Вердон. Мы будем драться.
Клермон. Так тому и быть, господа, деритесь вволю; но через несколько минут прибудет…
Фрэнсис Бомонт, Филип Мессинджер. Маленький французский адвокат
Следующим утром Робин, вспотевшая и раскрасневшаяся, вышла из метро с зонтиком, который оказался совершенно лишним. После вереницы дождливых дней, когда в вагонах стоял удушливый запах мокрой ткани, на тротуарах было скользко, а по окнам сбегали капли, внезапное наступление сухой, солнечной погоды застало ее врасплох.
Кто-то, возможно, радовался, получив передышку от ливней и низких свинцовых туч, но Робин не замечала ничего вокруг. Они с Мэтью сильно поссорились. Теперь она испытала едва ли не облегчение, когда за стеклянной входной дверью с выгравированным именем и профессиональным статусом Страйка нашла пустую приемную: босс, уединившись в кабинете, вел телефонные переговоры. Робин чувствовала, что перед началом общения ей необходимо взять себя в руки, поскольку именно Страйк стал предметом вчерашнего раздора.
– Ты пригласила его на свадьбу? – резко спросил Мэтью.
Она побоялась, что Страйк обмолвится об этом приглашении во время их общей встречи, и решила поставить Мэтью в известность заранее, чтобы его недовольство не выплеснулось на Страйка.
– С каких это пор мы раздаем приглашения без ведома друг друга? – завелся Мэтью.
– Я как раз собиралась тебе сказать. А может, даже говорила. – Тут Робин разозлилась на себя: она никогда не обманывала Мэтью. – Это же мой начальник; естественно, он ожидает приглашения!
Еще одна ложь: по ее наблюдениям, Страйку это было глубоко безразлично.
– Знаешь что, я просто хочу, чтобы он присутствовал, – объявила Робин, наконец-то сказав правду.
Ей хотелось, чтобы работа, интереснее которой у нее никогда не было, переплелась с ее личной жизнью, пока еще не допускавшей такого сближения; пусть бы из них образовалось приемлемое для всех единое целое; пусть бы Страйк пришел на венчание и одобрил («одобрил»! С какой стати он должен одобрять?) ее брак с Мэтью.
Она подозревала, что Мэтью будет далеко не в восторге, но надеялась, что к тому времени мужчины успеют познакомиться и сдружиться; если этого еще не произошло, то не по ее вине.
– А кто-то еще устроил истерику, когда я хотел пригласить Сару Шедлок, – заметил Мэтью; это был удар ниже пояса.
– Хорошо, пригласи ее! – разозлилась Робин. – Только это не одно и то же… Корморан никогда не пытался затащить меня в постель… как прикажешь понимать твою ухмылку?
Когда скандал разгорелся не на шутку, позвонил отец Мэтью и сообщил, что странные покалывания, на которые жаловалась неделю назад мать Мэтью, оказались микроинсультом. После этого и до Робин, и до Мэтью дошло, что продолжать перепалку насчет Страйка было бы кощунством, и, теоретически помирившись, они безо всякого настроения легли в постель, хотя оба – как понимала Робин – внутренне кипели.
Страйк появился из кабинета только к полудню. На этот раз он был не в костюме, а в грязном, дырявом свитере, в джинсах и кроссовках. На его лице темнела густая щетина, которая отрастала за сутки. Робин тут же забыла о своих неприятностях и уставилась на босса: даже в ту пору, когда ему приходилось ночевать у себя в кабинете, он никогда не выглядел бомжом.
– Сделал несколько звонков для досье Инглз и раздобыл кое-какие телефонные номера для Лонгмана, – сообщил он Робин, протягивая ей старомодные, от руки пронумерованные на корешках картонные папки, какие привык использовать для подшивки документов еще в Бюро специальных расследований.
– Это… маскарад? – спросила она, разглядывая жирные (или какие-то другие) пятна на коленях его джинсов.
