Отзывы на книги автора «Роберто Боланьо»

сегодня я, наконец, закончила "2666" роберто боланьо. это роман титанических объёмов и амбиций, который я читала почти четыре месяца (в былые времена я бы, наверное, управилась с ним за месяц, но сейчас я работаю 70 часов в неделю, извините), так что быстренько передать свои впечатления в коротенькой рецензии не получится. то, что я сейчас пишу - это не "отзыв", а разрозненные заметки по поводу (добавь к себе на стену, чтобы не потерять).
1. "часть об арчимбольди" это зебальд, который напрочь уделывает зебальда. впрочем, вы наверняка помните о моей скорее-нелюбви к писателю зебальду, творчество которого, по-моему, граничит с каким-то -porn (history porn? memory porn? красивые-черно-белые-ретро-картинки-porn?). очень обрадовалась, когда узнала, что марк фишер тоже его не любил, хаха.
2. "2666" и "бесконечная шутка". стыдная часть, потому что нынче среди продвинутых читатель_ниц д. ф. уоллеса принято не любить. (отругала зебальда? получай, ннна). а я люблю, точнее, люблю именно "бесконечную шутку". так вот у меня с первых страниц появилось ощущение, что "2666" - одна из самых внутренне ПОХОЖИХ на "бесконечную шутку" книг, которые я читала. дело не в размерах, конечно (хотя я про размеры напишу чуть ниже). во-первых, один из приемов, которые любят и боланьо, и уоллес - это небольшие вставные истории или, скорее, ответвления-тупики, которые материализуются, когда автор как будто бы случайно съезжает с основной темы; притчеобразные, но с темной, непрозрачной моралью (если таковая вообще есть). вообще-то если бы мне сказали, что это книга, в которой много "вставных историй", я бы вряд ли стала ее читать. но я сейчас говорю не о том, что называется play within a play, а скорее о dream within a dream или случайно образовавшихся пузырях альтернативной реальности, никуда не ведущих дверях. но это про форму (хотя - вот где можно поговорить о размерах - автор_ки, пишущие коротко и сжато, вряд ли стали бы на такое размениваться). вторую вещь я смогла сформулировать только сейчас, когда полезла читать рецензии. рецензия, на гудридсе, была отрицательная, но в ней было приведена ссылка на (тоже отрицательную, но тем не менее проницательную) рецензию джайлза харви с довольно метким комментарием про боланьовский "drive toward failure". как вы, может быть, уже знаете (если иногда заглядываете в мой профиль), мой любимый текст про "бесконечную шутку" - вот этот, показывающий, что она буквально пронизана образами замкнутого круга, vicious circle, дурной бесконечности (от вращающихся дверей и круговорота смертей и рождений в Том Самом Видео до "кольцевого синтеза" энергии, на котором работает вся машинерия вымышленной Северной Америки). для автора эссе основной сюжет "бесконечной шутки" - это бесконечная (и неизменно разочаровывающая) погоня за недостижимым объектом желания и/или ужаса где-то между этой и той сторонами принципа удовольствия. в отличие от героев уоллеса, чей drive toward failure приводится в действие травмой или нехваткой (а в конечном итоге самими условиями человеческого существования), у боланьо этот drive вполне сознательный и работает не на уровне психики персонажей, а на уровне самого повествования. его любимый прием - вторящий закольцованным погоням "бесконечной шутки" и обеспечивающий "2666" ту же самую page-turner-истость - это антиклимакс: в "2666" очень много тревожных, держащих в напряжении завязок, которые... заканчиваются ничем. как в "части о критиках", где один из героев вдруг пропадает из виду при драматических обстоятельствах, которые могли бы навести на мысль о бегстве или суициде, а может быть, и на раскрытие некоей тайны... напряжение растет, другие герои чуть ли не буквально обзванивают больницы и морги... и тут он снова находится. взял отгул, после упомянутых драматических событий решил отдохнуть и собраться с мыслями. и все. никакой тайны, никаких последствий для сюжета у этой истории нет - как, собственно, чаще всего и бывает с подобными в ситуациями жизни. в других подсюжетах "тайна" появляется, но чаще всего остается не раскрытой и постепенно забывается, уходит в небытие. собственно, и с главным чудовищным макгаффином "2666" так получается. и с основным сюжетом - когда он наконец проступает сквозь хитросплетение множества линий. (опять же, это лучший комментарий на тему памяти, чем книги зебальда. извините).
