(The Master of Ballantrae: A Winter's Tale, 1889)

* * *

Предисловие к русскому переводу

Несмотря на то, что настоящий роман скорее может быть назван бытовым, чем историческим, мы считаем нужным посвятить несколько слов тем событиям, на фоне которых развертывается драма родовитого шотландского дома.

Чарльз Эдуард Стюарт (принц Чарли), внук низложенного короля Иакова II, мечтал о завоевании английской короны для своего отца. В 1744 году он отправился во Францию, надеясь встретить могучую поддержку со стороны Людовика XV. Но он обманулся в этих ожиданиях. Тем не менее он в 1745 году высадился на шотландском берегу, собрал вокруг себя значительное число приверженцев, вступил в Эдинбург, разбил неприятеля при Престон-Пансе и проник в Англию вплоть до города Дерби (в двух днях пути от Лондона). Но нерешительность и недисциплинированность шотландцев принудили его к отступлению. Вернувшись в Шотландию, он выиграл сражение при Фолкирке, но был сам наголову разбит при Куллодене (1746). Лишившись армии, он должен был некоторое время скрываться, и лишь с большими опасностями ему удалось бежать во Францию. Так закончилась карьера «принца Чарли», если не считать еще двух его тайных, но совершенно безуспешных поездок в Англию – в 1753 и 1761 годах.

Роман «Мастер Баллантрэ» был начат в 1888 году в Америке и окончен через полтора года после скитаний по морю, в приморском местечке Вайкики, близ Гонолулу. Обстоятельства, при которых написана эта повесть, путевые переживания автора заметно отразились и на ходе рассказа: мы видим ту же частую смену картин, тот же быстрый перенос действия из одной части света в другую… И все это связано такой захватывающей фабулой, что история «Двух братьев» не уступает «Острову Сокровищ».

Помимо глубокой драматичности сюжета, роман интересен и обрисовкой характеров. По отзыву Конан Дойля, в этой повести мы встречаем «тщательно отделанный и тонко начерченный образ героини – мисс Алисон, – характер которой, взятый в целом, со всеми его недостатками, поразительно правдив и оригинален. Мужские персонажи тоже обрисованы сильнее и ярче, чем в предыдущих произведениях Стивенсона».

СЭРУ ПЕРСИ ФЛОРЕНСУ И ЛЕДИ ШЕЛЛИ

В этом рассказе говорится о событиях, происходивших в течение многих лет, и о путешествиях по далеким странам. В силу различных обстоятельств, рассказчик начал его в одной стране, а продолжал и окончил в другой. Рассказчику приходилось много раз бывать на море. И вот в то время, как он сидел на палубе корабля и слушал, как волны беспрерывно шумели, он думал о том, как ему лучше описать все, что он слышал о двух братьях Дьюри-Деррисдир, о их ужасной вражде, как ему яснее представить зал в доме лорда Деррисдира, аллею из кустарников, и как ему лучше разработать ту тему, которую ему дал Маккеллар. Он переставал думать об этом только тогда, когда его настигала буря. Надеюсь, что рассказ этот заинтересует вас, сэр Перси, и подобных вам любителей морских путешествий, как вы.

И вот я посылаю вам рассказ, написанный в тропическом краю, на острове, лежащем приблизительно на расстоянии десяти тысяч миль от Боскомб-Чайна и Манора. Я посвящаю вам эту книгу, и в то время, как пишу вам, я ясно представляю себе голоса и лица моих дорогих друзей.

Одним словом, вы любитель моря, и я также. Пусть ваши сигнальные буквы будут Б. Р. Д., а мои Р. Л. С.

Вайкики, май, 17, 1889.

Предисловие

^[1]

Будучи застарелым, решительным изгнанником, издатель последующих страниц вновь посетил город, который он торжественно считает своей родиной. Нет ничего тягостнее или, пожалуй, спасительнее такого посещения. На чужбине человек всегда будет нечаянным гостем и возбуждает больше внимания, нежели ожидал, а в родном городе, наоборот, он изумляется, что его так равнодушно принимают. На чужбине ему отрадно видеть привлекательные лица, встречать возможных друзей. А у себя он бродит по длинным улицам с мукою в сердце, потому что не видит ни лиц, ни друзей. В чужом месте он развлекается новизной, а здесь его мучит отсутствие старого, былого. В чужом месте он доволен собой, таким, каким он есть, а у себя на родине его поражает одинаковое сожаление о том, чем он когда-то был, и о том, чем он надеялся быть.

Все это смутно думалось ему, когда он в последний раз ехал со станции, чувствовал он это и в то время, когда остановился у дверей друга своего Джонстона Томсона, у которого намеревался погостить. Его сердечно приветствовали. Лицо друга не показалось ему очень изменившимся. Вспомнили старые дни, посмеялись. Когда спустя несколько минут оба они уселись лицом к лицу и осушили до дна стаканы за прошлое, он был уже почти утешен, он почти забыл два своих непростительных греха – и тот, что он покинул родной город, и тот, что вернулся в него.

– А ведь я для вас кое-что припас, – сказал мистер Томсон. – Мне хотелось почтить ваш приезд, потому что вместе с вами вернулась моя молодость, друг мой! Вернулась, правда, в несколько потрепанном и подержанном виде, но что делать! Это все, что от нее осталось!

– Что-нибудь все же лучше, чем ничего, – сказал издатель. – Но что такое, вы говорите, припасли для меня?