– Угу. Для дела Ганфри. Это долгая история.
Пока Страйк заваривал на двоих чай, они успели обсудить состояние трех текущих дел. Робин узнала последние сведения и планы дальнейших действий.
– А что слышно насчет Оуэна Куайна? – спросила она, принимая горячую кружку. – Что говорит его агент?
Опустившись на диван, который, как обычно, издал под его весом неприличный звук, Страйк поделился с ней подробностями беседы с Элизабет Тассел и встречи с Кэтрин Кент.
– Готов поклясться: в первый момент она приняла меня за Куайна, – сказал Страйк.
Робин засмеялась:
– Ты не настолько толстый.
– Спасибо тебе, Робин, – сухо бросил он. – Когда же до нее дошло, что я – не Куайн, а какой-то незнакомый тип, она сказала: «Я этим больше не занимаюсь». Ты что-нибудь понимаешь?
– Нет… но… – смущенно начала Робин, – я, честно говоря, вчера откопала кое-что насчет Кэтрин Кент.
– Каким образом? – поразился Страйк.
– Ну, ты ведь говорил, что она самостоятельно публикует свои произведения, – напомнила ему Робин, – вот я и решила пошарить в Сети, посмотреть, нет ли там чего-нибудь интересного… – двумя щелчками мыши она открыла нужную страницу, – и наткнулась на ее блог.
– Молодчина! – Страйк с готовностью оторвался от дивана, обошел вокруг письменного стола и остановился за спиной у Робин.
Дилетантски оформленный сайт назывался «Моя литературная жизнь». Главную страницу украшали рисунки гусиных перьев и чрезвычайно лестная фотография Кэтрин Кент, сделанная, по оценке Страйка, добрых десять лет назад. Блог представлял собой список постов, организованный по датам, в форме дневника.
– Основная ее мысль – что издатели-консерваторы не смогут распознать хорошую книгу, даже если получат ею по голове, – сказала Робин, прокручивая страницу вниз, чтобы Страйк составил общее представление. – Эта красавица написала три романа – по ее словам, в жанре эротического фэнтези, – которые образуют серию «Сага о Мелине». Их можно загрузить на «Киндл».
– Совершенно не хочется снова читать скверные книжки, – сказал Страйк. – С меня хватило «Братьев Блудняк». А насчет Куайна здесь что-нибудь есть?
– Полно, – ответила Робин, – если допустить, что он тот самый, кого она называет Великим Писателем. Сокращенно – ВП.
– Вряд ли она спит сразу с двумя писателями, – заметил Страйк. – Наверняка он. «Великий» – это, конечно, громко сказано. Ты, например, до встречи с Леонорой знала имя Куайна?
– Нет, – призналась Робин. – А вот и он, смотри, второго ноября.
Сегодня вечером интересная беседа с ВП на тему Сюжета и Повествования что не одно и тоже. Для тех, кто не знает: Сюжет – это то, что происходит, а Повествование – это сколько ты показываешь читателю и как ты это показываешь.
Приведу пример из моего второго романа «Жертва Мелины».
«Когда они шли к Хардерельскому лесу, Лендор поднял свой точеный профиль, чтобы посмотреть, далеко ли еще до цели. Его тренированное тело, доведенное до совершенства верховой ездой и стрельбой из лука…»
– Прокрути наверх, – не выдержал Страйк, – посмотри, что еще там есть про Куайна.
Робин так и сделала; она остановилась на сообщении от двадцать первого октября.
