© Perrin, un département d’Edi8, 2007

© Roland de la Poype, Jean-Charles Stasi, 2007

© Павловская O.A., перевод на русский язык, 2018

© ООО «Яуза-катал от», 2018

Предисловие

В начале 1942 года генерал де Голль принял решение отправить французскую истребительную эскадрилью сражаться вместе с советскими войсками против немцев. Помимо стратегического, у этого решения был и политический аспект: речь шла о необходимости обеспечить присутствие «Свободной Франции» на всем театре военных действий.

Осуществить план оказалось сложнее, чем можно было ожидать: пришлось не только добиваться согласия от несговорчивых британцев, которым не слишком-то хотелось отпускать летчиков, обученных на их авиабазах, но и параллельно преодолевать бюрократические препоны со стороны советского руководства.

Лишь в конце года авиационное подразделение «Нормандия» добралось до СССР. В его составе было около шестидесяти добровольцев, и среди них пятнадцать пилотов. Последние прибыли из Алжира, с Ближнего Востока, а также из Великобритании, как Ролан де ла Пуап, заскучавший к тому времени в 602-й эскадрилье Королевских военно-воздушных сил, где он служил с начала 1942 года.

Едва попав на фронт весной 1943-го, «Нормандия» очень быстро открыла счет не только победам, но и погибшим, в числе которых значился и ее командир Жан Тюлан. Представители советского Генштаба, наблюдая, как и без того малочисленное подразделение тает на глазах, в конце концов стукнули кулаком по столу, призывая бесстрашных французов умерить пыл. Для Сталина был чрезвычайно важен крошечный, но блистательный символ франко-советской дружбы, он не мог позволить «Нормандии» сгинуть в боях с «мессершмиттами» Me-109 и «фокке-вульфами» FW-190, численно превосходившими ее в сотню раз.

В итоге за несколько месяцев авиаподразделение было усилено настолько, что получился полноценный истребительный полк из четырех эскадрилий, чьей главной особенностью стал личный состав, набранный из пилотов одной национальности и технического персонала другой.

Летом 1944 года «Нормандия» прекрасно проявила себя в титанической битве на реке Неман и удостоилась от Сталина нового названия: «Нормандия – Неман». Так родилась легенда, основанная на подлинных свидетельствах о воинской доблести, шумных пирушках и настоящем героизме. Даже сейчас, спустя шестьдесят лет, еще жива память о самопожертвовании капитана де Сена – этот летчик предпочел разбиться на своем горящем самолете, потому что вместе с ним на борту находился механик, у которого не было парашюта. Быль о французском аристократе и волжском крестьянине передавалась из уст в уста и до сих пор входит в учебную программу российских школ.

Мне было всего полгода, когда отец погиб на фронте, заплатив таким образом ценой своей жизни за выбор, сделанный незадолго до этого – встать в ряды тех, кто сражался с нацистской идеологией. Вслед за отцом пропал без вести его младший брат, летчик-истребитель. Еще один брат, Константин, уцелел. От него я и узнал о Ролане де ла Пуапе. Они с Константином оба служили в «Нормандии – Неман» и сразу сделались закадычными друзьями.

Я был слишком мал, чтобы запомнить войну, но мое детство прошло под гул моторов военных самолетов, и не каких-нибудь там, а «яков» из «Нормандии – Неман». Тогда я еще не знал, что одному из них суждено закончить свою карьеру в Музее авиации и космонавтики.

В юности меня завораживали эпические повествования Константина, Ролана и других летчиков из полка, ставшего легендарным для всех влюбленных в авиацию. А еще он стал истинным примером фронтового братства, которое не сумели разрушить никакие превратности истории.

Каждому нужен идеал, духовный отец, и своим я без всяких сомнений могу назвать Ролана де ла Пуапа со всеми его качествами. Смелый, энергичный, изобретательный, жаждавший новых открытий, он умел быть серьезным, но никогда не принимал всерьез самого себя… Ему удавалось все, за что бы он ни брался, – от берленго «Доп» до «Маринленда» и «Мегари»^[1].

