Роберт Мамиконян
Хроники Ассоциации

© Роберт Мамиконян, текст, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Мигель. Начало

А началось-то все как? А началось все с момента, когда лучший город в мире нам раскрылся во всей своей неочевидной и потрясающей полноте.

После того как во мне опознали сверхчеловека и расширили мою вотчину на всю Восточную Европу, в напарники мне дали Мигеля.

По плану было так: на территории Испании больше рулит и принимает гостей Мигель, а выезды в дикие восточные страны – я. Но все сразу пошло в сторону женских гениталий, потому что в Испании планы пишутся уже с описанием того, почему они не сработают.

Ну да ладно.

После первого знакомства Мигель произвел на меня впечатление человека рассеянного и сильно злоупотребляющего своими гениталиями. Прямо на износ.

Первое впечатление оказалось верным. Последующие семь лет можно описать как череду психоэротических похождений Мигеля в поисках вечной истины.

И вот, после полугода в Мадриде и окрестностях, мы полетели в Москву.

Каков был алгоритм приема гостей в Мадриде? Встреча в аэропорту и, в зависимости от времени суток, либо попытка успеть на обед в ресторан, либо все уже закрыто и надо ждать, пока что-то откроется, либо ночь и всем кушать орешки из мини-бара в номере.

Отдельную статью составляли унижения перед персоналом ресторанов, чтобы тебе дали столик, не стоящий впритык к соседнему, возможность посидеть на полчаса дольше после обеда и вообще… Это ад. Идя в ресторан, ощущаешь себя сразу всеми немецкими генералами, подписывающими акт о безоговорочной капитуляции. Если самолет задержали, то надо либо кормить гостей фастфудом или снеками, либо предлагать анилингус повару, чтобы тот остался после смены на десять минут и приготовил вам три порции пасты.

Только за пару лет невероятных чаевых, комплиментов, подарков из Сайберии и обещаний оральных утех мне удалось создать в Мадриде свои намоленные места, где с девяти утра до хотя бы одиннадцати вечера тебя примут и обслужат по-человечески. Надо учитывать, что смысл был принимать гостей на уровне и создавать хотя бы жалкую имитацию сервиса. А с этим в Мадриде прям плохо.

И вот, угнетенные страхом опоздать на обед и не успеть съесть все, пока официант не решит переворачивать стулья прямо при вас, мы прилетели в Москву.

Был час ночи. Вышли в Шереметьево, нашли своего водителя. И тут Мигель идет к какому-то аппарату с фастфудом, собираясь что-то купить. Я его останавливаю. Зачем? Сейчас пойдем поедим в городе по-человечески.

Сейчас?! Час ночи же!

Да господи, Мигель. Это же Москва.

Поехали в «Кофеманию» на Покровке. Мы туда вошли, и Мигель опешил. В два ночи – светлый просторный ресторан с кучей людей и не сонными официантами.

Что можно заказать?

Что за глупый вопрос! Все. Все, что в меню.

И суп тоже? И еду. И десерты… Господи боже мой, какой тут выбор десертов! А какой кофе! Вино! Все есть, все можно заказать, и никуда не надо спешить.

После трех блюд, белого вина и десерта Мигель сомлел.

Чтобы усугубить шок, я повел его в бар по соседству и поил хересом, коктейлями и шартрезом. И продолжал шокировать, предлагая поехать в книжный магазин, который круглосуточный, и покурить кальян.

Под утро, заходя в свой номер, он повернулся ко мне и сказал:

– Не знаю, что будет дальше, но мне очень нравится этот город.

С любви к Москве все и началось.

Мороженое

О детстве не осталось больших воспоминаний. Длинных. Только кадры и фрагменты.

От этого их магнетизм еще сильнее.

Тот самый венчик миксера, с которого мне дали слизать крем для торта. Деду пятьдесят, и в нашем загородном доме собралось полмира. Так кажется. И уж точно все хирурги города и района. Кто-то играет на рояле.

