© Т. И. Бреславец, перевод, 2024

© Л. М. Ермакова, предисловие, перевод, 2024

© Издательский Дом «Гиперион», 2024

Шанхай

1

Высокий прилив вспучил воды реки и устремил их вспять. Сигнальная вышка метеостанции показывала слабую силу ветра. В вечернем тумане шпиль морской таможни затягивало мглой. На бочках, загромождавших мол, сидели до нитки промокшие кули^[1]. По тяжелым волнам продвигался потрепанный парусник, кренясь и поскрипывая.

Санки, мужчина с бледным лицом и проницательным взглядом средневекового самурая, обойдя квартал, вернулся на набережную. На скамье, у кромки прибоя, сидели русские проститутки. Тусклый фонарь сампана^[2], выгребающего против течения, непрестанно мигал перед их безмолвным взором.

– Торопишься? – спросила по-английски Санки одна из проституток. Он заметил на складках ее двойного подбородка белые пятнышки. – Садись, местечко найдется.

Он молча уселся рядом. Моторные лодки глухо бились о причал, сцепленные друг с другом носами и привязанные к его черным сваям.

– Угости сигаретой, – попросила женщина.

Санки достал пачку и спросил:

– Ты что, каждый вечер сюда приходишь?

– Да.

– Видно, у тебя совсем нет денег.

– Денег?

– Ну да.

– Ни денег нет, ни родины.

– Скверно.

– Еще бы…

Цепляясь за реи, туман струился будто пар. Женщина закурила. Каждый раз, когда лодки, привязанные к каменной стенке, покачивались на волнах, газовый фонарь высвечивал названия судов. От группы китайцев, затеявших на бочках картежную игру, доносилось глухое позвякивание медяков.

– Может, пойдешь со мной?

– Нет, сегодня не получится.

– Фу, как скучно…

Женщина положила ногу на ногу. Вдалеке мост пересек рикша. Санки вынул часы. Коя уже должен был приехать. Он обещал познакомить Санки с какой-то танцовщицей по имени Мияко. Коя занимался пиломатериалами в Сингапуре, а приехал в Шанхай, в этот мрачный китайский порт, чтобы подыскать себе невесту^[3].

Свет газовых фонарей, лившийся сквозь влажные ветви лип, падал на сморщенные носки туфель проституток. Вскоре в этих полосах света начали скользить потоки тумана.

– Может, пойдем домой? – предложила одна из женщин.

– Давай.

Женщины поднялись и одна за другой пошли вдоль железной ограды. Одна молодая, шедшая позади остальных, обернулась и мельком взглянула на Санки выцветшими глазами. Сидя с сигаретой во рту, он почувствовал, как его переполняет грусть воспоминаний. Когда Кёко сообщила ему об отъезде, она, уходя, бросила на него такой же прощальный взгляд.

Перешагивая через черные цепи пришвартованных лодок, женщины скрылись среди бочек. После них остались несколько мокрых перьев да растоптанная кожура банана.

Санки откинулся на спинку скамьи и задумался о матери, оставшейся на родине. Она продолжала неустанно писать ему ласковые письма.

Он не был в Японии уже десять лет. Все это время он только и делал, что сидел за решеткой в окошке банка и умудрялся кончиком пера зашивать прорехи в депозитах, куда запускал руку управляющий. Санки наконец осознал, какое нужно иметь безграничное терпение, чтобы стараться аккуратно и честно выявлять нечестность других. И еще, хотя он считал это полной глупостью, его исподволь захватывало очарование смерти. Раз в день, пусть в шутку, но он непременно обдумывал способы покончить с собой. Словно это было единственное средство разобраться с жизнью. Если он, прихватив Кою, выбирался куда-нибудь выпить, то всегда пользовался случаем сказать:

– Вот когда ты раздобудешь миллион иен, ты, вероятно, решишь, что добился успеха. А я достигну его лишь в том случае, если засуну голову в петлю.

В подобном духе он высказывался постоянно, но дальше разговоров дело не шло – снова перед глазами всплывал образ матери, и Санки на следующее утро, отбросив тягостные мысли, как ни в чем не бывало отправлялся на службу. «Я живу только из-за сыновней почтительности. Я – плоть от плоти своих родителей. Своих родителей… Но что я знаю о них?»

В действительности Санки позволял себе только одно – время от времени давать волю слезам, вспоминая далекое детство.

Потом, засунув руки в карманы, он отправлялся на улицы взглянуть на бурное веселье живых людей, приехавших со всего света, напоминающее карнавал.