Однако самым значительным событием в его жизни осталась служба в «Нормандии – Неман» – приключение, о котором Ролан де ла Пуап так увлекательно поведал в этой книге и которое на деле потребовало от него самого и от его соратников героизма и самоотверженности: каждый второй француз из авиаполка не вернулся домой.

Жерар Фельдзер,

директор Музея авиации и космонавтики (Париж), член Национальной академии авиации и космонавтики, почетный председатель Аэроклуба Франции

ПЯТЬ ЛЕТ ПУТЕШЕСТВИЙ  С КОНТИНЕНТА НА КОНТИНЕНТ

1 – учеба в летной школе города Анже с сентября 1939-го по март 1940 г.;

2 – 16 марта 1940 г. перевод в Этамп, в военное училище летчиков-истребителей;

3 – Ла-Рошель;

4 – 23 июня 1940 г. отплытие в Англию из порта Сен-Жан-де-Люз на борту «Эттрика»;

5 – прибытие в Плимут 26 июня 1940 г. (первый период пребывания в Великобритании с июня по август 1940 г.);

6 – начало дакарской экспедиции, отплытие в Африку на «Пеннланде» 31 августа;

7 – прибытие во Фритаун (Сьерра-Леоне) 13 сентября 1940 г.;

8 – прибытие в Дакар (Сенегал) 23 сентября 1940 г.;

9 – прибытие в Дуалу (Камерун) 7 октября 1940 г., участие в операциях на территории Габона до середины ноября 1940 г.;

10 – возвращение в Англию в декабре 1940 г. (второй период пребывания там с декабря 1940-го по август 1942 г.);

11 – отплытие из Гринока (Шотландия) в Африку на борту «Горной принцессы»;

12 – прибытие в Лагос (Нигерия) 19 сентября 1942 г.

13 – Каир;

14 – Райак (Ливан) в долине Бекаа; формирование истребительной группы «Нормандия»;

15 – Багдад;

16 – Тегеран;

17 – Баку;

18 – Астрахань;

19 – Иваново. База переподготовки истребительной группы «Нормандия» с декабря 1942-го по март 1943 г.

ПЕРВАЯ КАМПАНИЯ: МАРТ-НОЯБРЬ 1943 г.

20 – авиабаза в Туле. Отдых, пополнение личного состава и подготовка новых летчиков «Нормандии» с ноября 1943-го по май 1944 г.

ВТОРАЯ КАМПАНИЯ: МАЙ-НОЯБРЬ 1944 г.

ТРЕТЬЯ КАМПАНИЯ: ЯНВАРЬ-МАЙ 1945 г.

21 – триумфальное прибытие в Ле-Бурже.

ТРИ ВОЕННЫЕ КАМПАНИИ «НОРМАНДИИ – НЕМАН»

Часть первая
Некий генерал де Голль бросает клич

1
Очень скромные поляки

Утром 23 июня 1940 года в порту Сен-Жан-де-Люз полным ходом идет посадка. День выдался ненастный, на море неспокойно. Польские солдаты, выстроившись в долгие вереницы, ждут своей очереди прыгнуть в шлюпки, которые курсируют между пристанью и кораблями на якорной стоянке. Здесь собрались тысячи поляков, отхлынувшие на юго-запад под сокрушительными ударами германской армии – ничто не может ее остановить ни на земле, ни в воздухе с 10 мая, с того дня, когда она начала наступление на Францию, Люксембург, Бельгию и Нидерланды.

За процедурой посадки присматривает жандармерия, но никто из стражей порядка не замечает горстку французских летчиков, затесавшихся среди поляков.

Мы молчим, чтобы не привлекать к себе внимания. Я в широкой солдатской шинели, надетой поверх темно-синей летной формы, и в берете с польской кокардой благополучно прохожу контроль вместе со своими товарищами из училища летчиков-истребителей в Этампе. Мне почти двадцать лет.