Итак, звонит ВП, что не может со мной встретиться (опять). По семейным обстоятельствам. Чт’о я могу сказать, кроме того, что все понимаю? Когда мы полюбили друг друга, я знала, что мне будет не легко. Не могу писать открытым текстом, скажу только, что он привязан к нелюбимой жене из-за Третьей Стороны. Это не его вина. И не вина Третьей Стороны. Жена его не отпустит, хоть это было бы лучше для всех, вот и получается, что мы заперты, как мне иногда кажется в Чистилище Жена про меня знает, но претворяется что нет. Не знаю как можно жить с человеком, чье сердце принадлежит другой, я бы так не смогла. Так же ВП говорит, что для нее Третья Сторона важней всего, даже важней чем Он. Удивительно как часто «Забота» ровняется глубокому Эгоизму.
Кто-то скажет, что я сама виновата: полюбила Женатого мужчину. Вы не сможете сказать мне ничего такого, чтобы не говорили мне подруги, сестра и Мама. Я пыталась разорвать этот круг, но могу только сказать, что у Сердца свой разум, о котором Разум не ведает. И вот сегодня я весь вечер плачу и жду, когда у меня измениться Разум. ВП сказал мне, что почти закончил свой Шедевр и что книга получилась лучше всего написанного им раньше. «Надеюсь, тебе понравится. Там есть про тебя». Что можно сказать, когда Великий Писатель упоминает тебя в своем шедевральном произведении? Он столько мне дает и я это ценю. Мы, писатели, можем впустить в свое сердце кого угодно, даже неписателя, но что бы в свою Книгу?! Это нечто. Это совсем другое.
Не могу разлюбить ВП. У Сердца свой Разум.
Ниже шли комментарии.
Что ты скажешь, если я тебе признаюсь, что он зачитал мне один отрывок? Пиппа2011.
Ты играешь с огнем Пип, мне он ничего не зачитывает!!! Кэт.
Еще не вечер. Пиппа2011 хххх
– А вот это уже интересно, – оживился Страйк. – Очень интересно. Когда Кент вчера бросилась на меня с кулаками, она кричала, что некая Пиппа собирается меня убить.
– В таком случае посмотри сюда, – заволновалась Робин, переходя к девятому ноября.
В первый день нашего знакомства ВП мне сказал: «Твоему произведению грош цена, если в нем никто не истекает кровью, хотя-бы ты сама». Как известно читателям этого Блога, я Метафорически вскрыла себе вены – и здесь и в своих книгах. Но сегодня у меня такое чувство, будто меня смертельно ранил тот, кому я привыкла доверятся.
«О, Макхит! Ты лишил меня покоя. Мне было бы отрадно видеть, как тебя пытают».
– Откуда эта цитата? – спросил Страйк.
Пальцы Робин проворно забегали по клавиатуре.
– Нашла: Джон Гей, «Опера нищего».
– Подумать только, какие встречаются эрудитки среди тех, кто путает «также» и «так же» и без разбора ставит заглавные буквы.
– Не всем же быть гениями пера, – упрекнула его Робин.
– И слава богу. Я о таких наслышан.
– Взгляни на комментарий под этой цитатой, – сказала Робин, возвращаясь к блогу Кэтрин.
Пройдя по ссылке, она вывела на экран одно-единственное предложение.
Когда тебя вздернут на дыбу, Кэт, я своей рукой поверну рычаг.
Этот комментарий тоже был подписан «Пиппа2011».
– Пиппа – та еще штучка, верно? – отметил Страйк. – А нельзя ли узнать, на что живет эта Кент? Вряд ли эротическое фэнтези дает ей возможность платить по счетам.
– Здесь тоже не все так просто. Вот, смотри.
Двадцать восьмого октября Кэтрин написала:
Как и большинство Писателей, я вынуждена подрабатывать. Из соображений безопастности буду краткой. На этой неделе в нашем Учреждении опять усилили охрану, а значит у моего Коллеги по работе следовательно (новоявленный святоша, ханжески суется в мою личную жизнь) получил повод предложить начальству, что бы блоги и т. д. проверялись на предмет утечки информации. К счастью здравый смысл одержал верх и никакие действия не предпринимаются.
