– Это было, – начал доктор, – в 187… году, вскоре после назначения моего друга начальником сыскной полиции. Надо вам сказать, что два последние года перед этим были особенно чреваты зверскими кровавыми происшествиями. Путилин просто с ног сбился. Иногда ночью он посылал за мной.
– Друг мой, мне нужна твоя помощь. Определи, сколько времени, по-твоему, мог жить этот убитый после полученной им раны. Мне это необходимо знать.
Так как Путилин никогда не спрашивал ничего зря, я всегда старался дать ему как можно более точный ответ.
Был февраль. В воздухе уже пахло весной.
Я сидел у Путилина в его служебном кабинете, и мы вели с ним задушевную беседу.
Вдруг в дверь нервно постучали.
– Войдите! – крикнул Путилин. На пороге кабинета стоял старший дежурный агент, взволнованный, бледный.
– Ваше превосходительство, страшные преступления! – заикаясь проговорил он.
– В чем дело? – озабоченно спросил Путилин.
– Сию минуту нам сообщено, что в трех различных районах города найдены три трупа.
– Что же в этом особенно страшного, голубчик? – слегка усмехнулся Путилин.
– Вы не дослушали меня, ваше превосходительство. Дело в том, что все три трупа без головы.
– Как без головы? – привскочил Путилин.
– Так-с. Головы у всех отрезаны. Судя по свежести крови, головы отрезаны совсем недавно и, очевидно, не от трупов, а от живых людей.
Путилина передернуло. Каюсь, и я почувствовал себя нехорошо.
– Вот что, голубчик, сию секунду дайте знать прокурору, судебному следователю и врачу. Я еду сейчас туда. Ты поедешь со мной, Иван Николаевич?
– Что за вопрос? Разумеется… – ответил я.
– Где трупы? – отрывисто спросил Путилин.
– Один – за Нарвской заставой, другой – близ деревни Волково, третий – близ Новодевичьего монастыря.
– Все – окраины… – вырвалось у Путилина.
Только что мы собирались выйти из кабинета, как в дверь послышался новый стук.
– Ну, что еще там? Кто там? Входите!..
Два сторожа бережно внесли объемный ящик, завернутый в черную клеенку.
– Это что? – удивленно спросил Путилин.
– Посылка на ваше имя, ваше превосходительство! – гаркнули сторожа.
– Кто принес?
– Час тому назад доставлена посыльным. Велено доставить в ваши собственные руки.
Путилин сделал досадливый жест рукой.
– Нельзя терять времени… А между тем…
И Иван Дмитриевич выразительно посмотрел на меня.
– Надо вскрыть посылку, – ответил я ему.
– Живо! Живо! Вскрывайте! – отдал он приказание сторожам.
Ловкими привычными руками те распутали бечевки и разрезали черную клеенку. Под ней – грубо отесанный белый деревянный ящик.
Мы все близко подвинулись к нему. Путилин был впереди.
– Подымай крышку! – нетерпеливо бросил он сторожам.
– Ишь ты… как крепко гвоздями приколочена, – ответили сторожа, стараясь ножами поднять крышку таинственного ящика.
Наконец доски отскочили с треском и характерным сухим лязгом сломанных гвоздей.
– С нами крестная сила! – раздался дико испуганный крик отпрянувших от ящика сторожей. – Головы! Головы!!
Путилина тоже словно отшвырнуло назад.
Старший дежурный агент замер на месте. Лицо его было белее полотна.
В ящике на смоченном кровью грубом холсте лежали рядом, одна к другой, три отрезанные головы.
На что уж я, как доктор, привык к всевозможным кровавым ужасам, а тут, поверите ли, при виде этих страшных мертвых мужских голов задрожал, как какая-нибудь нервная барынька.
– Ваше… ваше превосходительство… – первый нарушил столбняк, охвативший всех, здоровенный детина-сторож. – Тут бумага какая-то лежит!
И, бережно сняв с одной из голов лист в четвертинку плохонькой бумаги, смоченный по краям кровью, он протянул ее Путилину.
С дрожью в руках взял это страшное послание Путилин.
– Вы… вы ступайте пока! – отдал он приказ сторожам.
Те, словно радуясь, что могут избежать дальнейшего лицезрения страшных голов, быстро покинули кабинет.
Путилин начал громко читать:
«Посылаем тебе, твое превосходительство, в дар гостинец – три головы. Жалуем тебя этой наградой за твое усердие, с коим ты раскрыл, накрыл и предал шайку "Стеньки Разина". Исполать тебе, мудрый сыщик! А еще скажем, что таких голов получишь ты еще восемь, всего будет одиннадцать. А двенадцатую голову получить тебе уж не придется, потому голова эта будет твоя собственная. Бьет челом тебе А. Г. Г.»
– Недурно! – вырвалось у Путилина.
– Ловко! – вырвалось у меня.
Я быстро подошел к ящику и, схватив одну голову, низко нагнулся, пристально вглядываясь в нее.
– Что ты делаешь? – испуганно спросил меня сыщик.
Я усмехнулся.