За несколько дней до этого человек пятнадцать с нашего курса решили отправиться в Англию – кто-то из ребят услышал по радио, как некий де Голль бросил клич. Мы были в Собриге, в тридцати километрах к северу от Байонны, когда этот временно назначенный бригадный генерал, мало кому в ту пору известный – большинство из нас понятия не имели, что он успел недолго побыть заместителем военного министра Франции, – призвал собраться по ту сторону Ла-Манша всех тех, кто хочет продолжить борьбу: пехотинцев, артиллеристов, моряков и летчиков.

Месяцем раньше бомбардировки люфтваффе вынудили нас покинуть городок Этамп, куда мы прибыли 16 марта из летной школы в Анже. Там, в Этампе, и состоялось мое боевое крещение. Крещение огнем, а вернее сказать… картошкой. Дело в том, что однажды бомба угодила в овощехранилище, где наши парни, схлопотавшие наряды вне очереди, с утра до вечера чистили картошку. Поначалу мы думали, что это брызнула в разные стороны шрапнель, а потом чуть не лопнули со смеху, когда поняли, что физиономии у всех облеплены картофельными ошметками.

Первым этапом нашего жалкого отступления стал Анжервиль в департаменте Сена-и-Уаза (ныне Эсон). Курсантов разместили на мельнице – мы провели там целую неделю, спали прямо на мешках с зерном. Французский генштаб, со времен Великой войны^[2] свято хранивший уверенность в себе, мог предвидеть все что угодно, кроме столь стремительного разгрома со стороны танковых дивизий и авиации врага.

Из Анжервиля мы дошли до самой Ла-Рошели и продолжили обучение в местечке Лалё – на огромном поле, где даже не было ангаров. Та первая весна в нашей карьере летчиков-истребителей, весна, пронизанная солнцем и напоенная благоуханием цветов, могла бы заставить нас позабыть о войне, но, едва освоившись с моделью «Девуатин-500» в полетах над океаном, мы стали свидетелями печального зрелища: у нас на глазах при входе в порт затонул «Шамплен». Этот корабль нес ценный груз для французской авиации – «Кёртис Р-40», присланные американцами. К счастью, другой авианосец, «Ле Грасс», тоже с американскими истребителями на борту, все-таки сумел бросить якорь, а затем снова выйти в море до прилета немцев.

В Ла-Рошели мы провели недели две и получили приказ об эвакуации на базу в Казо и в Биарриц.

Чем дальше мы продвигались на юг, тем чаще встречали на дорогах беженцев – лошади тащили разномастные телеги, за ними брели оборванные, растрепанные люди, катились машины, навьюченные чемоданами, матрасами, баками с горючим. Беженцы шли не только с французского севера – еще из Бельгии и отовсюду, где земли были опустошены смертоносными рейдами «штук»^[3]. Мы видели французские самолеты, возвращавшиеся с линии фронта – «Поте-63», «Бреге-500», – последние из авиаподразделений, разгромленных одно за другим.

Война догоняла нас, и она не имела ничего общего с героическими рассказами о рыцарских поединках в небе Франции, вдохновлявшими нас в детстве.

Правительство Поля Рейно 14 июня эвакуировалось из Тура в Бордо; 16-го немцы перешли Луару в районе Сомюра, а в полдень 17-го маршал Петен, новый глава французского совета министров, обратился по радио к гражданам страны с известием о том, что начаты мирные переговоры с Германией.

Наша судьба решилась вечером 20 июня в скромной гостинице в Собриге. За бутылкой шампанского – как нам подумалось тогда, она останется на долгие годы последней распитой на родине, – мы поклялись друг другу, что никогда не пополним ряды военнопленных, бесконечные колонны которых уже заполнили пути-дороги побежденной Франции.

Все мы были однокашниками, из выпуска, окрещенного нашим командиром в минуту гнева «выпуск Z». А разгневался он в один достопамятный февральский день 1940 года, когда мы устроили грандиозную гулянку на улицах Анже.