3. боланьо и женщины. о своих ммм проблемах с боланьо и женским вопросов (о б-же) я уже писала. с тех пор, впрочем, читатель_ницы поумнели и научились критиковать portrayal женских и других underprivileged персонажей не хуже меня, так что подробно писать об этом не буду, и мои замечания будут скорее апологетическими. первое - тот самый монструозный двигатель сюжета, бесчисленные женские тела в пустыне на границе между америкой и сша. эта часть вышла, наверное, самой polarising: некоторые хвалили боланьо за то, что он поднял тему гендерно-окрашенного и сексуального насилия, другие - критиковали за фетишизацию этого самого насилия. скажу так: в чем-то правы и те, и другие, и феминистской критике было бы где развернуться, но, по-моему, ее стоило бы вести с более subtle позиций, например: почему у боланьо именно женщины становятся живым (ой, нет, МЕРТВЫМ) воплощением анонимизирующей, аннигилирующей смерти, великой уравнительницы, превращающей человека с е_е привычками, именем (по-прежнему стоящим в паспорте), брачным статусом и кроссовками "найк" в пустое и немое разлагающееся тело, ничем не отличающееся от других разлагающихся тел, которые регулярно находят в этой же пустыне. смерти женщин из санта-терезы очевидно параллельны смертям немецких и советских солдат на восточном фронте и смертям украинских евреев от рук айнзацгрупп и бестолковых хозяйственников, описанных в "части об арчимбольди" - но в большинстве случаев мы успеваем увидеть и немцев, и русских, и евреев живыми, пусть и безымянными; с женщинами из санта-терезы мы знакомимся, когда они уже превратились в ассамбляж из разлагающихся тканей и особых примет. (характерно, что женщины, которые ПОЯВЛЯЮТСЯ в романе живыми и потом исчезают - американская туристка, подруга политической деятельницы - никогда потом не resurface в качестве трупов). тем не менее, нетрудно понять, для чего "часть о преступлениях" в этом романе НУЖНА. и, увы, безымянные трупы изнасилованных проституток и фабричных работниц vs с почетом погребенные останки героев войны (или жертв вражеских мучений) - конфигурация вполне реалистичная. UPD а еще вспомнила, что по ходу чтения мне пришел на ум другой каталог мертвых женщин, нежно-жеманный и в духе магического реализма (который боланьо не любил и считал опухолью на теле латиноамериканской литературы) - так вот, при всех симпатиях к осокину, "барышни тополя" - где "мертвые" наделены характерами, именами и всеми атрибутами "живых" на радость автору, который будет называть их мариночками и жанночками, и фотографировать голыми, и любоваться тем как они расчесывают волосы или едят бутерброды или ходят без трусиков - гораздо хуже, чем хладнокровная (и леденящая кровь), стилизованная под равнодушный полицейский отчет "часть об убийствах".
далее, героини, НЕ являющиеся трупами. тот же автор негативного отзыва на гудридсе цитирует рецензию, где говорится, что "all of the women [in the novel] are either nymphomaniac, indecisive, fickle, insane, unnatural or a colourful selection of the above". не то что бы это была неправда (хотя и не совсем правда), но в чудовищно герметичном мире "2666" кажется естественным, что мы видим героинь только глазами героев. какой бы еще могла показаться директриса психиатрической клиники молодому менту из провинциального, насквозь коррумпированного участка. баронесса и ингеборг из "части про арчимбольди" - это, конечно, довольно характерные фам-фаталь и романтическая безумица, но, например, баронесса подрывает ожидания от своего персонажа тем, что не делает никаких неожиданных гадостей, несмотря на свое эээ сладострастие и тусовки с наци. (да и вообще "часть об арчимбольди" часто приобретает некоторое условно-полусказочное quality).
4. русский космизм появился неожиданно!