После того как из Сингапура приехал Коя, Санки впервые за долгие годы воспрянул духом. Они были дружны с начальной школы. Санки был без памяти влюблен в младшую сестру Кои, Кёко. Однако Коя узнал об этом лишь после того, как та вышла замуж. Он в сердцах упрекал друга:

– Ты дурак, точно. Почему не сказал мне об этом ни слова? Если бы сказал, то я…

Санки же считал, что если бы он все рассказал, то, несомненно, поставил бы Кою в неловкое положение, поэтому и молчал. Санки тайно страдал в одиночестве вплоть до сегодняшнего дня. А сейчас его уже ничего не тревожило – ни радости жизни, ни любимая женщина, ни Япония. Лишь иногда он волновался, когда с родины приходили сообщения о том, что страна шаг за шагом продвигается по пути прогресса, – лишь это вселяло тихую радость в сердце. Но недавно Коя известил его о том, что муж Кёко умирает от туберкулеза, и Санки почувствовал облегчение, словно из него вынули занозу.

2

Квартал полуразрушенных кирпичных зданий. На его узких улочках толпились китайцы в черных одеждах с длинными рукавами – похожие на морские водоросли. На мостовой на корточках сидели нищие. Над их головами свисали пузыри и окровавленные ломтики карпов, нарезанных кружками. По соседству, у фруктовой лавки, высились груды манго и бананов, высыпанных прямо на дорогу. Рядом с фруктовой лавкой находилась мясная. Несметное количество ободранных свиных туш болталось тут, свесив копыта, являя кроваво-черные нутряные пещеры. За плотно набившими лавку тушами проглядывал из глубины только белый циферблат настенных часов, сверкающий, точно глаз.

Между фруктовой и мясной лавками начинался глубокий проход, чей свод поддерживали покосившиеся кирпичные столбы. Проход вел к турецкой бане, в которой Коя, вместо того чтобы встретиться с Санки, слушал патефон, сидя в клубах пара, а о-Рю массировала ему спину. О-Рю стала содержанкой богатого китайца и хозяйкой этой бани. Разумеется, она не обязана была посещать гостевые ванные. Однако, выбирая клиента по душе, она отвела для развлечений несколько помещений, что, безусловно, выгоды ей не приносило. Прежде чем войти к клиенту, она обычно покрывала все тело густой мыльной пеной.

Закончив массаж, о-Рю принялась намыливать Кою.

Когда их головы выплыли из облаков пены, о-Рю спросила:

– Вы куда собираетесь сегодня вечером?

Коя вспомнил, что условился встретиться с Санки.

– Меня Санки ждет на пристани. А который час?

– Да оставьте вы его, он наверняка сам сюда заявится. Для меня важнее другое – когда вы собираетесь вернуться в Сингапур?

– Еще не знаю. Я думаю, что не раньше, чем мы избавимся от филиппинских конкурентов.

– Значит, вы уже занялись подыскиванием супруги?

– Да нет. Собственно, мне спешить некуда; да и нам ни к чему сейчас говорить об этом.

Внезапно о-Рю шлепнула пеной по лбу Кои и повернула переключатель. Шипение рвущегося из стен пара смешалось со звуками патефона, заигравшего популярную песенку «Только мой». В такт ей Коя начал слегка пританцовывать. Мыльная пена, неторопливо сползая, обнажала его тело и растекалась по полу белыми цветами.

На спине о-Рю начала медленно проступать великолепная татуировка в виде паука.

– Как только надумаете жениться, обязательно посоветуйтесь со мной!

– Но обычно ты от меня все скрываешь, а я только и делаю, что с тобой советуюсь, разве не так?

– У нас с вами разные положения. Я ведь любовница китайца.

– Вот наконец довелось услышать нечто откровенное…

На пауке, раскинувшем лапы по спине о-Рю, выступил пот. В конце концов пар заполнил всю комнату, так что и хозяйка, и гость совсем скрылись из виду. Сквозь завесу пара донесся голос о-Рю:

– Обещайте, что сегодня вечером вы никуда не пойдете.

– Так ведь меня ждет Санки!

– Дался вам этот Санки, он наверняка где-то гуляет!

– Можно попросить убавить пар?

– Ну нет, пока не скажете, что не пойдете…

– Дышать нечем…

– Да прекратите вы жаловаться – терпите! Здесь каждый хоть разок должен помучиться!

– Мадам…

Смолкли голоса, смолкло и шипение пара.

3

Санки, устав от ожидания, направился к бане. А в это время Коя шел на пристань встретить его.

Санки молча опустился на диван в гостиной. Из глубины бани до него доносилась какая-то песенка на португальском, перемежавшаяся веселыми голосами банщиц. Иногда свист пара заставлял стены вибрировать, а тюльпаны на столе дрожали и раскачивались.

К нему вышла одна из банщиц. Сев рядом, она искоса посмотрела на него.

– Устала?

Девушка закрыла лицо руками и потупилась.

– Найдется свободная ванна?

Банщица молча кивнула.

Санки давно нравилась эта молчаливая девушка по имени о-Суги. Когда бы он ни пришел, она всегда зачарованно смотрела на него из-за спин подружек.

Вскоре шумной толпой в тесный коридор ввалились банщицы, наполнив его влажным воздухом:

– Да это же господин Санки! Давненько не заходили!

