«Я – всего лишь уцелевший осколок разбитой жизни. От всех нас остались одни лишь осколки. Никто из нас больше не будет прежним».Они оба были осколками. Острыми, обагрёнными кровью. Фитц молча слушал сбивчивые рассказы Шута о его странствиях с одной лишь только целью: дать другу выговориться и выплакаться. «Белые! Белые! Белые! Ах, Шут...», – ворковала Пеструха, прижимаясь клювом к его обезображенной щеке, и как же её понимаешь, ибо эти страницы буквально вопили о невыносимой боли, настолько она была ощутимой. Пока Изменяющий жил спокойной жизнью, Белый Пророк вернулся туда, где его не могло ждать ничего хорошего, и то, что там с ним сотворили... Неоднократно драконы этой саги изумлялись тому, что люди вытворяют друг с другом. Для чего, вопрошали они? Зачем вы мучаете себе подобных? Откуда в вас эта тяга к насилию? То, что этими вопросами задавались столь могущественные и эгоистичные создания, говорит о многом. Шута пытали медленно, толково, аккуратно. Всю его золотую красоту превратили в кровавые ошмётки, и за этим ужасным действом наблюдали другие люди, кто-то дрожа от страха, кто-то – от наслаждения, но они сидели, сидели и смотрели. Он это чувствовал. Они лишили его зрения, но он чувствовал их взгляды, они преследовали его в кошмарах. «Всё хорошо. Ты здесь, со мной. Они больше не смогут сделать тебе больно. Ты в безопасности. О, Шут, здесь тебе ничего не грозит. Здесь ты – Любимый». Любимый... Сложно сказать, кем эти двое приходятся друг другу, и сложно не в плане непонятности – это-то как раз понятно, – сложно потому, что просто не хватает слов. «Ты, я и Ночной Волк. Мы были одним. Мы всегда были одно». Как и прежде, они о многом умалчивали, иногда лгали, порой ссорились, но вот эта их связь никуда не делась. И были посиделки, были подтрунивания, было взаимопонимание, и пусть над ними тем временем и нависало грозовое облако, грозящее вот-вот затянуть их в бездну отчаяния, то, что они снова были вместе, дарило пусть и смутную, но радость. Момент, когда Шут звонко рассмеялся, рассмеялся по-настоящему, впервые за очень долгое время, был знаковым, реакция Фитца на слова о дочери и правда была презабавной («Дур-рак! Фитц – дур-рак!», – Пеструха дельные вещи говорит). А потом поводов для смеха больше не осталось. Ничего не осталось, ни надежд, ни мечт, ни счастья. Ничего, кроме желания отомстить.
«Я вцепился в свой гнев и свой страх изо всех сил – словно схватился голой рукой за острое лезвие. Собери свою боль и скорми её злости». Изнасилованные женщины, убитые мужчины, сожжённые лошади. Всё разрушено, осквернено, разграблено. Бродя вместе с Фитцем по опустошённому Ивовому лесу, чувствуешь его отчаяние, которое немногим позже переросло в ярость. Пчёлка тоже пыталась перевести страх в злость. «Белое, белые, белое... Вокруг было столько белого!». То, через что пришлось пройти ребёнку, ужасает. Угрозы, издевательства, удары – и всё ради чего? Четверых волнует лишь собственное благополучие, и если для достижения цели нужно будет, допустим, истребить драконов или уничтожить народ, что ж, так тому и быть, таков Путь, по которому они и будут пытаться вести всех остальных. Что уж говорить про одного ребёнка... «Проснись, волчонок! Сражайся». То, что Ночной Волк оставил Фитца и стал помогать Пчёлке, раз за разом вызывало бурю эмоций, это было так... правильно, потому что он просто не мог поступить иначе. И волчонок сражался. Он был маленьким и слабым, его запугивали и избивали, но он рычал и показывал когти, он не сдавался, пусть ему и снились пророческие сны, пусть его и раздирало желание сделать окончательный выбор. Выбор... Каждый делает свой собственный выбор. Отец собрался идти мстить за свою дочь и его понимаешь. Но остальные ведь тоже мстили. Канцлер, желающий отомстить обидчикам и вернуть власть. Лингстра, мстившая за свою обожаемую госпожу и грезившая о признании. Когда Фитц откинул все маски и стал тем, кем он был на самом деле, то есть убийцей и волком, чувствуешь жгучее ликование. «Красный снег!». Выслушивать речи этих мерзких негодяев, которые так и не поняли, а что, собственно, они сделали не так, было тяжело. Они изнасиловали женщин и детей, наслаждаясь их страхом и болью, они убили беззащитных конюхов, не давая даже им прийти в себя, но когда они сами оказались в тисках хищника, то начали вопить о какой-то там мужской чести. Честь?.. Волка это в равной степени позабавило и разъярило, и случилось то, что должно было случиться. Было ли их жаль? Нисколько. Но месть ведь на этом не закончится. «Кровью за кровь и болью за боль». Под конец чувствуешь лишь одно: опустошение. Потому что никогда, никогда это не закончится... Никогда.