Несмотря на то, что XXI век ещё очень молодой (всего-то пятая часть его пронеслась куда-то незаметно, о боже мой какая я старая! ), некоторые уже вовсю составляют списки самых лучших книг этого века. Поверьте мне, самая лучшая книга XXI века уже роман "2666" Роберто Боланьо. Ещё выяснилось, что его переводят на русский, так что считайте меня первой ласточкой - скоро "2666" будут жёстко раскручивать, как Кнаусгора и Уоллеса (обоих, кстати, пока не читала).
Роман Боланьо - это смесь Льва Толстого, Габриэля Гарсия Маркеса и немножко Квентина Тарантино. Можете найти в любом обзоре, что состоит он из 5 частей, которые совершенно о разном, хотя герои слегка пересекаются и ткань текста совершенно едина. В конце развязанные тут и там ниточки немного завязываются, но вообще роман обрывается со смертью автора - как такового конца нет. Можно представлять себе, что сюжет развивается по спирали, можно - что спускается в глубины тьмы, но совершенно точно то, что этот процесс осязаем, а сюжет плотный и вязкий. Стиль автора несколько отстранённый, он абсолютно безэмоционален и объективен, от чего немного мурашки в главе про убийства. Но оно и к лучшему - если бы роман ещё и как голливудское кино выжимал эмоцию, никакого здоровья не хватило бы его дочитать, как автору, к слову, не хватило здоровья его дописать. Роман осязаемо сильный, а не вот эти вот слюни-сопли. Он какой-то 5D. Дико извиняюсь, но если вы как я в молодости (1999 год) смотрели фильм "Экзистенция", то он вот примерно описывает ощущение "вживания" в "2666".
Стиль книги на самом деле постмодернистский, но похож не на Пинчона и Флэнна О'Брайана, у которых ничего не понятно, но больше на Итало Кальвино, особенно тем, что история постоянно отвлекается на сторонние ветви и тщательно рассказывает их, прежде чем вернуться в как бы главное русло (хотя откуда мы знаем, что тут главное?). Так что от убийств в мексиканском городе в 1990-х мы перескакиваем на холокост, и это даже по-своему плавно по логике книги.

Интереснейший и плотный постмодернистский роман (2004), в котором, не взирая на, наличие набивших оскомину приемов данного направления, автору удалось придать им новое звучание, как и приевшемуся термину «постмодернизм».

В книге пять частей, несколько жанров, чуть больше направлений, сонм слоев и море удовольствия, поскольку все это не лишено смысла, не затерто приемом игры с читателем в поиск смысла которого нет.

Большое количество отсылок к античной культуре и литературе, литературе и поэзии XIX века, современной популярной культуре, эстетике сна, мистерии зеркал. Книга описывает и личностное становление персонажей, их моральные дилеммы, духовный поиск с ощущением оставленности, а потому и меланхолии.

Не бойтесь того, что книга многослойна, автор как заботливый проводник, сродни Вергилию, покажет, где нужно заострить внимание и проникнуть в суть изложенных им вещей. Тут нет надуманных усложнений ради самих усложнений.

Безмерно приятно понимать, насколько Р. Боланьо был начитанным, притом что он не кичится этим, как например Дж. Фаулз в «Коллекционер» (1963), или М. Пессл в «Некоторые вопросы теории катастроф» (2006), но вплетает литературную ткань в тело своего текста, делая отсылки нужными, а не обесценивает их до состояния бессмысленной шелухи.