В тот день, получив заветные значки – два золоченых крыла на лавровом венке со звездой, – мы по традиции отправились отмечать это событие в большой ресторан под названием Welcome в самом центре города и вышли оттуда через несколько часов изрядно навеселе. Богатое разнообразие вин подняло нам настроение и боевой дух настолько, что мы лихо прокатили по улицам пустые бочки и сбросили их в реку Мен, а попутно оторвали вывеску в виде поросенка с лавки колбасника и приколотили ее на дверь какой-то повивальной бабки. Этот искрометный и блистательный во всех отношениях марш-бросок через спящий город сопровождался взрывами петард и сверканием бенгальских огней, в итоге до летной школы мы добрались уже под конвоем жандармов.

Просыпаться на следующее утро было мучительно. Едва продрав глаза и обнаружив, что голова еще гудит от вчерашних возлияний, мы получили приказ надеть парадную форму с белыми перчатками и немедленно явиться на построение, а вытянувшись по стойке «смирно» на стылом воздухе, тем зимним утром получили самую безжалостную выволочку с тех пор, как вступили в армию.

«Отныне вы для меня не товарищи, не соратники, которыми должны были стать, а распропащее хулиганьё! С этого дня в течение месяца вы на казарменном положении, никаких увольнительных и посетителей! Будете нести караул вместо резервистов, и все без исключения наряды вне очереди – ваши! Кроме того, под угрозой ареста вам запрещается разговаривать с первокурсниками. А что до вас, для меня вы теперь последние из последних. Так и стану вас называть – выпуск Z! Вольно, разойдись!»

Начальник школы и сам не догадывался, насколько он прав. Сказал как в воду глядел: через три месяца наступление немецкой армии положило конец существованию летной школы в Анже, и выпуск Z, обозначенный последней буквой алфавита, действительно стал последним.

В списке выпускников я оказался третьим – мое имя стояло сразу после Жана Маридора и Рафаэля Ломбера, что немало меня удивило. Возможно, в пилотировании я и добился таких успехов, что мог считаться третьим по мастерству, но вот в военной подготовке и в дисциплине мои достижения были куда скромнее…

Решение покинуть Францию далось нам нелегко и стало результатом бурных споров. Мы прекрасно понимали, что в глазах командования будем выглядеть дезертирами, да и сами не испытывали желания бросать свою страну в такое тяжелое время. Но мы были летчиками-истребителями, нас готовили для боевых подразделений. Теперь перед нами открывались только два пути: либо мы останемся, не представляя, какая судьба уготована всем нам в оккупированном государстве, либо воспользуемся шансом продолжить борьбу под предводительством де Голля, вместо того чтобы глупейшим образом оказаться в плену, даже не побывав в бою.

Дух приключений, конечно, тоже не дремал. Все мы родились вскоре после окончания Великой войны и с детства были наслышаны о подвигах первых летчиков-истребителей – Фонка, Ненжессера, Гинемера (я читал о них в книгах Анри Бордо), и о героических приключениях пилотов «Аэропосталь» – Гийоме и особенно Мермоза, всенародного любимца^[4].

Поначалу я надеялся выбраться из Франции по воздуху. Мы с моим другом Шарлем Энгольдом и еще несколькими парнями решили вернуться в Казо и угнать самолет. Но на месте выяснилось, что план не сработает: все до единого самолеты уже покинули базу, взяв курс на Северную Африку. Волей-неволей пришлось возвращаться в наш лагерь в Собриге после 36-часового самовольного отсутствия. Для осуществления задуманного у нас теперь был только один путь – морской.

По счастью, после нашего возвращения в Собриг прилетела весть о том, что два корабля стоят на рейде у порта Сен-Жан-де-Люз и вскоре отплывут в Великобританию с остатками разбитой польской армии, той самой, чей генеральный штаб прошлой осенью разместился в Анже вместе со своим беглым правительством, которое возглавлял генерал Сикорски.