– Загадка, – сказал Страйк. – Усилили охрану… женская тюрьма? Психушка? Или мы уже подошли к промышленному шпионажу?
– А вот еще, взгляни: тринадцатое ноября.
Робин прокрутила текст вниз, до самого последнего сообщения, которое следовало за признанием Кэтрин в получении смертельной раны.
Три дня назад моя любимая сестра, которая боролась до последнего, скончалась от рака груди. Заранее спасибо всем-всем за добрые слова и поддержку.
За этим сообщением следовали два комментария, которые Робин тут же открыла.
Пиппа2011 написала:
Как печально Кэт. С любовью ххх.
На что Кэтрин ответила:
Спасибо Пиппа ты настоящий друг хххх
Высказанная авансом благодарность Кэтрин всем-всем уныло висела над этим скупым обменом репликами.
– Зачем это? – с тягостным чувством спросил Страйк.
– Ты о чем? – не поняла Робин и повернулась к нему.
– Зачем люди этим занимаются?
– Ведут блоги? Не знаю… Была же у кого-то фраза, что, мол, неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы жить.
– Да, у Платона, – подтвердил Страйк, – но здесь не осмысление жизни, а сплошной эксгибиционизм.
– Ой! – Робин так вздрогнула от своей забывчивости, что облилась чаем. – Совсем из головы вылетело! Вчера, когда я уходила домой, позвонил Кристиан Фишер. Он интересуется, не собираешься ли ты писать книгу.
– Что-о-о?
– Книгу, – повторила Робин, давясь от смеха при виде перекошенной физиономии Страйка. – Автобиографию. О службе в армии, о расследовании гибели Лулы Лэндри…
– Перезвони ему, – распорядился Страйк, – и скажи, что нет, я не собираюсь писать книгу.
Осушив свою кружку, он направился к стойке для одежды, где рядом с его черным пальто теперь появилась видавшая виды кожаная куртка.
– Насчет сегодняшнего вечера не забыл? – предчувствуя недоброе, спросила Робин.
– А что сегодня вечером?
– Мы хотели встретиться, – обреченно выговорила она. – Втроем, с тобой и с Мэтью. В «Кингз армз».
– Нет, не забыл. – Страйк не понял, почему у нее такой напряженный, жалкий вид. – Во второй половине дня у меня дела, так что увидимся прямо там, ладно? В восемь, правильно?
– В восемнадцать тридцать. – Робин совсем приуныла.
– Точно. В восемнадцать тридцать. Приду… Венеция.
Робин не поверила своим ушам:
– Откуда ты…
– Из приглашения, – ответил Страйк. – Редкое имя. Почему тебя так назвали?
– Потому что я… ну… по всей видимости, меня там зачали. – Робин покраснела. – В Венеции. А у тебя какое второе имя? – спросила она, наполовину любопытствуя, наполовину сердясь за его смешки. – «К. Б. Страйк» – что означает буква «Б»?
– Я пошел, – сказал Страйк. – Увидимся в восемь.
– В шесть тридцать! – выкрикнула она в сторону закрывающейся двери.
Путь Страйка лежал в Крауч-Энд, где находился заштатный магазин электронной техники. В подсобке хранились под замком краденые мобильные телефоны и ноутбуки, из которых заранее были удалены все личные данные, после чего очищенные гаджеты и удаленная из них информация продавались по отдельности любым заинтересованным лицам.
Владелец этой процветающей торговой точки доставлял массу неприятностей мистеру Ганфри – одному из клиентов Страйка. Мистер Ганфри (который сам был похлеще того жулика, что проник, по сведениям Страйка, в его корпоративный центр) совершил ошибку, перейдя кое-кому дорогу. С точки зрения Страйка, мистеру Ганфри лучше было бы убраться с рынка, пока не поздно. Страйк, у которого были общие знакомые с конкурентом мистера Ганфри, знал, что тот не остановится ни перед чем.
О проекте
О подписке