

Глава 1

– Ты не понимаешь, стрельбан! У нас не было выбора! – вскричал Чегрик. Сейчас он дрожал и от страха, и от холода, поскольку вода, которой комвзвода Мизгирь поливал его из шланга, качалась прямо из скважины.

– Что значит – не было выбора? – удивился Мизгирь, продолжая смывать с пленника грязь и нечистоты. – Тебе что, приставили нож к горлу, когда ты со своими корешами насиловал дочку хозяина бара «Мазутное счастье»?

– Почти так, – закивал Чегрик, начиная стучать зубами. – Приказ б-братьев Дерюжных страшнее ножа. Ослушаешься – они тебя не п-просто под нож пустят. Сначала они вырежут у тебя из б-брюха кишки, а потом заставят их жрать, пока не п-подохнешь… Х-ватит, стрельбан, умоляю! Я уже ч-чистый!

– Сами братья Дерюжные, говоришь, – хмыкнул комвзвода. – Какая, мать твою, неожиданность! И чем бедная девчонка перед ними провинилась?

– Ты что, не в к-курсе? Петька Д-дерюжный втюрился в нее и подбивал к ней к-клинья. А эта недотрога его отшила. И вдобавок оскорбила п-при всех. Вот Дерюга-младший и слетел с к-катушек. Ладно хоть, убивать девчонку не велел – только отыметь ее по п-полной и лицо изуродовать. Д-да нас самих потом с души воротило! Мы даже в з-запой ушли!

– Ты глянь, какие мы чувствительные! А что же вы просто не сбежали, если эта грязная работа пришлась вам не по нутру?

– Куда бежать, м-мужик?! Сам-то п-понял, что сказал? – Чегрик нервозно хихикнул.

Возразить было нечем. Чегрик прав: мерзавцам вроде него убраться из Пропащего Края чрезвычайно трудно. Автобусы и поезда сюда не ходят, а водители нефтевозов таких попутчиков не берут. Разве только Чегрик угнал бы чей-нибудь автомобиль. Да только он решил, что лучше исполнить приказ сильных мира сего, нежели ссориться с ними.

Окатив напоследок ледяной водой пленнику лицо, Мизгирь наконец-то даровал ему пощаду: закрыл вентиль и, отложив шланг, бросил Чегрику обрывок старой простыни. Тот поймал ее трясущимися руками и, закряхтев от удовольствия, взялся растирать свое покрытое тюремными наколками костлявое тело.

– Эхма, тяпнуть бы сейчас бухача, а то продрог я после твоего купания как цуцик, – пожаловался насильник. – Может, плеснешь глоток, а? И сигареткой угости, если не в падлу.

– В городе выпьешь и покуришь, когда туда доберешься, – ответил Мизгирь. После чего бросил к ногам Чегрика застиранную слесарную робу и пару стоптанных ботинок: – Одевайся!

– Так, значит, это… и правда отпускаешь? – Пленник недоверчиво взглянул на выданную ему одежду и обувь.

– Я же сказал: сознаешься в грехах – отпущу, – напомнил комвзвода.

– А моих дружбанов? – Чегрик указал на оставшихся в выгребной яме Кукиша и Махорку. Стоя по колено в зловонной жиже, они прислушивались к тому, что происходило наверху, так как это в равной степени касалось и их.

– Если тоже раскаются, отпущу и их, – пообещал Мизгирь. И, оглянувшись на стоящих позади товарищей, пояснил: – Мы солдаты, а не палачи. С нас хватит и того, что вы неделю просидели в дерьме и жрали дерьмо. Но если кто-то из вас снова попадется нам на глаза, больше пощады не ждите.

– Будь спокоен, стрельбан, мы здесь не задержимся, – заверил его Чегрик. И, натягивая робу, крикнул приятелям: – Все пучком, бродяги! Хорош играть в несознанку! Эти стрельбаны – правильные мужики. Не ерепеньтесь и делайте, как они говорят, усекли?..

– Подождем еще немного, – сказал Мизгирь, посмотрев на часы. Прошло десять минут после того, как насильники обрели свободу и покинули форпост. – Незачем суетиться. Эти трое – не спортсмены, их легкие прокурены, и бегуны из них так себе. Вдобавок они неделю просидели в Гламурной яме на хлебе и воде. Так что дадим им фору.

– Мы и сами давно прокурены и не бегаем трусцой по утрам, командир, – напомнил ему замкомвзвода Кайзер, снаряжая патроны в свой «ремингтон». – В позапрошлый раз загонщики облажались, потеряв «зверя» из виду. Кабы Боржоми не сделал свой удачный выстрел с полукилометра, тот шустрик перебежал бы через шоссе, и поминай как звали. Напомни-ка, что случится, если однажды мы кого-нибудь упустим и братья Дерюжные прознают о нашем охотничьем клубе?

– С братьями как-нибудь договоримся, не впервой, – ответил комвзвода. – Главное, чтобы об этом не прознали хозяева Острога. Пускай «святые» и ярые противники смертной казни, загреметь в их монастырь-колонию до конца своих дней мне не светит.

– Как и мне, командир, – признался Кайзер. – Хотя, готов поспорить, Ледовитый океан придет сюда раньше, чем мы умрем от старости. Поэтому давай выдвигаться. Лучше стрелять мимо, если хочешь дать «зверю» побегать, чем отпускать его слишком далеко.

– Наверное, ты прав, – не стал спорить Мизгирь. И, оглядев охотничью команду, махнул рукой: – Загонщики, вперед! Остальным номерам держать интервал и двигаться в темпе на северо-северо-восток, к шоссе. Короче, все как обычно. Смотрите не подстрелите товарища. Ну а тому, кто сделает первый удачный выстрел, Мурат Антонович презентует традиционную бутылку виски!