Автор прекрасно ориентировался в информационном поле, социальной и политической повестке, в том числе в историческом контексте, понимал и рассматривал перспективы. Не путал коммунизм и социализм, как например Э. Костова в своем романе «Историк» (2005), и не был сторонником новой этики.

Особый восторг у меня вызвал тот факт, что Р. Боланьо являлся большим знатоком русской культуры, в том числе и литературы. Демонстрируемый диапазон познаний в этой области приятно обескураживает, так как он знал не только Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, но и А. Грибоедова, М. Горького, а равно других писателей, в том числе и современных, даже Виктора Олеговича.

Еще одним сюрпризом для меня стало то, что автор читал И. Ефремова, в частности его цикл «Великое кольцо». Вместе с тем, мытарства, на которые Р. Боланьо обрекает классика фантастики, уж очень напоминают биографию В. Войновича с элементами повести «Дело № 34840» (1993).

Для наслаждения от чтения данной книги требуется большой литературный и культурный багаж, читательский и жизненный опыт, но именно это делает книгу книгой, где автор ведет диалог с читателем. Приоткрывает ему завесу уникальной картины мира, обогащая читателя не только эмоционально, но и обнаружением новых связей между известными фактами, возможностью остановиться и поразмышлять.

Сложная, многоуровневая книга. Книга неоконченная (Боланьо умер от рака печени после 10-ти дневной комы). Книга вязкая и засасывающая в себя, похожая на торфяное болото, чавкающее коричневой жижей под ногами, мёртвое, не отпускающее. Книга - запутанный клубок нити, местами мохрящейся, местами истончившейся и готовой порваться, местами спутанной в тугие узлы. Книга - песок, просачивающийся смыслом сквозь пальцы, оставляющий в ладони лишь жалкие свои крупинки и тактильное ощущение неуловимого присутствия.

Боланьо несомненно провёл титаническую работу. Кроме открыто упомянутых литераторов, научных деятелей и философов, автор даёт отсылки к текстам, даже не столько к текстам, сколько к идеям текстов, и, главное, воспоминаниям читательских ощущений от текстов Кортасара, Рансмайра и Сафона.

В книге так много персонажей, которые создают любопытную иллюзию многоликой, толкающейся толпы. Тесной, шумной и вместе с тем равнодушной. Этакие отдельные части потока, берущие каждый своё начало в отдалённых друг от друга местах, но по воле рока влекущиеся все в одну единую точку, чтобы в ней слиться воедино. Слиться и на этом закончить своё движение вперёд, получив навсегда обречённость движения только вглубь и по кругу, с редкими выбросами продуктов распада во вне.

Общее это место, место слияния - городок на границе США с Мексикой. Город Санта-Тереза. Городок этот вымышленный. Но нужно отметить, что у него есть реальный прототип - город Сьюдад-Хуарес в штате Чиуауа.
Для того, чтобы читатель это чётко понял и не подумал о том, что в его восприятие вкралась ошибка автор в описании места часто употребляет уточнения географического положение своей Санта-Терезы. Но кроме этого, главное сходство вымышленного города с его прототипом - часть книги об убийствах.

Здесь Боланьо подробно описывает феминицид на севере Мексики с 1993 по 2001 годы. Часть об убийствах изобилует подробными описаниями нанесённых травм, изнасилований и увечий, причинённых жертвам при жизни и посмертных. Что характерно, описывает их автор сухим, протокольным языком. Что создаёт шокирующее ощущение, что тела девочек и женщин приравнены к кускам мяса на фермерском рынке.

Кроме упоминания реальных убийств Боланьо вводит в повествование троих действительно осуждённых по ним. Абдул Шариф Латиф, Виктор Гарсия Урибе и Густаво Гонсалес Меса становятся персонажами "2666".