Санки, положив подбородок на рукоять трости, внимательно рассматривал женщин.

– Вы всегда выглядите таким несчастным, – сказала одна из них.

– Это потому, что у меня долги.

– Да ладно, у кого их нет!

– Но на ванну я наскребу…

Женщины рассмеялись. Тут вернулась о-Суги, закончив приготовление ванной комнаты. Санки вошел, лег на лавку и вытянулся. Кожа под горячим паром начала смягчаться. Его постепенно охватывала дремота, и в голову пришло: а что, если так и заснуть в этом пару…

Он повернул переключатель и закрыл глаза. С каждым мгновением ему становилось жарче. Он подумал: вот бы так и умереть – и уже в полудреме увидел Кёко. Замелькали перед глазами встревоженные лица назойливых кредиторов. Выплыло радостное лицо его мерзкого управляющего.

Санки был единственным, кто знал о его хищениях – например, о махинациях с депозитами. Наверняка рано или поздно банк закроют. Тысячи лиц, виденных им по ту сторону зарешеченного окошка, вихрем закружились перед его мысленным взором. Но довольно. Ведь все, что ни случается, лишь прибавляет человеку морщин.

Отворилась дверь – что ж, входи, кто бы ты ни был. Санки лежал неподвижно, закрыв глаза. От двери широкой волной пробежал поток свежего прохладного воздуха. Его лицо накрыли полотенцем. Должно быть, это о-Рю. Разглаживать морщины – ее ремесло.

На время в ванной комнате установилась тишина. Санки представил, как желтый паук на спине о-Рю разглядывает его, распростертого на лавке, и поежился.

– О-Суги? – Санки умышленно произнес это имя.

Никто не ответил. Он желал, чтобы его соблазняла о-Суги, но к нему льнула о-Рю. Вот он и хотел, чтобы она знала о его желании развлечься с о-Суги. Санки были неприятны ухаживания о-Рю, поэтому он решил подразнить ее. Все еще с закрытыми глазами, ухмыляясь, он простер обе руки и попытался поймать ее.

– Эй, о-Суги, захочешь убежать, да не сможешь! Мои руки как лапы паука, так что берегись!

Произнеся это, Санки смутился: как-то неловко вышло. Но глаз не открыл. Почему бы и не посмеяться, раз уж так получилось?

Вопреки его ожиданиям, дверь резко отворилась, было похоже, что кто-то вышел из комнаты. Некоторое время Санки не двигался, прислушиваясь и ощущая кожей движение воздуха. Внезапно за дверью раздался страшный шум и на него кто-то налетел. Послышался плач, и Санки догадался, что это о-Суги.

Разозлившись на о-Рю, он, однако, понял, что выплеснуть свои эмоции сейчас – значит лишить о-Суги работы. Сняв полотенце, Санки уставился на растрепанные волосы плачущей девушки. Затем, не сказав ни слова, вышел из ванной, оделся и уже из другой комнаты позвал о-Рю.

О-Рю вошла, смеясь, и, как ни в чем не бывало, сказала:

– Что-то слишком поздно вы сегодня.

– Поздно так поздно, а ты лучше скажи, что это сейчас было?

– А что?

– Да вот – с о-Суги.

– Эта девчонка ни на что не годится, совсем неповоротливая.

– Так что, хочешь, чтобы я о ней позаботился?

– Да уж сделайте одолжение, буду премного благодарна!

Санки понял, что его шутка может испортить человеку жизнь. Чтобы спасти девушку, ему придется склонить голову перед о-Рю. Но и это может оказаться бесполезным, ведь она уже приняла решение выгнать о-Суги. Что же делать?

Санки взял о-Рю за руку и привлек к себе:

– Послушай, в последнее время я помышлял только о смерти, но после встречи с тобой эти мысли меня покинули.

– Почему вы так хотите умереть? – спросила о-Рю.

– Что значит – почему? Неужели непонятно?

– Конечно, непонятно! Это надо же – ни с того ни с сего взять и помереть!

– Я к тебе со всей душой, а ты бог знает что городишь! Хотя бы сделала вид, что сочувствуешь.

О-Рю ударила Санки по плечу.

– Тьфу, да замолчите же! Вас послушать – так даже я захочу на тот свет, вы и меня собьете с толку!

О-Рю поднялась и собралась выйти из комнаты, но Санки удержал ее за руку:

– Послушай, если ты вот так уйдешь, то сегодня ночью я за себя не ручаюсь.

– Ну и давайте! Хотите сдохнуть – так подыхайте! К черту все это!

– Если я умру, то у тебя будут проблемы.

– Не болтайте глупостей! Ну-ка, отпустите! Нынче вечером и я, может, захочу сдохнуть!

О-Рю вырвалась из рук Санки и ушла. Он почувствовал, что свалял дурака, и еще больше разозлился на нее. Он лег на постель и стал поглаживать мягкий мех одеяла, чтобы успокоиться.