Эту историю мне рассказал один мой приятель. Как-то раз в субботу вечером решили мы с друзьями в русской баньке попариться, и сняли вчетвером, часика на три (для начала) баню в ближайшем пригороде. Сначала, как водится, решили кроме кваса и минеральной воды ничего не брать. Потом подумали, посоветовались и заменили квас пивом, минералку водкой.

Уже в раздевалке, у Андрюхи – будущего рассказчика, я заметил на плече свежую татуировку в форме и разъярённого быка. Естественно, я поинтересовался, откуда такое неожиданное влечение к этому животному. Но Андрюха к проявленному интересу отнёсся прохладно и как-то подозрительно недружелюбно. На вопросы остальных, зачем ему эта татуха, он неохотно буркнул что-то вроде: «я имею на неё право», и больше к нему никто не приставал.

Однако мину через сорок, когда поставили под стол вторую бутылку из-под водки, а сверху залили парой пива, Андрюха сам начал:

– А хотите знать, откуда у меня эта татуировка? – он шлепнул себя по плечу.

– Да, – ответили мы хором.

– Ну, тогда слушайте…

Андрюха парень деревенский, в городе живёт лет как пятнадцать, не больше. До этого жил в деревне Кнубрь. Есть такая деревенька, названа в честь одноимённой речушки, протекающей рядом. Если глядеть по карте, то деревня эта от города находится совсем недалеко, причём между двух весьма оживлённых трасс. Но расположена она так неудобно, что добираться до неё сущий ад. Автобус туда не ходит, ближайшая остановка проходящего автобуса в семи километрах от деревни, а дорога до деревни грунтовая – одни ухабы и выбоины; а после дождя, а также весной и осенью – грязь непролазная. И так эта маленькая деревушка своей обособленность и отдалённостью от цивилизации известна стала, что по всей Орловской области, когда хотят сказать об отдалённости и труднодоступности какого-то места, говорят не «у чёрта на куличках», а «в конубрях» (лишняя буква добавляется для облегчения произношения).

В общем, живёт в этой деревне Андрюхин родной дядька по матери – Павел Петрович. В деревне все зовут его Петрович. Весёлый мужик, если верить Андрюхе, шебутной. Крёстный его, кстати. Так вот поехал этим летом Андрюха к дядьке, отдохнуть на природе. Гостинцев из города взял разных; Петровичу, естественно, табака рассыпного для трубки и кой-чего из алкоголя. Тут как раз по случаю, кто-то в городе продавал дорогой алкоголь по очень умеренным ценам. Есть, конечно, подозрение, что дорогими были только этикетки на бутылках, а сам алкоголь стоил тех денег, что за него просили, но никто им не травился (Андрюха проверял неоднократно), товар имел вид презентабельный, в Кнубрях про цены никто не знал, поэтому для подарка Петровичу вполне годился. Как оказалось, не просто годился.

– О-! – восклицал Петрович, – ставя на стол прямоугольную литровую бутылку, – Вот это угодил дядьке, так угодил. Написано-то по ненашему: ру… рум»…

– Это ром, дядь Паш, – вставил Андрюха, довольно улыбаясь, – кубинский.

– Что? Кубинский? С самой Кубы, от Фиделя? – всполошился Петрович, – Етишь твою через коромысло! Вот ты молодец, Андрюха, ничего для дядьки не жалко. Понял, Михалыч, какой у меня пленник! Во-о…

Михалыч, сосед Петровича, сидел за столом вместе со всеми, во дворе под навесом, и внимательно следил за манипуляциями хозяина дома.

– Так, а это что у нас? Те… те… ни хрена не разберу эти каракули…

– Дядь Паш, это текила – мексиканская водка на кактусах, – пояснял Андрюха, всё надуваясь и надуваясь от гордости, словно индюк.

– Ох, едрить твою… – взмахнул руками Петрович, – Ты слышал, Михалыч, из Мексики, на кактусах…

Была ещё бутылка чиваса и шотландского виски. Петрович не уставая хвалил напитки и племянника. Он откинулся на стуле, набил трубку немецким трубочным табаком, затянулся.

– Хорош табак, ничего не скажешь. Не махра, конечно, советская, но тоже ничего, – он выпустил струю дыма, – А что, неужто виски, и взаправду, из Шотландии?

– А тебе больше поговорить с племянником не о чем, только об водке… – вставила тётя Таня – жена дяди Паши, развешивая рядом бельё.

– Ты, женщина, ничего не понимаешь, – спокойно отвечал Петрович, – во-первых, водки здесь нет. Есть ром, есть те… эта как её… текил, чибас, виски…

– Всё одно, – тётя Таня вытерла о фартук руки и взяла пустой таз, – лишь бы нажраться.

– Во-вторых, после трудовой недели, в субботу, да ещё с племянником, которого полгода не видел, выпить самое милое дело.

– Выпить да, но не нажраться как свиньи.

– И, в-третьих, Танюха, хватит нудеть, неси закуску на стол.

– Вот стирать закончила, сейчас готовить буду.

– Готовить потом, – Петрович махнул рукой, – неси, то, что готовить не надо: огурцы, помидоры, сало, капусту квашеную…

– Ага, Андрейка с дороги, голодный, а ты говоришь капусту квашеную.

– Тёть Тань, да не голодный я, правда, – замахал руками Андрюха, – Как следует, потом поедим, все вместе. Что Вы будете из-за меня наготавливать. Дядя Паша прав, сальца, да капустки квашеной, под хорошую выпивку в хорошей компании в самый раз будет.

Тут забрехал пёс, калитка открылась, вошла Матрёна – жена Михалыча, в руке она несла свёрток.

– Чевой-то ты несёшь? – осведомилась Татьяна.

– Дык, мой сказал, тут у вас… здравствуй, Андрейка…

– Здрастье, тёть Матрёна.

– … пиршество какое-то намечается, вот закуски принесла: грибков беленьких маринованных баночку, тушёночки свойской, да сыру козьего; ты ж знаешь, я коз недавно завела.

– А, это ты к месту, пошли в дом, поможешь мне в подпол слазить.

– Так, – Петрович отложил трубку и потёр руки, – пока бабы стол накроют, мы начнём. Только вот с чего?

– Без закуски? – подал голос Михалыч.

– А то впервой! – всплеснул руками хозяин дома.

– Не ну то когда нет, а то… – Михалыч умолк.