Здесь же кроме описания убийств Боланьо погружает читателя в саму атмосферу места, где возможны такие убийства. Мы видим адскую смесь политики матчизма, нищеты и коррумпированность полиции.

Однако, последняя часть об Арчимбольди напоминает читателю, который вдруг может быть уже успел забыть, что все предыдущие части книги с их отдельными казалось бы героями тянутся тонкими ниточками к центральной части "2666", к части об убийствах.

И та невидимая паутина, которую сплёл между ними всеми автор в какой-то момент ошеломляет, а после обволакивает тяжёлым ощущением неотвратимости - мерзость в каждом из нас, даже в самых образованных, самых признанных, самых лучших. В крушении идеалов, в мелочности мечты, в беспросветности приспособленчества, в потере ориентиров, в конечной бесполезности идей и революций, в бессмысленности и войн и мирных договоров.

Наверное, если бы Боланьо всё-таки дописал роман, невиновных бы так и не оправдали, настоящих убийц не нашли бы, а встретившиеся с неуловимым Арчимбольди критики сильно бы разочаровались. Однако, "2666" не дописан. Так что, кому хочется, можно придумать себе и радужный его конец.

Мне кажется, вы переоцениваете свои возможности, проговорил он. Б***ь, конечно, я переоцениваю свои возможности, в противном случае я ничего бы в жизни не добилась.

Действительность — она как обкуренный сутенер среди грозовых громов и молний, сказала депутат. А потом замолчала, словно решила во что бы то ни стало услышать далекие громовые раскаты.

Роман чилийского прозаика неслучайно назван в аннотации "постмодернистской головоломкой" (сразу замечу: не считаю себя особой поклонницей постмодернизма в искусстве вообще и в литературе в частности, но роман понравился) - он действительно заставит читателя потрудиться, он вымотает нервы, заставит поскучать, увлечет сюжетом, забросит в голову множество тем, над которыми так приятно размышлять на досуге и в одиночестве, он потрясет хитросплетениями действия, он удивит и шокирует. Он не оставит равнодушным... Взамен вы получите ни с чем не сравнимое интеллектуальное и эстетическое наслаждение, прогуливаясь по запутанным и мрачным, донельзя темным лабиринтам мысли Роберто Боланьо (1953-2003).

Громадный по объему роман шокирует нас в первую очередь не этим - не количеством страниц, не детальным вниманием писателя к теме насилия - кто из нас не любит ужастики (и первая рука из зала - конечно же, моя). Удивителен взгляд автора на реальность - она преломляется в его книге совершенно непостижимым образом: привычное оборачивается полной своей противоположностью. Он подмечает то, что иным не под силу - наших внутренних демонов, скрываемых даже от самих себя, наше истинное выходит на поверхность. Страхи, желания, предпочтения. потребности - и все это в максимально гиперболизированной (утрированной) форме. Он намеренно преувеличивает все это, делая столь выпуклым и ярким. Он будто бы выворачивает все наизнанку: наши привязанности и чувства, наши опасения. Сквозь призму его взгляда все кажется чудовищным - и таким настоящим, до ужаса правдивым и жизнеподобным... Вот это-то и страшно...

Он не делает поблажек на чувствительность читателя, он неистово заставляет переживать все самое страшное вместе с его героями: все самое неприятное, мерзостное, ужасное, противное... Странное дело - ты не можешь уже, очарованный его необычным слогом, тягучим сюжетом и засасывающей в себя атмосферой, отвернуться от всего этого, прикрыв на мгновение глаза, не в силах бросить чтение, желая непременно узнать, что же, черт, возьми, творится в этом проклятом мексиканском городке с таким чудным названием Санта-Тереса и кто за всей этой чертовщиной стоит!