– Разве тебе, Иван Дмитриевич, не известно, что порой в зрачках убитого запечатлевается образ убийцы? Зрачки глаз убиваемого воспринимают, как негатив, черты лица убийцы.
Увы! Как я ни бился, я ничего не мог узреть в мертвых, остекленевших глазах. В них застыли только ужас и невыразимое физическое страдание.
– Ну? – с надеждой в голосе спросил меня мой друг.
– Ничего!
– В таком случае едем, не теряя времени… Я принимаю вызов этой страшной банды. Клянусь, что я или первый из восьми сложу свою голову, или раскрою этих чудовищ!..
Петербург был объят паникой.
Весть о том, что появилась какая-то страшная шайка злодеев, обезглавливающих обывателей, моментально облетела приневскую столицу.
Стоустая молва преувеличивала, как это всегда бывает, число жертв, и петербуржцы в ужасе кричали:
– Не выходите из домов! Сидите дома! По ночам бродят ужасные люди-звери! Они нуждаются в теплой человеческой крови. Отрезав голову, они выбирают из тела всю кровь для каких-то особенных целей.
Высшим начальством моему другу Путилину было вежливо, но категорически поставлено на вид, что он обязан как можно скорее раскрыть эти неслыханные злодеяния. «Вы, Путилин, большой талант. Окажитесь на высоте вашего призвания и на этот раз. Население страшно взволновано. Необходимо успокоить общественное мнение».
– Я сделаю все, что в моих силах… – скромно, но твердо ответил Путилин.
Осмотр трупов и местностей, где они были найдены, не дал никаких положительных и интересных результатов.
Районы эти были глухими, кишащими отбросами столичного населения, а трупы – совершенно голые. Моргов тогда у нас не существовало, как не существует и до сих пор. Опознать личности убитых, таким образом, являлось делом далеко не легким.
На ноги было поставлено все: внезапные осмотры всех подозрительных притонов, ночлежек, целая рать опытных сыщиков-агентов дневала и ночевала в разных местах.
Прошло восемь дней. А знаете ли вы, господа, что это были за дни?
Каждый день неукоснительно в сыскное отделение доставлялось по одной свежеотрезанной мертвой голове. Как, каким таинственно-чудесным образом ухитрялись страшные злодеи посылать Путилину «в дар гостинец» эти зловещие презенты, до сих пор осталось нераскрытой тайной.
Теперь Петербург уже не волновался, а прямо замер от ужаса. «Последние времена настали! Близко пришествие Антихриста! Скоро будет светопреставление!»
Я никогда не видал моего друга Путилина в таком состоянии духа, как в эти проклятые дни! Он не говорил ни слова, а по своей привычке все что-то чертил ногтем указательного пальца на бумаге.
– Ваше превосходительство, одиннадцатая голова прибыла!.. – трясясь от ужаса, доложили ему.
Путилин даже бровью не повел.
– Стало быть, дело остается за двенадцатой, то есть за моей?
– Помилуйте, ваше превосходительство, что вы… храни Господь!
В течение этих страшных восьми дней, что прибывали мертвые головы, я сопутствовал великому сыщику во многих его безумно смелых похождениях, иногда с переодеваниями, разумеется.
Особенно любопытными и врезавшимися мне в память являются два: одно – посещение мертвецкой при Н-ской больнице, куда были свезены все обезглавленные трупы и все отрезанные головы, и другое – посещение страшного «Хрустального дворца», о котором я впервые получил представление.
Столичное население было широко оповещено, что все желающие могут в течение целого дня являться в покойницкую больницы для опознания трупов.
Я приехал туда с моим гениальным другом утром. Он распорядился, чтобы у входа в мертвецкую были поставлены сторожа, которые впускали бы посетителей не более одного человека сразу.
Когда мы первый раз вошли в мертвецкую, я невольно вздрогнул, и чувство неприятного холода пронизало все мое существо.
На что уж, кажется, я по моей профессии доктора должен был бы привыкнуть к всевозможным тяжелым картинам, а главное – к трупам, однако, тут, поверите ли, пробрало и меня.
Тяжелый, отвратительный запах мертвечины, вернее, смрадное зловоние разлагающихся тел ударяло в лицо. Казалось, этот страшный запах залезает всюду: и в рот, и в нос, и в уши, и в глаза.
– Бр-р! – с отвращением вырвалось у великого сыщика. – Не особенно приятное помещение. И если принять еще во внимание, что нам придется пробыть здесь несколько часов, а то и весь день.
– Как?! – в ужасе воскликнул я. – Здесь? В этом аду? Но для чего? Что мы будем тут делать?
– Смотреть… наблюдать, – невозмутимо ответил он. – Видишь ли, несколько раз в моей практике приходилось убеждаться, что какая-то таинственная, непреодолимая сила влечет убийц поглядеть на свои жертвы. Вспомни хотя бы страшного горбуна, Квазимодо церкви Спаса на Сенной.
– Но где же мы будем наблюдать? Откуда?
– Для этого мы должны спрятаться, доктор, вот и все.
– Но куда же здесь спрятаться?