Еды эпически много. Сейчас я даже не представляю себе, как это делалось. Как мылось столько посуды, готовилось столько еды, варилось столько кофе. И как столько людей умещалось за одним столом. Будто они сидели в три слоя и в трех измерениях. Столы были какие-то другие. Многомерные.

Я рассказываю кому-то из коллег деда сюжет книжки «Пану Понтева». Он сильно пьян. Глаза размякли. Но внимательно меня слушает.

Танцевать трудно. Они делают это долго. Кто-то играет на рояле, песни по десять минут. Но какую-то песню я допрыгиваю до конца.

Подбегаю к бабушке, чтобы поделиться достижением – я дотанцевал до конца. Я молодец. Но она очень увлеченно говорит о чем-то с тетей. Отчетливо помню, что они сказали слово «комиссионка». Я не дотерпел до конца их беседы. И утонул в этом вечере.

Кто-то упомянул Изауру и Леонсио.

Где-то там еще Кубок Союза и играет «Арарат». Марадона вчера забил.

На столе стаканы с мороженым, залитые сверху домашним вишневым вареньем. Некоторые стоят нетронутыми и тают. Я беру один из покрытых инеем стаканчиков и пью. Это первый молочный коктейль в моей жизни. И он очень вкусный.

Отовсюду доносится слово «события». События в Прибалтике, в Средней Азии, в Закавказье… События. Миропорядок трещал по швам. И мы уже падали в тектонический разлом эпох, хоть и не знали этого.

Последний раз я был в нашем загородном доме поздней осенью. 26 октября. В той зале не было ни души. Черный рояль покрыт темной тканью. Наверное, от пыли. Но похоже на траурную тафту. На стене репродукция «Неравного брака», а напротив – черно-белая фотография прадеда, сделанная в 1945-м в Польше. Беспощадно, по-чеховски тихо, тикают часы.

Спустя тридцать лет окажется, что коллега деда, игравший в тот день на рояле, – родной дядя моей жены. Который уже тридцать лет живет в Неваде.

Спустя тридцать лет, встретив в престижном пригороде Мадрида бабушку, гуляющую под руку с каким-то доисторическим стариком – отставным вице-адмиралом королевского флота, – я напомню ей, что дотанцевал ту песню до конца. Она не поймет. Но ни понимания, ни одобрения я уже не ждал. Старику я посетовал, что просрали Трафальгар. Злой я стал.

Спустя тридцать лет я гулял с женой по блошиному рынку Риги. Я удивлялся этому тихому городу, будто бы без жителей, и пытался понять, что в нем такого находили мои родители раньше. Среди книжного развала я остановился. Старик продавал книги про Гитлера и значки со свастикой. На обложке одной Гитлер получает цветы от радостных деток. На другой – смотрит на горы Баварии. На полу огромная стопка слипшихся от влаги детских книг. Третья в стопке – «Пану Понтева». Я ее забыл там, в прошлом. Надо спасти ее тут от этого нациста.

Сидя в придорожном кафе под Варшавой в пять утра с тремя вусмерть пьяными еврочиновниками от медицины, мы заказываем все, чего требует наше хмельное сердце. Хозяин, чуя выгоду, приносит нам все не только из меню, но и из своего дома. Я вспомнил, что стою под Варшавой. И прадеда. И тот день. И тот последний день.

– У вас есть мороженое? А вишневое варенье? Хорошо. Только дайте подтаять.

Это все. И все это правда.

Надо жить, чтобы досмотреть до конца.

Богоспасаемое отечество и стратегия папоротника

То, в чем обвиняют евреев, армян, геев и бирмингемских цыган – то бишь помощь своим, – я объясняю иначе, назвав это ВССЛ. Взаимная симпатия странных людей.

По крайней мере, именно благодаря этой неизящной аббревиатуре я оказался в Ассоциации^[1].