Ты выдерживаешь все: монотонность описания жертв (так и представляю себе воочию пухлые папки-тома на столе у следователей с черно-белыми фото жертв), непривычный стиль писателя (о, это отдельная песня! Порою он напоминал мне более старую сплетницу, которая, начиная рассказывать вам о чем-то, непременно поведает о куче вещей, совсем не относящихся к делу! Иногда это в самом деле выбешивало - не терпелось же узнать разгадку, но ты терпеливо слушаешь, в надежде однажды все же добраться до финала, живым, если уж на то пошло - надежды таяли как дым. Я боялась, что и к финалу не узнаю разгадки...), странную структуру книги (пять разных частей, будто бы не связанных меж собой никоим образом (наивная... конечно же, все связано в нашем мире...) Мне было иногда чертовски скучно (ну представьте только: на сотнях страниц нам описывают многочисленные случаи изнасилований и убийств в приграничном городке. Там-то и там-то найдена такая-то, жертве было столько-то лет, изнасилована или нет, задушена, избита, что на ней было из одежды, а жертв - несколько сотен! Читаешь-читаешь-читаешь, и главная мысль: "А в Санта-Тереса остались еще живые женщины?"), иногда чертовски любопытно, фантазия автора ведь границ не знала!

Где бы я еще прочитала про разбитных филологов-сталкеров. Мне они казались раньше, до чтения книги (книга вообще на многое открыла глаза), людьми сдержанными, строгими, увлеченными, несомненно, своей профессией, но людьми деликатными и тактичными. Мне вообще-то сложно было представить в качестве преследователей филологов, но бывает и такое, уверяет нас автор, и знаете, в данном случае у меня нет причин ему не верить. Несколько исследователей творчества Бенно фон Арчимбольди, влюбленных в его книги, отправляются за ним по пятам - глупость, на мой взгляд, несусветная, но в интерпретации автора звучит даже ничего: ну что такого, загадочный писатель двадцатого века, а у нас до сих пор ни одного его портрета...

С некоторым сарказмом автор проходится и по теме дружбы - опять же на примере этих неугомонных филологов. Наступающую дружбу, считает чилиец, не в силах разрушить ничто, даже тот факт, что двое друзей влюблены в одну их общую подругу и она встречается с ними обоими. Страсти, достойные сериалов. А впрочем, куда же без сериалов, коли уж речь зайдет о Мексике, знакомой многим, думаю, именно по ее знаменитым теленовеллам. "Дикая Роза", Богатые тоже плачут", "Просто Мария" и, конечно, "Моя вторая мама" - обожала в детстве. Романтичный для многих образ страны писатель разбивает на осколки. Он сообщает нелицеприятную правду: наркотрафик, коррупция, продажа людей, ужасающая бедность и высоченный уровень преступность, а сериалы - красивая сказка, не имеющая почти ничего общего с жестокой реальностью, впрочем, как всегда, - ничего нового... Но вот дружба - это святое, да, по мысли автора книги (и автора данной рецензии, замечу мимоходом):

Безумие заразно, а друзья, особенно когда страдаешь от одиночества, посланы тебе судьбой.

Точнее и не скажешь, именно так...

Здорово, что автор через свое необычное повествование и опять же при помощи сарказма приковывает внимание читателя, вдумчивого и неравнодушного (а еще необычайно упорного - осилить труд Боланьо не каждому под силу), к проблемам современного общества: хваленой политкорректности, которая чертовски сужает зачастую обзор (это было и смешно, и грустно, когда нам начинают описывать будни журналиста из газеты для афроамериканцев, где все сотрудники исключительно афроамериканцы, в том числе и журналист, приехавший в Мексику и узнающий о недоброй славе Санта-Тереса, где все темы вращаются вокруг афроамериканцев. И даже эту тему - тему множества нераскрытых убийств женщин - редактор ему зарубает: ну нет же здесь афроамериканцев! В Мексике с последними действительно проблематично), все возрастающей преступности и все уменьшающейся человечности при прогрессирующем общем равнодушии.