– А вот из этих гробов мы устроим великолепное прикрытие, откуда нам будет все видно и слышно.
Я закурил сигару и стал отчаянно ею дымить. Путилин не отнимал от лица платка, надушенного сильными духами. Но разве все это могло заглушить до ужаса резкий трупный запах?
Пока мой друг сооружал нечто вроде высокой баррикады из гробов, я с содроганием глядел на покатые столы мертвецкой.
Какое страшное зрелище, какая душу леденящая картина!
Рядом, близко друг к другу, лежало восемь голых трупов без голов. Все это были сильные, здоровые тела мужчин, но страшно обезображенные предсмертными страданиями-судорогами. Так, у одного трупа были скорчены руки и ноги чуть не в дугу, у другого – пятки были прижаты почти к спине.
Рядом же лежали восемь отрезанных голов.
Эти головы были еще ужаснее трупов! Волосы шевелились на голове…
Точно головы безумного царя Ииуйи, в которые он играл, как в бирюльки.
У большинства глаза были закрыты, но у некоторых открыты, и в них застыло выражение смертельного ужаса и смертельных мук.
Тусклый, хмурый свет из высокого оконца покойницкой падал на эту страшную груду мертвых тел.
– Ну, доктор, пора! Пожалуйте сюда! – пригласил меня великий сыщик.
Поверите ли, я был рад спрятаться даже за такое мрачное «прикрытие», лишь бы только не видеть этого зрелища.
По условному знаку в мертвецкую стали по одному впускать посетителей. Кого тут только не было, в этой пестрой, непрерывно тянущейся ленте публики! Это был живой, крайне разнообразный калейдоскоп столичных типов. Начиная от нищенки и кончая расфранченными барыньками, любительницами, очевидно, сильных ощущений; начиная от последних простолюдинов и кончая денди в блестящих цилиндрах.
Они входили и почти все без исключения в ужасе отшатывались назад, особенно в первый момент.
– О, Господи! – в страхе шептали-шамкали ветхие старушки, творя молитвы и крестя себя дрожащей рукой.
Были и такие посетители обоего пола, которые с громким криком страха сию же секунду вылетали обратно, даже хорошенько еще ничего не разглядев.
С двумя дамами сделалось дурно: с одной – истерика, с другой – обморок. Их обеих подхватил и вывел сторож.
– И чего, дуры, лезут? – недовольно ворчал талантливейший сыщик.
Тут, кстати, не могу не упомянуть об одном водевильном, курьезном эпизоде, столь мало подходящем к этому страшному и мрачному месту.
В мертвецкую вошел какой-то хмурый, понурый мещанин. Он истово перекрестился и только собрался начать лицезрение этой «веселенькой» картины, как вдруг я, наступив на край гробовой крышки, потерял равновесие и грянулся вместе с ней на пол.
Крик ужаса огласил покойницкую.
Мещанин с перекошенным от ужаса лицом вылетел, как пуля, крича не своим голосом:
– Спасите! Спасите! Покойники летят, покойники!
Я быстро, еле удерживаясь от хохота, вскочил и пристроился, как и прежде.
– Это черт знает что такое, доктор! – начал мой друг шепотом строго распекать меня, хотя я отлично видел, что губы его трясутся от сдерживаемого смеха. – Ты, батенька, не Бобчинский, который в «Ревизоре» влетает в комнату вместе с дверью. Эдак ты мне все дело можешь испортить…
Продолжать шепот было невозможно, так как в это царство ужаса вошла новая посетительница.
Меня несколько удивило то обстоятельство, что, войдя, она не перекрестилась, как делали это все, а без тени страха и какого-либо смущения решительно подошла к трупам и головам.
Она стояла к нам вполоборота, так что мне был виден профиль ее лица.
Этот профиль был поразительно красив, как красива была и вся ее роскошная фигура с высокой грудью. Среднего роста, одета она была в щегольской драповый полудипломат, в белом шелковом платке на голове.
Она несколько секунд простояла молча, не сводя взора с трупов и голов, потом вдруг быстрым движением схватила одну из голов и приставила к обезглавленному туловищу.
Затем через несколько секунд она так же быстро сдернула мертвую голову и, положив ее на прежнее место, пошла к выходу.
Лишь только успела она перешагнуть порог, как Путилин быстрее молнии выскочил из своей мрачной засады, бросился к двери и закрыл ее на задвижку.
– Скорее, доктор, помоги мне расставить гробы на их прежнее место.
Я стал помогать ему.
– Ну, а теперь быстро в путь!
Он высоко поднял воротник шубы, так что лицо его не стало видно, и, отдернув задвижку, вышел из покойницкой.
– А как же ты врешь, что поодиночке пускают? – напустилась на сторожа вереница посетителей. – А их вон там трое было.
Путилин быстро шел больничным двором, направляясь к воротам. Я еле поспевал за ним.
Впереди мелькал белый платок.
– Чуть-чуть потише, – шепнул мне великий сыщик.
Когда платок скрылся в воротах, мы опять прибавили шагу и вскоре вышли на тротуар Третьего проспекта.
О проекте
О подписке