Все дело в том, что Отец-основатель Ассоциации тоже когда-то изучал богословие и философию. Точнее, я тоже, как и он. И вот, на одной камерной теологической конференции, где лекторов больше, чем зрителей, мы с ним случайно и познакомились. Как он удивился, что я стоматолог!!! Он думал, он такой один. А если к этому добавить общую для нас любовь к истории, фильмам Бунюэля и странной европейской поэзии – то вот результат: Отец-основатель (далее О. О.) представляет меня руководящему коллективу Ассоциации как нового сотрудника на новое направление.

То есть взяли меня исходя из жалости к моим странным наклонностям, и это факт. Ну и что мне дать, разве что Россию, где до меня ничего не было. Нельзя же сделать хуже, чем ничего. Но, по дискриминационным законам ЕС, надо было привязать ко мне кого-то кристально испанского, но при этом безнадежного, чтобы не жалко было потерять его в лесах Сайберии.

Это был Мигель. После второго развода, второй свежести, второразрядный родственник второй жены Отца-основателя. То, что там повсюду родственники – конечно же, совпадение.

Представили меня Мигелю, Мигеля – мне, после чего кто-то из руководящего коллектива спросил, какая у нас стратегия по работе в России. С одной стороны, еще пять дней назад все мои мысли были о социальном богословии. С другой, у меня не то чтобы не было стратегии – я вообще не знал, что это такое. Но, к счастью, это уже был тот период моей жизни, когда я перестал стесняться своих тупости и скудоумия. Даже больше – гордился ими. Во мне мозга, как в папоротнике, и не надо это скрывать. Как там говорил Сократ? Будь собой! Или это был не Сократ? Не помню. В общем, будучи собой на все 100 %, я сказал:

– Не имею представления. Как-нибудь. С божьей помощью.

Мигель потом рассказывал, как тогда впервые подумал, что я сумасшедший. К слову, это мнение с тех пор не очень-то и изменилось.

Помощник О. О. слегка поперхнулся и сказал:

– С божьей помощью? Это ваша стратегия?

– Да, – серьезно ответил я. – Понимаете, Россия управляется напрямую Господом Богом, иначе нельзя объяснить, как она до сих пор существует.^[2] Там это единственно верная стратегия. Потом, я туда еду как Колумб в свое путешествие – вообще неясно, что нас ждет. Возможно, там новый континент, а возможно – Индия.

Женщина в фиолетовом костюме захихикала, скрестив руки на переносице.

– А он прав, в Бразилии же было то же самое, когда я туда поехала.

Это была София, глава департамента «Бразилия».

О. О. иронично обвел взглядом стол и сказал:

– Ладно, попробуйте.

В итоге, с первого дня поведя себя так, чтобы от меня отстали, я попал в Ассоциацию на шесть долгих лет.

Прошло одиннадцать месяцев. Собрав совещание примерно в том же составе, О. О. подводил итоги года и представлял нам своего преемника. О. О. уходил на заслуженный отдых, а его место занимал Президент. Президентом, конечно же, стал тот чувак, который спросил у меня про стратегию.

– Итак, – начал он подводить итоги. – Первое место у нас, как всегда, занимает Бразилия, а вот второе место… департамент «Россия». Поздравляю, – сказал он, посмотрев на нас с Мигелем. – Надеюсь, вы сформировали стратегию на следующий год.

– Кстати, – начал слегка выпивший Мигель из эпицентра своего алкогольного бесстрашия, – Роберт был прав.

– Насчет?

– Насчет управления Богом.

– Ой, ну вы опять переводите в шутки…

– Да я не шучу, мы пытались выехать из Москвы в загородный дом, куда нас пригласили, три часа сорок минут. За это время Хайме долетел до Праги. Но в кафе с худшей пиццей в моей жизни дают сельдереевый сок, а на бензоколонке продают суши. Все, что я наблюдаю, настолько невероятно, что только версия Роберта может все объяснить.