«Я помню Сумеречного Волка. Я знала, что он будет преследовать любого, кто тронет кого-нибудь из его стаи. Я знала, что ты снова превратишься в него», – думается, в глубине души он тоже знал, что рано или поздно это случится, и потому-то и игнорировал все разбросанные зёрна правды, убеждая самого себя, что всё изменилось. Ничего не изменилось. Даже когда случилось то, о чём он тайно грезил с ранних лет, всё осталось по-прежнему. Фитц Чивэл Видящий. Не бастард, не убийца, не шпион, а принц, признанный и уважаемый. Песня Старлинг, венец Верити, поддержка семьи... Казалось бы, вот оно, долгожданное, но когда схлынули первые эмоции, осталась пустота. «Быть Фитцем никогда не доставляло мне особой радости». Кто он теперь? Каждый из его близких знал лишь одну его сторону и судил по ней же, сам же он теперь в принципе не понимал, для чего ему жить дальше. И опять в его сторону летели обвинения: «Я же говорил тебе! И смотри, что ты натворил! Смотри!», – и вот эти слова, такие страшные слова, заставляли мою кровь кипеть, обвиняемый же... соглашался. В сцене, когда он, вернувшись в замок, шёл к королю как на суд, просто всё. Он даже на миг не подумал, что семья хочет поддержать его в горе, нет, он считал, что его чуть ли не казнить будут. «В окружении всей моей семьи я чувствовал себя одиноким как никогда». Если судить по тем же меркам, были виноваты и все остальные, тот же Чейд должен был в первую очередь кричать на самого себя, ибо из-за его любви к тайнам его дочь и сын перешли черту. На деле же виноваты были не они, были виноваты те, кто пролил кровь и учинил насилие, виноваты всегда преступники, а не жертвы. Было что-то глубоко трогательное в том, что Фитцу просто-напросто не дали отправиться в путь в одиночку. Смелый Пер, верный Лант, умелая Спарк, хитрая Пеструха и, конечно же, дорогой Шут, они в прямом смысле этого слова свалились ему на голову, что вызвало у него сначала ярость, затем – смех, а потом... То было не облегчение, нет. Возможно, признательность. Вечный одиночка, огородивший себя высокими стенами после смерти хвостатого напарника, наконец-то не один. Ночного Волка такая компания привела бы в восторг, я уверена. «Шут был рядом, живой, хоть и невыносимо глупый. И на краткое мгновение я испытал чистую волчью радость наслаждения тем, что есть».
Вот и наступило то самое “сейчас”. Все нити начали сплетаться в одной-единственной точке, развязка близка, что одновременно волнует и страшит, и когда за Янтарь и Спарк по улицам Кельсингры помчалась разгневанная и вопящая Хеби (сравнение бегущей драконицы с неуклюжей коровой рассмешило, потому что... да), я испытала бурный восторг, ибо вот, вот оно, сошлось! И сошлось во всех смыслах этого слова, ибо та же связь меж двумя стала более понятной: «Так капитан становится единым существом со своим живым кораблём, а дракон – со своим Элдерлингом», – так и они, они и волк, они одно. В какой же восторг меня приводят подобные истории, когда повествование длинное и запутанное, но при этом с огромным количеством разбросанных тут и там намёков, и как же приятно теперь подходить к финалу с пониманием многих особенностей этого огромного мира. Эту часть временами было морально тяжело читать, уж больно много боли, но опять же, такая вот рефлексия героев мне не чужда, напротив, благодаря их переживаниям привязываешься к ним ещё сильнее, настолько они настоящие. Сегодня утром, посматривая на следующий том, который уже дожидается меня, маня своей великолепной обложкой, под которой скрывается столько желанных страниц, я пробормотала, что не думаю, что моё сердце это выдержит, ибо есть понимание того, что там меня ждёт... Но, как верно сказал Шут, «Я уже мало что знаю наверняка, Фитц. Я почти ни в чём не уверен, но я верю в тебя». Я тоже в него верю, в него и всех остальных. Потому что Четверо благодаря своим козням могут многое предвидеть, это так, но в силу своих жестокосердных сердец, в которых есть место только самолюбию и ненависти, они даже подумать не могут о том, что маленького ребёнка будут защищать дракон («Как волк помог моему детёнышу, так я помогу его волчонку», – ах, Верити, добрый дядюшка-дракон) и волк («Я здесь, я всегда с тобой», – и даже смерть для Ночного Волка не преграда, он всё равно со своей стаей), а Белый Пророк и его Изменяющий... нет, не так. «Я хотел, чтобы ты был моим. Не просто моим Изменяющим. Моим другом». Только так – Любимый и Фитц. Я не знаю, какая концовка будет у этой истории. Я понимаю, что при любом исходе будет невыносимо печально. Но я верю в этих героев – и это главное. Я готова.
«Нет никаких дорог в будущее. Есть только сейчас. Сейчас – это единственная дорога».