– Даю слово, черт бы меня побрал! «Лагавулин» шестнадцатилетней выдержки, если вам, обормотам, это название о чем-то говорит! – подтвердил зычным голосом отставной полковник Горюев – бывший комполка Мизгиря, а ныне хозяин нефтяной компании «Горюев-Север», чьи три буровые станции стояли в окрестностях Погорельска. Включая ту, что носила имя «Гордая» и где служил шефом охраны отставной капитан Мизгирев.

Предложение высокого гостя и почетного члена клуба вызвало гул одобрения. Затарахтели моторы квадроциклов, и загонщики – нынче по жребию ими работали Хан и Горыныч, – рванули пугать «зверье», дабы то бежало в нужную сторону. А охотники растянулись в цепь и быстрым шагом отправились по следам Чегрика, Кукиша и Махорки.

Лишних людей в клуб не брали – только тех, кому доверяли. Из пятнадцати охотников восемь служили когда-то под командованием Горюева, а теперь, как и Мизгирь, охраняли его бизнес в Пропащем Краю. Прочие семеро тоже являлись ветеранами Первой и Второй Уральских войн и тоже стерегли горюевские нефтяные скважины. Стрельбаны – так здесь называли всех, кто нанимался на эту работу. Звучало не слишком почтительно, но никто не обижался. Тем более другие обитатели этих земель – бурилы, мазутчики, бочковозы, чистоплюи, трясуны, коновалы и прочие – носили столь же нелицеприятные прозвища.

Сам Горюев прилетал на спортивном самолете из Китая, стоило Мурату Антоновичу получить весточку, что ему снова выпал шанс расчехлить свою дорогую итальянскую винтовку. Он прилетал один, без друзей, хотя в его теперешнем деловом окружении наверняка хватило бы желающих поучаствовать в этом сафари. Но нет, полковник знал, чем рискует, если сведения о его хобби вдруг просочатся в прессу. И потому не афишировал никому на Юге, с какой на самом деле целью он летает в Пропащий Край.

– Держись рядом, сынок, – наказал комвзвода Илюхе, своему четырнадцатилетнему отпрыску, для которого эта охота была уже второй. – И не мешкай, как в прошлый раз, если будешь четко видеть цель, хорошо?

– Не стану, бать. Обещаю, – кивнул Илюха, прижимая к груди потертый «винторез». Стрелять он умел, но еще робел, когда в прицел его винтовки попадал человек, пускай «зверье» считалось людьми чисто формально.

– Ловлю на слове, – заметил отец. – Считай, что ты подписал со мной контракт.

– Да. Но маме это не понравится, – чуть смущенно добавил сын.

– Не дрейфь. Мама нас поймет, – ответил Мизгирь, правда, без уверенности в голосе. Его жена Альбина знала, чем он и его сослуживцы занимаются время от времени на форпосте. Однако ей было невдомек, что с недавних пор сын тоже ходит на охоту, а не только жарит шашлык и топит баню, как она предполагала.

– А если я сегодня первый возьму «зверя», меня тоже наградят виски? – поинтересовался Илюха.

– Само собой. В клубе все по-честному, – заверил его Мизгирь. Но внес уточнение: – Только эту награду ты получишь, когда тебе исполнится восемнадцать, и не раньше. А до этого дня я сохраню ее у себя в сейфе. Если, конечно, ты не захочешь обменять ее раньше на что-нибудь другое – на то, что тебе позволено.

– На девяносто третий «блэйзер», как у дяди Горыныча?! – блеснув глазами, с надеждой осведомился сын.

– Ишь ты, губу раскатал! – Отец присвистнул. – Да за эту винтовку тебе придется добыть целый ящик виски. Даже у меня такой нет, сам видишь!

Он погладил приклад своего старенького «тигра».

– Вот облом. Значит, про квадроцикл можно и не заикаться?

– Заикнуться можно. Да только ты знаешь, что я тебе отвечу.

– Да уж, помню: вам с мамой такие игрушки не по карману, деньги надо тратить с умом, я у вас в семье не один и все такое.

– Молодец, что не забыл. Теперь дело за малым: вдумайся в смысл этих слов и научись мечтать о чем-нибудь достижимом.

– Эй, парень, как жизнь? Что там с твоей интернет-учебой? – обратился к Илюхе нагнавший их полковник. Капитан мысленно поблагодарил босса за то, что он прервал их разговор, перешедший на неприятную для Мизгиревых тему денег.

– Нормально, Мурат Антонович, – отозвался Илюха и от внимания к нему самого Горюева сразу приосанился. – Год без троек закончил. Только Интернет здесь плохой, с перебоями, но для учебы его хватает.

– Хоть такая связь есть, и то хорошо, – посочувствовал Горюев. – Ничего, к тому времени, когда будешь поступать в институт, вы с семьей переедете на Юг, и ты станешь учиться по-настоящему. Китайский-то зубришь?

– Зубрю помаленьку. Он есть в программе.

– А твой батя?

Илюха растерянно посмотрел на отца.

– Ничего, как только парень свободно заболтает по-китайски, так сразу меня поднатаскает, – отшутился Мизгирь, давая понять, что сам он к переезду на Юг пока всерьез не готовился.

Горюев открыл было рот, собираясь что-то ответить, но не успел. На правом фланге грянул выстрел, а за ним еще один.

– Не слышу доклад! – прокричал Мизгирь в наступившем после стрельбы затишье.

– Первый номер! Не взял! – донесся из-за деревьев голос Малахая, пожилого комвзвода с буровой «Щедрая». – Но подранил. В плечо. «Звери» в полусотне метров впереди, на дне ложбины. Кабы не чертовы деревья, бутылка виски была бы уже моей!