– И вы не хотите представить стратегию и намерены продолжать в том же духе? Это же случайная удача, нам же нужно…

– Это не случайная удача, у нас намечающиеся контракты на новый год дадут 30 % прироста.

– Для растущего направления было бы лучше в два и больше раз роста.

– Без расширения территории это сложно, – вдруг вырвалось у меня.

– Ну тогда берите весь постсоветский регион.

Чем тупее я себя вел, тем больше мне давали ресурсов и денег. Черт. Стратегия папоротника работала, хоть я этого и не хотел. Я хотел просто стоять на подоконнике.

Мы с Мигелем переглянулись. Впереди было пять лет, драматичных для нашей печени, моих нервов и его простаты.

И как же плохо в это время играл «Реал», но я читал романы Иванова, и мне было все равно.

Посвящается О. О.

Серхио

Серхио был тупым.

У каждого человека есть свои краеугольные качества. У Серхио была тупость.

При этом Серхио заканчивал какие-то космические академии и курсы по подготовке разведчиков, но потом оказалось, что он живет в Испании и за неимением вакансий разведчика пошел работать в Ассоциацию. До нее он работал в других ассоциациях и союзах, где занимался примерно тем же, что и у нас. А именно – хрен знает чем.

Все так и говорили. Просто когда для солидности нужно было добавить в делегацию еще одно, на вид вдумчивое, лицо, либо для траты бюджета взять в командировку побольше людей, то брали Серхио.

А лицо у Серхио было и вправду вдумчивым и довольно красивым. Поэтому, если смотреть со стороны, казалось, что он думает и думает о чем-то важном. Хотя обычно он не думал, а если и решался на это, то делал это очень медленно. Так, только уезжая из Будапешта, он узнал, что мы были не в Румынии. Что, кстати, его даже немного расстроило. Ведь он отправил матери открытку с приветом из Румынии. Я думаю, это готовый раритет. Открытка из Будапешта с приветом из Румынии.

Мы связывали его скупую когнитивную деятельность с экспериментами, которые проводили на нем испанские спецслужбы во время обучения разведывательной деятельности. Но каждый раз, оглядываясь вокруг, мы сомневались как в наличии этих спецслужб, так и в их способности на эксперименты.

И вот однажды мы с Серхио и Мигелем оказались в моей нелюбимой Варшаве. Был ноябрь, недопотраченный бюджет горел, и пришлось взять Серхио с собой. Уезжали мы в спешке. Президент так ругал нас за остатки в бюджете, которые нужно потратить до начала рождественских каникул, что мы прямо из офиса поехали в аэропорт Барахас. Это стало роковой ошибкой, потому что Мигель забыл свои кремы, масла и набор из шестнадцати пинцетов дома.

Да, он тоже больной. Нормальных в Ассоциацию вообще не брали. Но, в отличие от Серхио, у Мигеля были обсессивно-компульсивные нарушения. Почти как у меня.

И вот мы зашли в лучший торговый центр в Варшаве, чтобы купить ему средства для бритья. Много разных средств до, во время и после бритья.

Это занимало обычно час, потому что они должны были быть как идеальными по составу, так и сочетаться между собой и не иметь раздражающего дизайна.

Поскольку я был привыкший, то обычно этот час я бродил по магазинам, покупал всякую ерунду или играл в стратегию по завоеванию мира в телефоне. На этот раз я с египетской армией уже штурмовал Лондон, что должно ярко описать, сколько бесцельных часов я потратил, прокачивая самую слабую страну в игре до состояния сверхдержавы. Мигелю никак нельзя было советовать, ибо твои доводы типа «бери это» лишь мешали невидимой, но непоколебимой внутренней логике и запускали процесс заново.

И тут Серхио тихо спросил меня:

– А зачем Мигелю средства для бритья? Он же с бородой всю жизнь ходит.

– А ты подумай, – улыбнулся я, считая ответ очевидным.

И Серхио стал думать. Прямо всерьез. Со сведенными на переносице бровями. Чем-то он мне напоминал моего любимого политика Миронова.