Я многое выписывала из этого романа по ходу чтения - любопытные мысли. надо признать, автор зрит в корень и нам советует, вот, например, как в этом небольшом отрывке-цитате:

Вы хотите сказать, Келли мертва? — заорала я. Более или менее, не изменившись в лице, сказал он. Как это более или менее? — заорала я. Б***ь, человек либо жив либо мертв! В Мексике человек может быть более мертв или менее мертв, очень серьезно ответил он. Мне жутко захотелось надавать ему пощечин. Сидит тут такой весь сдержанный и холоднокровный. Нет, практически по слогам произнесла я, ни в Мексике, ни где-либо еще человек не может быть более или менее мертв. Прекратите разговаривать со мной как гид на экскурсии. Моя подруга либо жива, и тогда я хочу, чтобы вы ее нашли, либо мертва, и тогда я хочу знать, кто ее убил.

Ни слова вымысла. Автор действительно подмечает. Абсолютно все.

Он покажет бездействие органов, которые в общем-то должны отвечать за безопасность жителей, равнодушие властей, атмосферу страха и ужаса, постепенно окутывающую этот городок на границе Мексики и США...

Любопытно было следить и за тем, как сам народ относится к этому - начали даже появляться слухи, что убийства - дело рук не серийного маньяка, а просто кто-то снимает снафф-фильмы и убивает на камеру, для большего эффекта, чем не преминет воспользоваться один из американских режиссеров, думающих привлечь внимание к своему "шедевру", впрочем, дрянное кино не в силах спасти даже эти будоражащие воображение домыслы местных...

Пять частей романа только кажутся несвязанными меж собой, к финалу мы поймем это окончательно. Хитрый издатель, вопреки воле умирающего Боланьо, все же не стал разделять этот монументальный во всех смыслах роман на пять отдельных произведений (об этом, если что, я узнала из предисловия к данной книге). Поначалу, узнав об этом факте, думала, что сделано так зря, а к концу чтения дивилась и радовалась благоразумию дальновидного издателя. Не все из читателей, завязнув на второй-третьей части романа, добрались бы к финалу, будь книга разделена на 5 отдельных романов (не уверена, что и я бы сама добралась. Отложила бы, скорее всего, в долгий ящик на "когда-нибудь потом", плавно перемещающееся у меня обычно в разряд "никогда-нибудь". А так прочитала залпом). История с разделением романа живо напомнила мне незабвенную историю Марселя Пруста. Там было, правда, чуточку наоборот: французский классик сам настаивал на том, чтобы издательство опубликовало его цикл "В поисках утраченного времени" в одной книге. Издатель схватился за голову и деликатно объяснил талантливому французу, почему этого делать не следует. На первом месте стояла тогда, конечно же, прибыль. Но думается, что и удобство читателей было не на последнем месте.

Так вот, добравшись до финальной части романа "2666", вы точно будет вознаграждены. Шикарная часть, которая точно станет одной из моих любимых (наряду, возможно, с первой - очень уж полюбились мне эти необычные филологи с их необычными увлечениями и нестандартной дружбой). Последняя, пятая часть книги чилийского писателя наконец-то приоткрывает нам завесы тайны - жизни и творчества - того самого загадочного писателя, за которым гонялись по Мексике те самые филологи. Часть о Бенно фон Арчимбольде (ну и имечко!) получилась, без сомнения, самой вкусной - любопытные размышления об искусстве, писательском ремесле и издательском бизнесе. Ммм, обожаю такое. Интересно и жизненно. Опять же не без сарказма со стороны прозорливого автора. Несказанно посмешило меня выражение о то, что, мол, издатели не читают тех книг, что сами издают.