– Сейчас скажу, – ответил мистер Томсон. – Судьба послала мне в руки, как раз к вашему приезду, кое-что, могущее послужить нам вроде десерта. Но это – тайна!

– Тайна? – повторил я.

– Да, – сказал он, – тайна. Может быть, сущий вздор, а может быть и нечто. Но во всяком случае тайна, потому что этого не видел ни единый человеческий глаз, вот уже почти сто лет. Вещь деликатная, потому что тут дело идет о титулованном роде. Несомненно также, что эта вещь и не лишена мелодраматичности, потому что связана со смертью, – так гласит надпись.

– В жизни своей не слыхивал более темного и более многообещающего вступления! – заметил собеседник. – Но в чем же дело?

– Вы помните моего предшественника, старого Питера Мак Брейра, и чем он занимался?

– Помню хорошо. Он на меня взглянуть не мог без муки порицания, а никакой муки он вообще не выносил, чтоб не выдать ее. Он был для меня человеком, полным исторического интереса, только этот интерес так и ушел от меня.

– Он ушел от нас, так мы пойдем за ним, – сказал мистер Томсон. – Смею сказать, что старый Питер знал об этом так же мало, как я. Как видите, я унаследовал чудовищную кучу старых судебных дел и старых жестянок, частью от самого Питера, частью от его отца, Джона, основателя их династии, бывшего в свое время великим человеком. В числе прочего мне достались и бумаги Деррисдиров.

– Деррисдиров! – вскричал я. – Милый мой, это должно быть ужасно занимательно! Ведь один из них был замешан в делах 1745 года. Тут как-то припутался даже сам дьявол, вы можете найти об этом заметку в «Воспоминаниях» Лоу, если не ошибаюсь. Тут совершилась какая-то невыясненная трагедия, не знаю, что именно, только позднее, около ста лет тому назад…

– Нет, больше ста лет, – сказал мистер Томсон, – в 1783 году.

– Вы откуда это узнали? Тут замешана чья-то смерть…

– Да, плачевная смерть лорда Деррисдира и его брата, мастера Баллантрэ (замешанного в беспорядках), – сказал мистер Томсон. – Так, что ли?

– По правде сказать, – отвечал я, – я имею об этом смутные сведения, почерпнутые из разных воспоминаний, слышал кое-какие, еще более смутные, предания от своего дяди, которого вы, кажется, знаете. Дядя, когда был маленьким, жил по соседству с Сент-Брайдом. Он рассказывал мне о какой-то запертой и заросшей травой аллее, о больших, никогда не отпираемых воротах; последний лорд и его сестра, старая девица, жили в задних частях дома, это была спокойная, тихая, бедствующая пара, о которой в окрестностях рассказывали разные ужасы.

– Так, – сказал мистер Томсон. – Последний лорд Генри Грем Дьюри умер в 1820 году, его сестра мисс Катерина Дьюри – в 1827 году. Вот что мне известно, а судя по тому, что мне удалось узнать за последнее время, это были люди скромные, тихие и небогатые. Говоря по правде, меня и натолкнуло письмо лорда на розыски того пакета, который мы вскроем сегодня вечером. Некоторые бумаги не удалось отыскать, он писал об этом Джеку М'Брейру, высказывая догадку, что они могли быть сложены и запечатаны отдельно мистером Маккелларом. М'Брейр ответил, что бумаги, о которых шла речь, все были в руках Маккеллара и все имели повествовательный характер, сколько было известно ему, М'Брейру. «Кроме того, – писал он, – я связан обещанием не вскрывать их до 1889 года». Можете себе представить, как все заинтересовало и подстрекнуло меня. Я перерыл все бумаги М'Брейра и отыскал-таки этот пакет который хочу вам показать.

В курильне, куда отвел меня мой хозяин, я увидал пакет, под несколькими печатями, заделанный в толстую бумагу, на котором была надпись:

«Бумаги, относящиеся к жизни и плачевной кончине покойного лорда Деррисдира и его старшего брата Джемса, обычно называвшегося мастером Баллантрэ, замешанного в возмущении, вверенные Джону М'Брейру, живущему в Лаунмаркете, в Эдинбурге, сего 20 сентября 1789 года, дабы он содержал их в тайне до истечения полного столетия, то есть до 20 сентября 1889 года, составленные и писанные мной, Эфраимом Маккелларом, за сорок лет перед сим бывшим управляющим владениями лорда».

Мистер Томсон человек женатый, и потому я не хочу говорить, сколько часов пробило, когда мы дочитали последнюю из нижеследующих страниц. Но я приведу слова, которыми мы потом обменялись.

– Вот вам и готовая повесть, – сказал мистер Томсон. – Вам остается только лишь написать сценарий, развить характеры, да улучшить стиль.

– Дорогой мой, – ответил я, – вот три вещи, которые я скорее умру, чем совершу. Это будет опубликовано как есть.

– Но ведь это чересчур уж просто, – заметил мистер Томсон.

– Нет ничего благороднее простоты, – возразил я, – и, пожалуй, нет ничего занимательнее. Я желал бы, чтобы и вся литература и все писатели были таковы.

– Ну, хорошо, хорошо, посмотрим, – сказал мистер Томсон.

Джонстон Томсон, W. S.^[2] – это мистер Бакстер, впоследствии бывший душеприказчиком автора, которому Стивенсон часто писал. Описанная сцена и происходила в его доме, в Эдинбурге, Ротзейская площадь, № 7.