Откровения одного из бывших писателей, одолживших за деньги свою печатную машинку начинающему писателю Бенно, хотелось заучить наизусть и цитировать бесконечно (думается отчего-то, что в этот образ Боланьо вложил что-то от себя, до того проникновенными получились эти строки от второстепенного, в общем-то персонажа книги):

Плагиат, скажете вы? Да, плагиат, в том смысле, что любое произведение рангом пониже, любое произведение, вышедшее из-под пера писателя рангом пониже, — это не что иное, как плагиат с любого шедевра. Есть, правда, маленькое отличие — тут мы говорим о разрешенном плагиате. Плагиат, скрывающий, что он лишь часть захламленной сцены, шарада, которая, возможно, приведет нас лишь к пустоте.

Пришел день, когда я решил оставить писательство. Я его оставил. Никакой травмы, уверяю вас, только чувство освобождения. Между нами говоря, это как потерять девственность. Какое облегчение испытываешь, оставляя литературу, переставая писать и ограничиваясь лишь чтением!

Здесь же, в этой части - об упорстве автора (написать, к примеру, за месяц новый роман, отстукивая на пишущей машинке по 8 страниц в день), выборе псевдонима и вообще необходимости псевдонима, о вдохновении, об умении убеждать издателей, о встречах со старыми знакомыми (дружба не стареет с годами, и разорвать подлинные дружеские связи не в силах ничто) - меня не удивляло количество странных и удивительных совпадений в книге, в жизни бывает и не такое, что уж говорить о Вселенной Боланьо...

Ничто не случайно в этом огромном мире, знаменитый писатель не просто так окажется в Мексике.

"2666" - это, без сомнения, тот самый роман, который точно стоило прожить вместе с героями книги, испытав ураган эмоций (от ненависти до восторга) и загрузив в собственную голову новые файлы-взгляды на мир, новые непривычные ассоциации и новые темы для размышлений. Ужасы детально описанных автором убийств тем из нее выкинуть, правда, вряд ли удастся, как и образ книги, висящей на веревке во дворе, где обычно сушится белье, как и образ художника, сошедшего с ума и отрубившего себе руку, как и образ его подруги, заразившейся безумием и бросившей в одночасье мужа и маленькую дочку, вернувшуюся спустя годы, со СПИДом в анамнезе... Не в силах после этой книги забыть оргии, устраиваемые влиятельными и богатыми в этой бедной Мексике... Точно так же не в силах забыть красивую историю любви одного из следователей по делу серии убийств, ему 35, ей 51. Он любит ее такой, какая есть, и его вовсе не смущает их разница в возрасте, а она мечтает о пластической операции и жизни с чистого листа, где-нибудь в Париже...

Миллион действующих лиц, ни одного второстепенного - маленькая Вселенная Боланьо, описанная в книге, становится моделью всего мира. Здесь любят и ненавидят, убивают, спасают, расследуют, пытаются выжить - это уж у кого как получится, пытаются оставить что-то после себя на этой Земле: книгу, ребенка, память. Здесь просто живут...

Хотела чуть снизить оценку книге, но рука итоге не поднялась на подобное кощунство, настолько яркие эмоции оставил после себя этот прочитанный роман чилийца, которого уже нет с нами. Книга учит думать и не принимать ничего на веру, а это, мне кажется, самое главное.

Советовать не буду: роман сложный, жестокий, очень долгий, местами и вправду скучноватый, но я рада, что он в моей жизни случился, он будто бы наполняет тебя новыми смыслами, не знаю, как это выразить точнее, он берет за душу, он вообще кардинально меняет твои представления о самой сущности понятия "роман". Просто нет слов...

Мы играем в бессмертных. Ошибаемся, оценивая собственные произведения и чужие — а с чужими уж и вовсе все туманно. Увидимся на присуждении Нобелевской премии, говорят писатели, словно желая сказать: увидимся в аду.

Миллион мыслей в голове после прочтения, но главные из них все же попыталась уместить в этой рецензии. Надеюсь, приведенные мною цитаты дали первоначальное представление о книге. Однозначно, 18+ и пониженный порог чувствительности при чтении не самых аппетитных художественных сцен.